СОВЕТСКИЕ ОТГОЛОСКИ

Рубрика в газете: МОЛОДЫЕ ЖАНРЫ, № 2018 / 42, 16.11.2018, автор: Александра ИЗОТТА

 

 

Речь реципиента. Как бы ни была тяжела и трудна работа литератора в XXI веке, работа вдумчивого и взыскательного читателя всё же может с ней сравниться. Бесконечный ряд поэтов в разбросанных по Интернету изданиях, ежегодные конкурсы, приносящие новые имена (которые так же быстро будут унесены информационной волной), отсутствие ясных ориентиров и удобных знаков качества делает жизнь читателя современной поэзии настоящей каторгой. Привыкшие к пассивному восприятию информации миллениалы неожиданно оказываются перед необходимостью хитроумно добывать блестящие стихи, и для этого им неизбежно придётся обрабатывать сотни страниц пустой породы. Не потому ли сообщество современных российских поэтов (обречённых читать друг друга) вынуждены обходиться без читателей?

 

 

Задача читателя не ограничивается поиском достойного автора. Именно на плечи реципиента ложится груз первичной обработки текста – ещё до всякого переживания, до понимания деталей должен он дать стихотворению и голос, и звук, насытить красками интонаций и акцентов, выделить ему место в собственном внутреннем мире. Это чудо воскрешения мёртвых строчек заслуживает не меньшего интереса, чем внимательный и компетентный анализ произведения литературным критиком или вдохновлённый отзыв собрата-поэта.

 

 

Разумеется, читательский опыт остаётся сугубо индивидуальным, но это не уменьшает ценности переживания и может оказаться значимым ориентиром для тех, кто всё ещё ищет своего поэта.

 

 

Имя Юрия Казарина на слуху, и не потребуется много времени, чтобы найти его стихи в литературных журналах. Статья в Википедии содержит подробный и внушительный список не только публикаций стихов и прозы, но также монографий и учебных пособий, и научные интересы Юрия Казарина действительно впечатляют, а также обещают проработанные, интеллектуально насыщенные тексты. А литературные награды, премии и членство в Союзе писателей России сами по себе являются достаточным основанием для читательского интереса.

 

 

Для того, чтобы описать собственный читательский опыт, я буду двигаться от частного к общему – именно так, как это происходит при знакомстве с новыми текстами: сначала появляются ассоциации, детали, смутные, мимолётные впечатления, и только после нескольких десятков прочитанных стихотворений появляется общее представление о стиле автора и том месте, которое можно отвести его поэзии в своём мире. Тем, кто захочет двигаться со мной, предлагаю взглянуть на ту же подборку стихотворений, которой я пользовалась: «Колодезный лёд» в журнале «Знамя», № 2 за 2001 год.

 

 

Советский звук.

 

 

Начну с самой первой и самой устойчивой ассоциации, которая не оставляет ни на минуту при прочтении любого из стихотворений подборки: советская поэзия. Не новая, не случайная и не редкая гостья современной российской поэзии, и опознать её легко. Вот несколько выразительных отрывков из разных стихотворений:

 

 

«Словно в детдоме –
казённым рядком.
Кучу звезды истребляют лопатами –
Веером вымах черёмухи. Стоп –
Здесь хорошо проживать бородатыми,
Дабы сиял, как поленница, лоб».
«И косогор в золотоносных дырах.
И перебор пространства на полях.
Картошка, как положено, в мундирах.
Собака, как положено, в репьях».
«Простенок зимы, полустанок
толпящихся к югу погод,
и лодка идёт как рубанок
по древу твердеющих вод».

 

 

Рудименты советской лексики, простые деревенские и рабочие образы здесь подкрепляются чёткостью рифм и гладкостью отточенного ритма. Поэт остаётся поэтом в своей советской униформе: вроде бы вполне поэтическую «звезду» он сгребает в «кучу» и «истребляет лопатами», и эти звёзды светят тусклым светом, как картинка на старой советской жестяной коробке. Со своими поэтическими инструментами в руках он подходит к «пространству», но переживание протяжённости он выражает словом «перебор» – и таким образом, наряжает читателя в рабочую одежду тракториста, который напряжённо оглядывает поле, прикрывая глаза рукой в плотной перчатке, и тем самым уводит читателя от такого завораживающего и пугающего «пространства» в рабочую, устойчивую и понятную жизнь. «Распирает», «спрессовано», «сплющен», «стёжка», «скатка», «сверло», «труд» – список слов, наводящих на мысли о советских рабочих, можно продолжать долго. Советские отголоски будут звучать в каждом без исключения стихотворении и безо всяких затруднений сочетаться с религиозными мотивами. Для большинства стихотворений Юрий Казарин использовал звуки мастерской или работающего завода как саундтрек.

 

 

 

 

Простота.

 

 

Созвучна атмосфере советской литературы, но не тождественна ей ещё одна стилистическая особенность, которая бросается в глаза при прочтении первых же стихотворений: простота. Простота рифм, простота образов, легко считываемые аллюзии, несложные мысли, уступающие место насыщенности эмоций – тоже, впрочем, простых.

 

 

Просмотрим несколько отрывков:

 

 

«Ручей промёрз до дна и вытянут как посох
На каменной земле – не сдвинешь всемером.
Он весь внутри лимон – в прожилках и колёсах,
Когда его в ведро нарубишь топором».

 

 

Оставив в стороне некоторую абсурдность метафоры, я обратила своё внимание только на то, какие атомарные образы использует автор: лимон, ведро, топор, колесо, прожилки, посох. Предметность и вещественность, вопреки содержанию, снова перемещает в мастерскую, где рубят, двигают и строгают. И я остаюсь в смешении чувств, разорванная между мастерской и звенящим холодом, окружившим промёрзший ручей.

 

 

Вот ещё несколько примеров манипуляции простыми предметами и осязаемыми образами: «пустая сеть колышется, как шуба», «поспешать за царапиной звука в золотую тоску бытия», «у колодца, где голые губы бритву ветра берут на бегу».

 

 

Рифмы, повсюду несложные, ясные, звучащие универсально для любого русскоязычного слуха, временами вступают в сговор с ритмическим рисунком, и от этого союза рождается песенность, былинность – и здесь я почувствовала удовольствие от появившейся гармонии: советское рабочее сплелось с народным и полностью вышло за границы личного стиля, наконец-то растворилось в безымянной народной поэзии.

 

 

«как вдоль пыли-паутины
под лопатку всажены
золотые хворостины
из замочной скважины».

 

«Иль срослись ресницы в узел,
Кровный иней очи сузил
До размеров бытия –

Очень острые края».

 

 

Сложно сказать, нуждается ли Юрий Казарин в этих стихах, но эти стихи в Юрии Казарине не нуждаются, они звучат сами до него, в какой-то умозрительной Советской стране, затерянной во времени.

 

 

Двигаясь от стихотворения к стихотворению, я встречала старых знакомых в разнообразных отсылках и обыгрываниях: здесь был Блок (самое, впрочем, набившее оскомину: «Ночь, улица, фонарь, аптека».); повсеместно встречался Пастернак, он чудился мне в каждом предметном описании природы, в каждом стихотворении, где природы больше, чем человека; поздний Мандельштам и поздняя Цветаева с её рабочими мотивами; повсюду слышался Борис Рыжий, искажённый и размноженный, как в комнате смеха; порой всплывал Бродский, вставлял пару-тройку математических формул и загадочно исчезал. Каждому из них я была рада, но при столкновении с отсылками возникала тоска, желание уйти из мастерской куда-то, где речь звучит громче молотка.

 

 

Темы, интересующие Юрия Казарина, вне всякого сомнения, интересны и мне, и при всей своей абстрактности и фундаментальности могут быть (и бывают) выражены множеством самых разнообразных средств. Простота образов и рифм нисколько не мешает развернуть представление о природе человека, об основах и механизмах речи, описать религиозные переживания и помочь читателю погрузиться в рефлексию поэзии и мироощущение поэта. Нагнетание экзистенциального переживания, уходящего «сейчас» только способствует этому, и в каждом втором стихотворении я вытягивалась внутренне, напряжённая пронзительностью состояния лирического героя, которое Юрий Казарин передаёт мастерски. Но это напряжение обманчиво, это всего лишь внезапное просветление среди шумно работающего цеха, среди толпы на советской улице, в трамвае, в метро. Потускневшие от времени и частого использования слова хочется спрятать в самый дальний угол своей стенки в гостиной или отправить на балкон к детским лыжам.

 

 

Поэзия Юрия Казарина – бальзам на душу тоскующих по советским временам, для меня же она оказалась опытом душной старой комнаты с ковром на стене и разговорами про труд и церковь. Надышавшись пыли, читатель закроет подборку, и снова будет вынужден продолжить искать своего поэта.