Симфония в прозе

Рубрика в газете: Жизнь национальностей: в поисках гармонии, № 2020 / 23, 18.06.2020, автор: Княз ГОЧАГ

---

Диалог немузыкальных критиков – ценителей русской словесности – о музыке и настоящем прошлом, представленном в романе Максима Замшева «Концертмейстер».

---

 

 

Княз ГОЧАГ, азербайджанский писатель, живущий в российской Югре: Перед самым карантином мне удалось на пару дней прилететь в Москву. В Союзе писателей на Комсомольском нам с моим земляком, видным азербайджанским прозаиком Мамедом Оруджем, вручали премии за переводы российских авторов, а друг подарил мне книгу. Не свою. Но с автографом. На титуле Максим Замшев написал: «Александру Чистякову, дорогому другу и брату с самыми тёплыми пожеланиями». Было как-то неловко принять такой подарок, ведь книга подписана не мне…
– Княз, не переживай, – сказал мне друг. – Я знаю, как ты любишь «вкусную» литературу. Кому другому ни за какие деньги бы не отдал, а тебе – знаю, понравится. Но вот сможешь ли ты купить её у себя в Сибири? А мне Максим ещё одну подпишет.
И правда, в нашем городском книжном магазине было всего три экземпляра «Концертмейстера», которые раскупили в первый же день. И мне пришлось бы заказывать её через интернет и долго ждать доставки. А тут – повезло и я начал читать ещё в самолёте эту удивительную симфонию в прозе. Уже дома в Пыть-Яхе я читал её медленно, с наслаждением вслушиваясь в каждую строчку. С долгими паузами, чтобы успеть прочувствовать интонации, чтобы успело отзвучать и затихнуть эхо поэтичной мелодии удивительно яркой и действительно «вкусной» прозы. Мы несколько раз созванивались с Александром и уже на второй наш звонок я начал включать диктофон, чтобы записать нашу совместную с другом рецензию.
Помнится, в первом разговоре я сказал, что с первой же главы новый роман Максима Замшева напомнил мне лучшие образцы «городского романа», сравнил его с прозой таких мастеров, как Юрий Трифонов и Андрей Битов, но со стойким ощущением, что это проза, написанная поэтом.
– Бери выше! – ответил мне друг, не только мой, но и Максима Замшева (его однокурсник по Литературному институту). – Если ты говоришь о композиции романа, то да. Со времён Лермонтова такую «дискретную» непоследовательную хронологически композицию очень любят использовать поэты, когда переходят на прозу. Собственно лермонтовский «Герой нашего времени» – это и был первый в мире роман с такой «нестандартной» композицией. Но, думаю, что если «Концертмейстера» прочтёт композитор или музыковед, то наверняка там отыщутся какие-то скрытые законы построения симфонии – всякие прелюдии, смены ритмов и обязательное крещендо в финале…
К.Г. Получается, что это проза и поэта, и музыканта. Я не большой знаток классической музыки. Но теперь мне хочется прослушать каждое произведение, которое упоминается в этой книге. Особенно «Мимолётности» Проковьева, которые так подробно разобраны героями, хотя из их бесед о тональностях я и половины, наверное, не понял. Жаль, что я не специалист в интернет-фонотеках. Придётся попросить жену скачать всё по списку. Особенно этого Лапшина – одного из главных героев. Точнее Локшина.
Александр ЧИСТЯКОВ, московский поэт: Да, именно Локшин Александр Лазаревич – реально существовавший советский композитор и стал прототипом одного из главных героев. В начале марта мы с Максом были в Пензе и там на открытой лекции для местных студентов Максим рассказывал, что знаком с сыном композитора и, собственно, желание развенчать слухи о том, что Локшин был доносчиком НКВД, и стало одной из причин для написания романа. Это знаешь, как Фадеев наоборот. Тот в «Молодой гвардии» навеки заклеймил Виктора Третьякевича. И сколько бы потом не реабилитировали героя-комсомольца, народ-то помнит историю по фильму и по роману… А тут наоборот – именно по роману Максима Замшева «Концертмейстер» все узнают подлинную историю композитора Локшина.

К.Г. Сюжет романа охватывает почти сорок лет советской истории – с 1947 по 1985 год. И есть там одна интересная сюжетная линия из семьи Норштейнов-Храповицких. Отец главного лирического героя Арсения в своё время подписал коллективное письмо против Солженицына, но потом не захотел подписывать письмо против своего начальника, то есть, он вроде бы положительный герой. Вот и про самого Максима Замшева на посту главного редактора писатели из разных лагерей говорят разное. Как-то не чётко прописана гражданская позиция…
А.Ч. А какая была гражданская позиция у автора «Тихого Дона и «Поднятой целины»? Макар Нагульнов – он кто – герой-большевик или садист и разбойник? Максим Замшев в литературе – давно уже состоявшийся Мастер (именно с большой буквы). Ярлыки пусть развешивают бездарности. А настоящий писатель взывает к совести и душе человеческой. Что же до «коллективных писем», то вот тебе реальная история из нашего Литинститута.
Мы с Максом у нашего мастера курса изначально числились в любимчиках. И вот ещё на первом курсе в 1996 году мы вдвоём завалились как-то к Владимиру Ивановичу Фирсову в редакцию журнала «Молодая гвардия». И Макс вдруг как бы между делом спросил:
– Владимир Иванович, а почему вы подписали коллективное письмо об изгнании Пастернака из Союза писателей?
А Фирсов ответил:
– А я и сейчас считаю, что Пастернаку не место в Союзе СОВЕТСКИХ писателей.
А после рассказал нам, как в более грозные годы автор «Гренады» Светлов неоднократно уходил в запой накануне всяких подписных кампаний с расстрельными списками.
К.Г. И ещё там есть сквозной отрицательный персонаж – майор МГБ Отпевалов. А сын этого кровавого энкавэдешника оказывается героем положительным. А диссидент Вольдемар сочувствия не вызывает, хоть и жертва КГБ…
А.Ч. Ну, не знаю. Что касается чекиста Отпевалова, то под конец, когда он материт Горбачёва и его присных, когда расправляется с питерскими гопниками, он мне даже симпатичен. А насчёт доносов и писем, скажу, что мы с Замшевым относимся к «поколению последних пионеров». И хоть литературные пристрастия у нас не всегда совпадают (ему, наверное, ближе Бродский, а мне – Рубцов), но и к коммунистам-перевёртышам, и к диссидентам у нас отношение примерно одинаковое. Мы уже дядьки взрослые и всё про всех понимаем. И на тех, и на тех насмотрелись. В нашем поколении вообще пацаны повыбиты в перестрелках лихих девяностых, а те, кто не спился и не скурвился, те превыше всего ценят совесть. Честь она и у господ-офицеров какая-то разная бывает, а вот порядочность, настоящая дружба, и снова совесть – это уж настоящее. Кстати, первая книга стихов Максима Замшева так называлась «Ностальгия по настоящему».

«Я тоскую по Советскому Союзу,
По друзьям, дворам и сборной по хоккею…»

К.Г. Я как раз сейчас работаю над переводами стихотворений Замшева на азербайджанский язык. Заметил интересную деталь. На подстрочник сюжеты и образы его переводятся легко. Его метафоры прозрачны и понятны на всех языках. Но вот соединить это в переводе с авторской внутренней мелодией уже не всегда просто. Вроде бы и классический стихотворный размер, а внутренний ближе к джазу или действительно к симфонической музыке. И в прозе у него, в описании не только природы, но и внутренних переживаний, и даже в эротических этюдах тоже самое получается. Обычно все описания мы представляем, как картинку, видим, а тут то ли слышим, то ли ощущаем практически на вкус.
А.Ч. Это издержки музыкального образования. Шучу. И завидую. На самом деле русский поэт обязан обладать абсолютным музыкальным слухом. Но тут ещё профессиональное музыкальное образование и талант импровизатора. Сейчас я редко вижу Макса за роялем, а лет двадцать-двадцать пять назад он виртуозно мог про каждого человека сыграть музыкальный портрет, даже про малознакомого. Все девчонки на курсе млели. Наверное, именно музыкальной школой можно объяснить его умение совмещать прозу, поэзию, журналистику и общественную работу. В прозе ведь главное – усидчивость и регулярность. В то время, как мы с гитаркой раз в неделю орали на Арбате «Поворот» Кутикова или мурлыкали про плотик, он часами каждый день гаммы играл и в Гнесинке классические произведения разучивал. Куда там с нашим рок-н-роллом и большим мажорным квадратом.
К.Г. Я понимаю, что за исключением Лапшина – Локшина, остальные персонажи романа «Концертмейстер» – это образы собирательные, знаю, что хороший писатель почти в каждого своего героя вкладывает какие-то свои личные черты, мечты или комплексы. Но мне кажется, что именно в Арсении Храповицком, фактическом главном герое романа Максим Замшев вывел себя. Хотя, конечно же, не стоит путать автора с его лирическим героем, но ты давно знаешь Максима, скажи: они действительно похожи?
А.Ч. На презентациях и в интервью Замшев так и говорит, что многое вложил в Арсения из личного опыта. Естественно, с разницей в возрасте. Но не так всё однозначно. Вот, например, Максим и вправду служил срочную в оркестре в Ленинграде и армейский сюжет написан явно с натуры. Но есть там второстепенный персонаж – друг Петька Севастьянов, призванный в армию из Москвы на полгода позже главного героя. И живёт он в Москве восьмидесятых вместе с бабушкой и мамой в композиторском доме. Правда не на Кутузовском, а на студенческой… С другой стороны, в младшем брате Арсения Димке есть очень много «замшевого». Особенно в конце, когда Димка – маменькин сынок – в один вечер превращается в мужчину, сперва спасая собаку, потом, порываясь убить Вольдемара. Есть у Макса внутри что-то такое, что разглядела в книжном Димке Аглая «во всей простоте, ясности, неуправляемой пока крепости и цельности характера». С виду рыхлый, а внутри – фиг согнёшь. Это я тебе, как бывший рукопашник, говорю.
К.Г. Мне до сих пор не очень понятно, как смогли стать друзьями два таких разных поэта: Максим Замшев и Александр Чистяков – музыкант из Гнесинки и хулиган с московских окраин. Наверное, буйная студенческая молодость, которая так редко перерастает в настоящую мужскую дружбу. Но я благодарен за эту дружбу этим двум замечательным русским поэтам за прочитанный роман, за интересный взгляд на прошлое и настоящее, за новое прочтение классики. А теперь я пойду попрошу скачать мне в интернете классику: Локшина, Шостаковича и далее по списку из романа «Концертмейстер».