Восстание «боксёров»

Рубрика в газете: Очерк, № 2024 / 29, 02.08.2024, автор: Анна ЮРЬЕВА (г. Благовещенск, Амурская обл.)

В ноябре 1899 года, а точнее – 2 ноября, в трёх китайских провинциях (Чжили, Шаньдун и Маньчжурия) вспыхнули мятежи, которые, словно острое вирусное заболевание, распространились по всему северному Китаю. Эти события войдут в историю как «боксёрское восстание, или восстание ихэтуаней».

Конечно, такие события не происходят без причин. Всё дело в политике. В конце XIX века Китай представлял собой полуколонию, территория которой была под влиянием Российской империи, Японии, Великобритании, Франции, США и Германской империи. Заключались с иностранными державами несправедливые по отношению к Китаю договоры (не менее 13), лишившие китайскую власть фактической власти в стране. В Китае находилось огромное количество миссионеров, насаждавших свою религию, а иностранцы проникли в важные сферы – в строительство железных дорог, организацию почтово-телеграфной связи, импорт товаров и многое другое. Китайские крестьяне бедствовали, лишившись работы и жилья в результате строительства и модернизации и подвергнувшись стихийным бедствиям. Правительство Китая отказывалось от проведения либеральных реформ. Всё это породило недовольство, выросшее в восстание.

Отряды «Ихэцюань» («Кулак во имя справедливости и согласия»), «Иминьхуэй» («Союз справедливых»), «Дадаохуэй» («Союз больших мечей»), «Ихэтуань» («Отряды справедливости и мира») и прочие отличались ненавистью ко всем без исключения иностранцам и китайцам-христианам.

 

 

«Дождь не идёт потому, что христианские церкви заслонили небо. Если иностранцы не будут уничтожены – дождь не пойдёт. Железные дороги, грохочущие огненные телеги (паровозы) беспокоят дракона земли», – с такими лозунгами вышли на улицы сотни тысяч повстанцев, на флаге которых был нарисован кулак (дословно: «Так как приверженцы христианского учения Иисуса оскорбляют духов, поносят мудрецов, предают забвению правила отношений между людьми, разгневанное небо убрало дождь и спустило на землю восемь миллионов божественных солдат. Только после уничтожения всех иностранцев начнутся дожди, по окончании коих появится множество солдат, вооружённых мечами. Немедленно отрекайтесь от христианства и принимайте учение Будды. Ихэтуани готовы защитить государство, народ и самих себя. Кто найдёт эту листовку, быстрее передайте её другим. Передадите одну – избавите от бедствия свою семью, передадите десять – избавите от бедствия всю деревню; не передадите ни одной – будете повешены»[1]).

Был даже издан специальный указ:

«Специальный указ, изданный богом счастья и благополучия[2].

Пятый день этого месяца (1 июля 15[3]) избран для подавления христианской религии, сожжения всей церковной собственности и убийства всех миссионеров и обращённых китайцев. Мы знаем, что с этими учреждениями связано много ломбардов, а также некоторое количество вложений и драгоценностей хранится в них. Мы возьмём их для оплаты наших солдат. Мы должны расправиться со всем, что приносит зло народу. Мы страдали так много, что теперь время отомстить за себя. Мы не будем призывать на помощь учёных или джентри. Мы имеем сто с лишком тысяч божественно призванных солдат. Приказы нашего бога не останавливаются ни перед чем, подавляют всё, что вредно народу, и не упустят ничего из того, что может помочь его счастью и благополучию»[4].

Почему восстание прозвали «боксёрским»? Повстанцы практиковали физические упражнения, напоминавшие кулачный бой. Сами участники считали себя борцами за справедливость. Разорившиеся ремесленники, демобилизованные солдаты, оставшиеся без работы, решили бороться с засильем иностранцев самым радикальным способом. С чужаками восставшие поступали по-восточному кровожадно: вспарывали животы, отрубали головы, трупы рубили на куски…

 

 

Сначала власти Китая пытались подавить восстание, потом встали на их сторону, издав указ: «Иностранцы не принадлежат к человеческому люду: они произошли от обезьян и гусей» и объявив награду – за каждого убитого иностранца-мужчину 50 лянов серебра (слиток около 1 875 граммов), за женщину 40 лянов, за ребёнка 20 лянов. Но, сколь верёвочке ни виться, императрица Цыси заняла сторону Альянса восьми иностранных держав, среди которых активное участие в усмирении повстанцев приняла Российская императорская армия.

Показательно, как меняется тон императорских указов с течением времени. Например, императорский указ Государственной канцелярии от 11 января 1900 года:

«В последнее время в различных провинциях бандиты с каждым днём всё более активизируют свою деятельность, в результате то и дело вспыхивают антихристианские инциденты. Большинство [чиновников], донося об этих фактах, отмечают, что бандиты состоят в союзах, и просят арестовать и строго наказать их.

В связи с этим следует иметь в виду, что союзы различны по своему характеру. Существуют шайки или союзы, состоящие из дурных людей, которые, пользуясь своей многочисленностью, устраивают беспорядки.

Действия подобных шаек или союзов безусловно не заслуживают никакой пощады перед законами двора. Но случается и так, что добропорядочные люди овладевают приёмами борьбы с целью защиты себя и своей семьи, или сельские жители собираются вместе для совместной защиты своих деревень. Это делается, разумеется, только ради охраны порядка и оказания помощи друг другу.

Если при возникновении конфликта местные власти будут пренебрегать этими различиями и слушать ложные доносы, считая всех бандитами, состоящими в тайных союзах, злоупотреблять расправой, подвергая наказанию многих невинных людей, то такая позиция властей, не стремящихся провести грань между добропорядочными и дурными людьми, вызовет страх и смуту среди населения. Это всё равно, что подливать масла в огонь или бросать рыбу в воду. Дело не в том, что народ проявляет непокорность, а в том, что местные чиновники неправильно решают дела.

Наш двор более двухсот лет обнаруживал глубокую гуманность и высочайшую милость к народу, проживающему на нашей земле, вселял в него совесть. Разве может народ сам осмелиться на разбой, сам пойти на преступление? Наместники и губернаторы всех провинций призваны со всей тщательностью подобрать мудрых чиновников для упорядочения управления на местах и наведения полного спокойствия в жизни народа. В случае возникновения тяжб между нехристианским населением и обращёнными местные чиновники должны разбирать дела справедливо и беспристрастно. Если местные чиновники в повседневной жизни завоюют доверие народа, то во время беспорядков они безусловно сумеют убедить людей и намного сократить или совсем ликвидировать эти беспорядки. В этом суть службы местных чиновников и наших отношений с представителями других стран.

Выражаем надежду, что все провинциальные наместники и губернаторы, коим двор оказал высочайшую милость, приложат свои усилия к преодолению трудностей, переживаемых ныне нашей страной, что они, согласуясь с принципами гуманности, одинаково распространяемой двором на всех своих подданных, непременно строго обяжут местных чиновников при решении подобных инцидентов выявлять лишь бандитов и зачинщиков независимо от их принадлежности к союзам или к христианству. Что касается населения, то оно, заботясь о защите своей семьи и деревень, не должно поддаваться провокациям и устраивать смуты, а земляки не должны, опираясь на силу, обижать друг друга. Тогда во всех сельских районах воцарится полное спокойствие, а [двор] освободится от нескончаемых забот. Таковы наши надежды»[5].

В апреле 1900 года в указе можно увидеть совсем иные интонации:

«Организация сельским населением различных провинций отрядов самообороны для защиты собственной жизни и имущества основывается на древнем принципе взаимопомощи в охране территории и наблюдении за врагом; при надлежащем соблюдении упомянутыми отрядами законов населению можно разрешать создавать отряды, если оно находит это удобным.

Однако возникает опасение, что, поскольку среди населения имеются как хорошие, так и дурные люди, кто-нибудь из последних использует организацию отрядов как средство для причинения неприятностей христианам, не сознавая, что императорский двор проявляет ко всем одинаковую гуманность, не делая различия между [некрещёным] населением и христианами. Подобные люди обязаны понять стремления двора и не должны проявлять основанной на личных побуждениях ненависти, которая может послужить поводом для раздоров и навлечь на них наказание. Повелеваем наместникам и губернаторам всех провинций своевременно предписать местным чиновникам разъяснить это населению, с тем чтобы все занимались своим делом, жили всегда в мире друг с другом и не пренебрегали настоятельными предупреждениями»[6].

В начале июня 1900 года действия ихэтуаней осуждаются, но уже 21 июня был выпущен указ, поддерживающий ихэтуаней:

«Согласно докладу Юй Лу, иностранцы внезапно начали военные действия. В течение нескольких дней наши войска вели сражения и одержали победу. С радостью и удовлетворением ознакомились с настоящим докладом.

С давних пор у нас существовала дружба с другими державами, но ныне из-за взаимной вражды между [необращённым] населением и христианами эти отношения нарушены. Используя превосходное вооружение, иностранные войска напали на форты Дагу, а затем несколькими колоннами выступили из Цзычжулиня. Юй Лу везде противопоставил им свои силы, да и справедливые люди оказывали [нашим солдатам] всемерную помощь, не щадя своей жизни под градом пуль и снарядов. 21, 22 и 23-го числа (17, 18 и 19 июня) были повреждены два [иностранных] судна и убито немало вражеских солдат. Таких успехов [мы добились] благодаря сплочённости и твёрдой решимости нашего народа, отваге и героизму наших солдат. Ихэтуани сражались, не требуя от государства ни оружия, ни провианта. Притом даже мальчики, вооружившись щитом и копьём, поднялись на защиту родины. Так по воле предков и под покровительством духов и святых [ихэ]туани, охваченные единым порывом, [обнаруживают чудеса] верности и храбрости. Предписываем [чиновникам] дать указание о поощрении [ихэтуаней]; в дальнейшем, после завершения событий, им будут оказаны новые милости. Мы выражаем надежду, что [ихэ]туани единодушно встанут на защиту чести нашей страны и всегда будут готовы отдать жизнь за родину»[7].

С такой же решительностью правительство будет карать ихэтуаней после их поражения. Но пока – о начале нападений мятежников.

В 1900 году в мае в деревне Дундинань ихэтуани сожгли православный храм и школу в нём (отец Сергий спасся и бежал в Россию). В городах Ляоян, Инкоу, Гирин и Куанчэнцзы прошли массовые митинги китайцев, а в Мукдене, к большому сожалению, произошла череда убийств и нападений на иностранцев и китайцев-христиан. Российская империя отправляла в Китай всё больше войск.

 

 

Столица Китая, Пекин, запомнила ихэтуаней в связи с осадой Посольского квартала, в котором находилось полторы тысячи иностранцев. Над христианским населением восставшие устроили расправу, которая вошла в историю как «Варфоломеевская ночь в Пекине». К берегам Поднебесной устремились корабли Японии, Франции, Австро-Венгрии, Германии, США и Италии.

На третий день столкновений начались поджоги зданий европейских миссий и христианских храмов (сгорело восемь). Так, например, 14 мая было сожжено здание Русской православной миссии в Бэйгуане. В Тайюане были обезглавлены 45 английских миссионеров, католиков и протестантов, среди которых были женщины и дети. 6 (19) июня ихэтуани атаковали строящуюся КВЖД. Конечно, досталось и Харбину.

 

 

Первое нападение на КВЖД

 

Я думаю, что не нужно объяснять, зачем летом 1900 года ихэтуани напали на КВЖД. Конечно, эта транспортная артерия позволяла русской армии оказаться в Китае и приступить к подавлению восстания в Маньчжурии.

Но было несколько условий у этой непростой задачи. Во-первых, в Маньчжурии ихэтуаней поддерживала китайская армия. Перед нападением был подписан императорский указ, который предписывал военным захватить и подчинить себе Южно-Маньчжурскую железную дорогу (ЮМЖД). Во-вторых, дорога на многих участках только строилась. Самым простым в данных условиях для повстанцев и поддерживающей их китайской армии стало разрушение путей, нападение на строителей и погромы на станциях и объектах инфраструктуры.

 

 

Чтобы представить происходящее – нужно просто обратиться к карте. Почти по прямой – от станции Маньчжурия через Харбин и до Владивостока протянулась северная ветка КВЖД, от Харбина к Порт-Артуру – ЮМЖД.

Итак, 21 июня в районе Ляояна вспыхнули беспорядки. Китайцы сметали всё на своём пути – здания, железнодорожные пути, а Яньтайские каменноугольные копи были вовсе уничтожены. Павел Иванович Мищенко, командующий охранной стражей южной ветки КВЖД, принял решение собрать отряд, который состоял из 224 казаков и пяти офицеров. Каково было удивление русских военных, когда буквально на следующий день отряд подвергся нападению со стороны не повстанцев, а регулярной китайской армии!

23 июня Мищенко отдал приказ оставить Ляоян, и отряд двинулся на юг. С военными отступали и служащие КВЖД с семьями, понимая, что в противном случае их ждёт жестокая смерть. Путь к станции Даши-цяо был не из простых – бездорожье, бои и стычки с восставшими и китайской армией. Отступление стало успешным – к отряду Мищенко присоединились другие отряды с соседних станций. Китайцы действовали разрозненно, без явной инициативы. В итоге потери охранной стражи были меньше, чем могли быть, – 55 человек, из которых 18 убитыми, 6 пропавшими без вести. Вышедший навстречу из Инкоу отряд штабс-капитана Валериана Митрофановича Страхова нашёл свой способ усмирения восставших:

«Ближайшие деревни, жителей которых подозревали в порче пути и поджигании мостов, предавались огню»[8].

Но спастись от народной ярости удалось не всем. Маленькие отряды и группы военных и гражданских исчезали в результате кровопролитных событий. Так, того же 23 июня нападению подверглась станция Суетунь между Мукденом и Ляояном, на которой было всего 17 русских (5 служащих и 12 охранников). Попав в окружение, русские отстреливались до последнего патрона, а потом пытались прорваться врукопашную. В живых после боя осталось только пятеро, а над телами погибших ихэтуани надругались, вырезав на груди кресты. Пятеро счастливо спасённых по реке добрались в Инкоу 13 июля, где один из мужчин скончался от изнеможения.

 

 

И такая история не была единичной. 23 июня китайские войска стали наступать на станцию Мукден и близлежащий селения, где находилось 60 русских (39 военных, 21 человек из служащих и их семей, в том числе две женщины). Поручик Пётр Иванович Валевский взял командование на себя и привёл отряд к Ляоян, по дороге собирая других русских, бежавших от китайских повстанцев. Но в Ляоляне уже не было русских, поэтому 27 июня Валевский решил вести людей на восток, к корейской границе. Но судьба поручика была неутешительной – его смертельно ранили, что привело к расколу в отряде.

Однако смерть Валевского – цветочки по сравнению с тем, что произошло дальше. Большинство служащих КВЖД с семьями, 14 охранников и инженер Борис Алексеевич Верховский бросили отряд, решив, что безопаснее идти небольшими группами. Практически никому не удалось добраться к своим.

 

 

Про Верховского хочется рассказать отдельно. В Москве, недалеко от метро «Алексеевская», рядом с пересечением Сущёвского Вала и проспекта Мира, есть Пятницкое кладбище. На одной из кладбищенских аллей стоит необычное надгробие.

 

 

Борис Алексеевич Верховский окончил Институт инженеров путей сообщения в Санкт-Петербурге. Затем работал на постройке участка Павелец–Москва Рязанско-Уральской железной дороги. Он уехал в Китай в 1899 году строить КВЖД вместе с другими русскими специалистами.

 

 

Захваченный в плен раненым, Верховский был обезглавлен. Головы ни в чём не повинных инженеров, в числе которых был Верховский, поместили в клетки на стене Ляояна, выставили на всеобщее обозрение, а затем похоронили. Позже, в 1901 году, родные перевезли останки в Москву.

Возвращаясь к русским гражданам, пытавшимся вырваться из пылающего в восстании Китая, только небольшому отряду из 58 человек с огромными потерями удалось добраться до границы с Кореей, затем – Сеула и Порт-Артура.

О событиях в западной части КВЖД хорошо написано в книге Владимира Григорьевича Дацишена «Русско-китайская война. Маньчжурия 1900 г.»:

«Отступление с западной линии КВЖД началось в сложной ситуации. 26 июня цицикарский цзянцзюнь Шоу Шань сообщил А.И. Юговичу, что мукденский цзянцзюнь предлагает русским оставить постройку железной дороги. Сам Шоу заявил, что тоже придерживается такого же мнения и в свою очередь гарантирует безопасность русских в пути и “рекомендует после водворения порядка вернуться и продолжить стройку”. Югович не согласился с предложением Шоу. Но рабочие стали бросать работу, население – вооружаться. Утром 28 июня китайские власти предложили покинуть дорогу непосредственно уже начальникам участков и командирам охраны. Русские заявили, что без приказа отступать не могут и будут обороняться. Действительно, согласно приказу С.Ю. Витте, их бы ждал трибунал. В Хайларе китайский генерал трижды посылал своего официального переводчика к инженеру Рыжову, убеждая его избежать кровопролития, так как он получил приказ в 9 утра 29 июня открыть военные действия. Подобное было и на станции Фуляэрди около Цицикара. Лишь к концу дня 28 июня на западную линию пришёл приказ А.И. Юговича об отступлении.

Станцию Хайлар служащие и охрана 2-го участка под руководством инженера Рыжова покинули вечером 28 июня, оставив там всё имущество, в том числе и 10 тыс. пудов муки. На следующий день китайцы произвели салют и заняли станцию. Русский отряд в составе 200 рабочих и более 200 охранников успешно вышел на границу к Старо-Цурухайтую 30 июня. Без потерь прошло отступление и с соседних участков под руководством инженеров Пиотровского и Онуфровича.

Несколько сложнее был отход 4-го участка инженера Н.Н. Бочарова со станции Хинган. Русский обоз в составе 865 подвод, 56 из которых везли серебро, выступил на запад. В составе отряда были 3 тыс. русских служащих с семьями и охранная стража. По дороге Бочаров подбирал посты со станций, некоторые из них уже приняли участие в вооружённых стычках. Хайлар русские обошли стороной, построив для этого мост через реку, и 5 июля пришли в Старо-Цурухайтуй. Трагично сложилась лишь судьба казённого обоза с мукой 4-го участка. Обоз был весь разграблен, 11 конюхов и женщина были убиты, удалось спастись лишь старшему обозному.

Тяжелее всего было отступление русских с участков между станциями Хинган и Фуляэрди. Пост со станции Няньцзы-шань урядника Золотарёва с 12 казаками и 10 служащими около станции Чингиз-хан был встречен китайским огнём и повернул на станцию Фуляэрди. Но узнав, что и та станция уже оставлена, русские двинулись к Хайлару, соединившись с рабочими с лесозаготовок. Казаки спрятали оружие и тоже назвались рабочими, и китайские солдаты пропустили русский отряд, дав им даже провожатых до границы. Посты со станций Ялу, Барим и Халасу несколько раз попадали под обстрел китайских войск, убито было несколько казаков и десятник, около 50 человек бежали и пропали в горах. На станции Бухэду русские посты были задержаны, от них требовали сдачи оружия, но, получив взятку, китайский полковник пропустил железнодорожников. Главным отрядом, который собирал посты вдоль дороги, был отряд Смолянинова с 60 казаками и обоз со 100 русскими служащими с семьями, выходившими с 5-го участка дороги инженера С.Ц. Оффенберга. Он выступил 28 июня со станции Чжаланьтунь в сопровождении китайских солдат. Пройдя за 10 дней 420 вёрст, собрав разрозненные посты и встретив в конце пути ещё 50 русских рабочих с семьями, 5-й участок 8 июля прибыл в Старо-Цурухайтуй. Этим закончилось отступление русских с железной дороги западнее Цицикара.

Отступление с участков западной линии, расположенных восточнее Цицикара, производилось в Харбин. Утром 28 июня командир 5-й сотни охранной стражи штабс-капитан Ивашкевич приехал в Цицикар, там он узнал, что ночью цзянцзюнь провёл торжественное богослужение в кумирне с окроплением кровью пушек и другого оружия. Китайский отряд занял здание Русско-Китайского банка и наложил арест на серебро. Там же посыльные передали Ивашкевичу сообщения из Хайлара и Харбина о начале военных действий. В тот же день начальник 6-го участка инженер А.А. Гершов получил приглашение от цзянцзюня на обед, но не поехал. Вечером русские загрузились в поезд и отправились на восток, оставив до утра на мосту 10 казаков дожидаться отставших. Подобрав посты по дороге, поезд 30 июня прибыл к Сунгари, и служащие переправились на пароходе в Харбин.

Отступление с восточной линии складывалось по-другому. Получив 27 июня приказ А.А. Гернгроса, полковник Денисов со своей сотней и служащими 11-го участка отступил к 29 июня от Вэйшахэ к Муданьцзяну. Все 450 служащих 11-го участка инженера М.А. Амосова затем выехали в Россию и там, за исключением 63 человек, сразу уволились. Служащие 12-го и 13-го участков инженера Н.С. Свиягина стали также выезжать на станцию Пограничная. Однако в связи с тем, что русские войска вступили в Маньчжурию и заняли дорогу до реки Муданьцзян, решено было продолжить работы на этих участках. Но 12 июля Н.С. Свиягин телеграфировал С.Ю. Витте: “Ввиду полной невозможности производить работы приказал 12 участку привести в порядок имущество дороги, поставить при нём караулы охранной стражи под прикрытием войск и выехать со станции Муданьцзянь в Мо-до-ши. Штат участка сохраняется”. Для усиления охраны оставляемого имущества в этот район была направлена 17-я сотня охранной стражи полковника Фон-Виннинга. Китайцы пытались остановить её движение, 27 июня около Мурени в лесу произошёл бой. Казаки, потеряв в бою троих убитыми, разбили китайцев и заставили их отступить. Участок Муданьцзян – Пограничная остался под контролем России.

Отступление с трёх западных участков восточной линии производилось в Харбин. 28 июня на двух поездах выехали служащие инженера Тихомирова со станции Имяньпо. Вечером этого же дня они забрали со станции Маоэршань участок инженера Варгасова. Паническое отступление сопровождалось пьянством, но благодаря решительным действиям штабс-капитана Скарятина всё спиртное в вагонах было уничтожено и порядок восстановлен. Вечером 30 июня поезда забрали служащих со станции Сяолин с С.Н. Хилковым во главе. При отступлении всё имущество сразу же растаскивалось китайцами, которые заранее занимали места у дверей и окон русских домов. Ключи от некоторых складов сдавали китайским властям. Собрав по дороге посты, благополучно миновав Ашихэ, уже оставленный охраной, поезда прибыли в Харбин.

1 июля А.И. Югович приказал восстановить линию Харбин – Эрценцзянцзы, старшим назначался С.Н. Хилков. Переговоры с властями Ашихэ 10 июля оказались бесполезными, и поздно вечером от станции Ашихэ начала отступление охранная стража штабс-капитана Баркана. Поскольку дорога уже была разрушена и около Харбина стояли китайские войска, охранники бросили поезда и пробивались в обход. Вся дорога восточнее Харбина была оставлена и разрушена.

Кроме собственно дороги, много русских работало на лесозаготовках в верховьях Сунгари. Администрация лесозаготовок находилась в Гирине, расположенном в 120 верстах от КВЖД и в 250-350 вёрстах от лесных участков. Русский посёлок находился в 2 верстах от города, начальником совета колонии был Е.В. Даннель. Охрану осуществляли 2-я сотня штабс-капитана В.М. Савицкого и 50 солдат 1-й роты поручика Едренова. В начале июня В.М. Савицкий снял все отдалённые посты, а в середине месяца все семьи выехали в Харбин.

28 июня был доставлен приказ А.Л. Гернгроса не оставлять Гирина, а обороняться и ждать подкреплений. В этот же день серебро Русско-Китайского банка было сдано на хранение цзянцзюню, а контора КВЖД с документами и частью служащих под охраной 18 стражников выехала в Харбин, остальные служащие уехали на следующий день. В.М. Савицкий с 56 казаками имел охранную грамоту цзянцзюня, и, забрав пост охраны унтер-офицера Гарбышева с 12 стрелками, он решил дожидаться подкреплений. Но в одном из постоялых дворов китайские солдаты в упор расстреляли русский отряд. За несколько минут погибли 12 человек, 5 были ранены и 6 пропали без вести, остальные вырвались из окружения, потеряв всех лошадей. Отряд, имея на руках 4 тяжелораненых и потеряв часть своего состава по дороге, добрался до Харбина лишь 8 июля. В эти дни два отряда, посланные им на помощь, не смогли пробиться к Гирину, встреченные китайским огнём в 60 вёрстах от города.

Несколько десятков русских обслуживали и охраняли склады и пристань КВЖД напротив города Саньсина. Руководство этой колонией взял на себя полковник в отставке Винников. На переговорах с фудутуном он выяснил, что Цзилинь не воюет с русскими, но на левом берегу реки – войска провинции Хэйлунцзян и от них фудутун защитить русскую колонию не может. Русский отряд в 49 человек загрузился на баржу и встал на якоре у правого берега, подбирая отдельных русских, спасавшихся от китайцев. Китайские войска с левого берега атаковали баржу. Проходивший мимо пароход “Воевода Толбузин” русским не помог, и Винников попытался самостоятельно спуститься вниз по реке. Напротив крепости Баятунь баржа села на мель и попала под огонь крепостных орудий, Винников и ещё один человек погибли. Благодаря прибывшей воде баржа пошла дальше и 10 июля встретила русские войска, вскоре пароход “Молли” доставил её в Хабаровск»[9].

О Григории Васильевиче Винникове хочется рассказать подробнее, он некоторое время прожил в Благовещенске, командуя Амурским казачьим полком. Григорий Васильевич родился в 1844 году, воспитывался в частном учебном заведении и в 15 лет поступил юнкером в сапёрный батальон. Затем он перевёлся в кавалерию, а в 1864 году произведён в корнеты Уланского полка. До 1871 года служил в министерстве внутренних дел, затем вернулся к строевой службе в Забайкальском конном казачьем войске. Был адъютантом Командующего войсками Восточно-Сибирского военного округа. В 1879 году – назначен командиром Уссурийской конной казачьей сотни в чине военного старшины, через пять лет – штаб-офицером для поручений при командующем войсками Приморской области, а в 1885 году Григорий Винников стад командиром Амурского казачьего конного полка, с производством в полковники. В 1896 году из-за служебных нарушений был уволен в отставку.

 

 

Григорий Васильевич Винников состоял агентом общества КВЖД, но внутренне он никогда не переставал быть русским казачьим офицером. Без сомнений Винников решил спасти людей, оказавшихся в опасности на пристани, находившейся под его руководством, на реке Сунгари.

Григорий Васильевич Винников был начальником Са-Синьской пароходной станции, ниже Баянту. Мятежники значительно превосходили числом количество русских, бывших на пристани, и обстреливали её в продолжение полутора суток. Винников погиб 8-го июля 1900 года, он был убит осколком гранаты. Вот как описывает эти события М. Муржак в газете «Приамурские ведомости»:

«6-го июля 1900 г., приблизительно около 10 часов утра, саньсинский фудутун (губернатор) сообщил через переводчика покойному полковнику Г.В. Винникову, бывшему заведывающим пристанью Сань-син, что отряд китайских солдат Хейлудзянской провинции, состоящий из 400 человек и получивший, будто-бы, распоряжение от высшего своего начальства двинулся с низовьев левого берега реки Сунгари в Харбин, решил напасть на пристань Сань-син, уничтожить всех находящихся там русских, разграбить имущество, а дома и все прочие постройки предать огню.

Находясь в хороших отношениях с китайскими властями города Сань-сина, а также принимая во внимание добрые отношения, установившиеся с рабочими, работавшими на пристани, Григорий Васильевич не поверил переводчику, тем более, что не считал солдат китайцев Хейлудзянской провинции способными откликнуться на зов “большого кулака”, а потому, ночью с 6-го на 7-е июля, отправился с одним десятником, слесарем и двумя нижними чинами охраны к фудутуну для личных объяснений; мы-же, все pyccкиe, приготовились встретить неприятеля, почему и собрались к помещению охраны, увеличив число патрулей.

7-го июля, в 3 часа утра, возвратился полковник Винников и сообщил нам, что, действительно, отряд вооружённых китайцев намеревается напасть на нас, но фудутун обещал защиту и отправил 40 человек своих солдат с офицером, предложить хейлудзянским солдатам отказаться от своего намерения напасть на саньсинскую пристань; но, по-видимому, результат переговоров между офицером саньсинского фудутуна и хейлудзянским отрядом был не благоприятный, так как, спустя некоторое время, фудутун прибыл на пристань и заявил Григорию Васильевичу, что он не в силах защитить пристань Сань-син.

После этого заявления фудутуна, полковник Винников распорядился немедленно спустить находившиеся в расстоянии одной версты выше пристани четыре баржи в одно место, именно к пристани, а баржу “Чибис” поставить ниже всех баржей и всем людям собраться на эту последнюю. Был момент, когда Григорий Васильевич хотел встретиться с неприятелем на пристани, но от этой мысли он быстро отказался, приняв во внимание свои ничтожные силы и наше положение, которое можно сравнить с положением 49 волков, попавших в западню (число всех нас).

Когда все собрались на баржу, полковник Винников приказал спуститься ближе к Саньсинскому затону, т. е. к правому берегу реки, надеясь на нейтральную поддержку фудутуна и считая баржу в этом месте вне опасности, так как он был того мнения, что с правого берега реки нападения ожидать не должны, и мы, таким образом, стали здесь на якорь. Но Григорий Васильевич жестоко ошибся, вверяя свою и нашу судьбу саньсинскому фудутуну, который, нужно полагать, боялся и за собственную голову.

Баржа “Чибис” не успела ещё отдать в упомянутом выше месте якоря, как отряд вооружённых китайцев принялся грабить пристань и стоящие у пристани баржи, а вместе с тем посылать на нас град пуль, большинство которых не долетало.

В это именно время, ничего не подозревая, спускался на лодке с Сагайдунского переката запасной помощник командира Васильев, с двумя рабочими. Китайцы, заметив спускающуюся лодку с русскими людьми, немедленно выстроились около пристанской бани и стали давать залп за залпом. Григорий Васильевич, узнав в бинокль своих, приказал, в свою очередь, дать залп в стрелявших китайцев, но первый залп оказался неудачным по причине недолёта пуль; дан был второй, который вышел на удовлетворение наше и спасение троих пловцов; хотя все трое оказались тяжело ранеными, за то несколько китайцев легло на месте, остальные разбежались.

Вскоре после этого эпизода, показался сверху пароход “Воевода Толбузин”, командир коего, подходя к пристани, стал подавать свистки. Умолкнувшие было китайцы открыли убийственно жестокий огонь по пароходу, в виду чего полковник Винников приказал прикрыть пароход залпами; считая пароход посланным нам самим небом для спасения, мы стреляли по китайцам, не жалея патронов, которых было всего 900 штук на 20 винтовок. Но надежды наши быть спасёнными скоро рушились: пароход скрылся с глаз, после того как командир три раза пытался сделать поворот. Когда пароход проходил мимо нас, не дальше 15 саженей, на наше требование взять нас, командир ответил, что непременно возьмёт, но слова своего не исполнил. Справедливость требует, однако, заметить, что у штурвала, кроме командира, никого не было видно: надо полагать, что вся команда попряталась. Как бы то ни было, пароход скрылся, а с ним и надежда на спасение, и мы вновь стали служить мишенью для китайских солдат, которые, видя, что пули их с левого берега не долетают до баржи, сели на джонки, предварительно предавши огню все постройки нашей пристани, и переправились на правый берег.

Отсюда, скрывшись в траве, в расстоянии саженей 40 от нас, китайские солдаты открыли по нам сильный огонь, на который мы отвечали дружными залпами. В результате этой перестрелки оказались ранеными: приказчик баржи № 15-й Наумов и торговец Иванов. Кстати, необходимо здесь упомянуть, что товарищ торговца Иванова убит на месте пастбища за пристанью, а находившийся с убитым Иванов чудом спасся и был взят на баржу на ходу. Достойно удивления, что китайцы, переправляясь с левого берега на правый, не взяли с собою пушки, выстрелы которой были для нас безвредны.

После продолжительной 12-ти часовой перестрелки, китайцы, убедившись, что им не перебить невольных обитателей баржи “Чибис”, подожгли две деревянные баржи, стоявшие у пристани, и одну из них пустили на нас, продолжая, в то-же время, стрелять и предавать огню здания нашего затона Во-кин-хо. Это было около 3-х часов утра следующего дня, т.е. 8-го июля.

Полковник Винников, видя, что пылающую баржу течением сносит на нас и опасаясь, чтобы её не нанесло лагом на форштевень нашей, приказал стравить якорный канат в воду и идти сплавом вниз по реке. Это отступление наше от Сань-сина, до и за крепость Баянту, не было преследуемо и мы прошли крепость без выстрела, хотя, при появлении нашем у крепости, на последней китайцы засуетились и подняли свои флаги.

В 4-х или 5-ти верстах ниже крепости Баянту баржу “Чибис” течением и боковым ветром нанесло на банку, где закантовало носом по течению; все наши усилия и старания снять баржу при помощи завезённого дрека и упорин не увенчались успехом. Тогда Григорий Васильевич приказал, с целью облегчить баржу, выбросить за борта груз, находившийся в барже, но и это не помогло.

Тем временем из крепости явились вооружённые китайцы, которые, выбросивши синий флаг, требовали, по-видимому, переговоров; мы ответили им тем-же, но с баржи Григорий Васильевич никого не пустил, подозревая со стороны китайцев ловушку, что и подтвердилось фактически: не прошло и пяти минут, как китайцами был открыт огонь. Баржа наша находилась ближе к левому берегу, поэтому пули с правого берега не долетали, в виду чего часть китайского отряда переправилась на левый берег, откуда стала обстреливать нашу баржу, ставшую носом в берег, вдоль и поперек. Не довольствуясь ружейными выстрелами, китайцы привезли из крепости Баянту на левый берег две пушки и стали посылать гранаты, от которых три раза загорались разные товары и вещи на барже, каковые пришлось выбрасывать в воду. С 3-х часов пополудни до 12-ти часов ночи продолжалась эта адская пальба с орудий, перемежаясь с ружейными залпами.

Здесь мы потеряли одного солдата охранной стражи Дорофеева и незабвенного Григорий Васильевича, – оба были убиты; тяжело ранен в правую руку обер-машинист Роман Михайлович Гутнер.

Потеря эта не могла не произвести на остальных потрясающего действия, и многие; собирались ночью плыть на шлюпках, хватаясь за это средство, как утопающий за соломинку. Ночью-же общим советом решили остаться всем на барже, где ожидать либо смерти, либо чудесного спасения. Двум женщинам, из которых у одной был грудной ребёнок, мы предложили переодеться в мужское платье, дабы, в случае нашей гибели, избавить их от всего того, что могло ожидать женщин. Ночью, когда орудийный и ружейный огонь немного стих, женщин пришлось перевести во второй носовой трюм, так как в кормовых трюмах были пробиты бреши и оставаться дальше в этих трюмах было небезопасно. Всё это пришлось нам испытать 8-го июля.

На рассвете 9-го июля, неожиданно для нас, очевидно вследствие прибыли воды, баржу нашу понесло течением; все засуетились; все наши, имевшие ружья, а также нижние чины охраны были вызваны для прикрытия залпами одного из нас, бывшего на штурвале, а также для прикрытия людей, связывавших под неприятельскими выстрелами разбитый гранатой штуртрос.

Баржу понесло течением и мы, таким образом, 9-го июля, ушли от неприятеля, устроившего на берегу для орудий вал и готовившего нам верную гибель.

Неприятель дальше нас не преследовал. Несколько выше Вайзы от мирных жителей мы узнали об идущем вверх по Сунгари русском отряде; за эту радостную весть мы подарили китайцам два кулька муки и голову сахару. 10-го, утром, ниже Вайзы, мы заметили открывшийся дым, немного погодя, показались и пароходы: то были суда отряда генерала Сахарова. Первым к нам прибыл пароход “Газимур”.

Нет возможности передать того чувства, которое испытывали все мы при встрече с отрядом: смех, слезы, плачь и громкое ура, – всё это перемешалось вместе и служило приветом русскому отряду, вступившему в пределы Маньчжурии с целью, по воле Царя, наказать дерзких, посягнувших на русскую жизнь и имущество.

От всей души и чистого сердца взываем: да здравствует Император России!!

По приказанию командующего войсками Северной Маньчжурии, было снято дознание обо всём случившемся, после чего баржу “Чибис” забуксировал пароход “Молли”, который и доставил её в Харбин»[10].

Особое место во время восстания иэхатуаней занимал Порт-Артур, который после крупных взяток китайским сановникам (в общей сложности 750 тысяч рублей) и подписанной 15 (27) марта 1898 года в Пекине русско-китайской конвенции, был передан России вместе с прилегающим Квантунским полуостровом в аренду на 25 лет.

В области к началу июня 1900 года находилось около 23 тысяч солдат русских сухопутных войск. Евгений Иванович Алексеев, главный начальник Квантунской области, 3 июня сделал объявление для китайского населения:

«…я строго приказываю чинам подведомственной мне администрации преследовать и немилосердно карать тех, кто сделает малейшую попытку произвести беспорядки»[11].

7 июня Квантунская область была переведена на военное положение. На службу призвали военных из запаса, проживавших на территории области. 17 июня под угрозой военного суда всем жителям, кроме европейцев, было приказано сдать оружие. В течение месяца проводились работы по укреплению позиций с суши – были установлены 51 орудие, 8 пулемётов и 3 ракетные батареи. 14 июня русские войска без боя заняли находившийся по соседству город Цзиньчжоу, китайские чиновники и губернатор были взяты в плен.

Уже к середине июля русские войска вели бои с регулярной китайской армией, которые закончились безоговорочной победой – китайские части между Порт-Артуром и Инкоу были разгромлены, а движение на этом участке КВЖД восстановлено.

Портовый город Инкоу также был в сложной ситуации. Рядом строились русский посёлок, станция КВЖД и порт, в Инкоу располагалась администрации южной части железной дороги во главе с инженером Феофилом Осиповичем Гиршманом.

27 июня к городу подошёл большой отряд китайской кавалерии, который через даотая (мэра города) уведомил о своём проходе через русский посёлок. Андрей Николаевич Тимченко-Островерхов, русский консул, ответил на данное сообщение категорически – в случае прохода китайских войск охрана КВЖД будет вынуждена открыть огонь. К этому времени в Инкоу прибыл отряд Павла Ивановича Мищенко (см. выше). В распоряжении русских войск были пушки канонерской лодки «Отважный» (с неё 3 июля был высажен десант из 26 матросов и одного офицера, вооружённые 2,5-дюймовой пушкой Барановского) и канонерской лодки «Гремящий» (десант высадился 30 июня). В итоге в Инкоу было около 800 русских матросов и стражников КВЖД.

Несмотря на солидное вооружение и количество военных, 22 июля ихэтуани и солдаты китайской армии атаковали русский посёлок. Русские отразили атаку ружейным огнём, канонерская лодка «Отважный» открыла огонь по городу, а «Гремящий» – по форту в устье реки Ляохэ. В тот же день из Порт-Артура пришло подкрепление. Бомбардировка вызвала среди полутора тысяч солдат китайских регулярных войск панику, они бежали, не разбирая дороги. Инкоу был взят в тот же день, над город гордо развевался Андреевский флаг. Ни один русских солдат в столкновении не погиб, ранено было всего четверо.

23 июля в Инкоу прибыл Алексеев на крейсере «Забияка», который подписал «Положение о временном Императорском Российском управлении портом Нючжуана». Инкоу до марта 1902 года был крупной базой русских войск в Китае.

В это время в Приамурском военном округе Российской империи была объявлена мобилизация 12 тысяч солдат. Позже к ним присоединилось Уссурийское казачье войско под командованием генерал-губернатора Чичагова, который позднее, в 1901 году, возьмёт под своё командование отряды российских железнодорожников и охранников КВЖД.

Конфликт набирал обороты, всё больше жертв гибло «под колёсами» истории. 10 июля ихэтуани начали осаду Харбина, русского города в Китае, который обороняли русские солдаты, а 14 июля начался обстрел китайской артиллерией пограничного, но такого родного лично для меня, Благовещенска. Обстрелы длились больше месяца.

Благовещенск, чьё население по переписи 1897 года составляло 32 894 человек, был практически беззащитен, так как после начала бунта в Китае все находившиеся в городе воинские части вместе с набранным отрядом добровольцев были направлены для охраны объектов Китайской восточной железной дороги.

1 июля (по старому стилю) 1900 года китайская батарея c территории селения Сахалян (русские называли его Сахалином) обстреляла идущие по Амуру русские пароходы «Михаил» и «Селенга». Это случай сочли одиночной провокацией, но в семь часов следующего дня, когда публика привычно прогуливалась по набережной, c противоположного берега Амура был открыт массированный ружейный и орудийный огонь. Как вспоминают очевидцы событий, «в воздухе стон стоял от смешанного гула многих голосов и свиста пуль, то и дело пролетавших над головой». Люди в панике разбегались, спасаясь от смерти.

Но это было ещё не самым страшным.

«Недостаток войск и оружия и появившиеся в городе прокламации “Большого Кулака” о том, что в ночь на 4 июля назначены, при содействии находившихся в городе китайцев, общая высадка маньчжур и грабёж города, усилили беспокойство горожан до высшей степени».

В Благовещенске в собственном квартале проживало до 5 тысяч китайцев, и это, не считая живших рядом с городом, в деревнях.

В городе не было не только воинских частей, но даже губернатора, находившегося в то время в Маньчжурии. И жители стали стихийно самоорганизовываться. Толпа двинулась к городской управе и оружейным магазинам и забрала находившееся там оружие, которое раздавалось формирующейся тут же «вольной дружине». Вступали в неё представители самых разных слоёв общества – рабочие, крестьяне, мещане, купцы, промышленники, военные. Дружинники делились по отдельным участкам береговой обороны.

 

 

Сохранился интересный отчёт, составленный по горячим следам событий участниками самообороны:

«2 июля, тотчас после открытия бомбардировки города Благовещенска, мною была тотчас собрана добровольная дружина, вооружена винтовками, частью из городской управы, частью из магазина Нобеля и Ко, и отведена на берег Амура, – писал создатель ополчения поручик Колонтаевский. – Эта команда существовала с 2 по 20 июля, находясь всё время в ложементах [окопах, – авт.] и неся службу, как сторожевая цепь против переправы китайцев. Днём производились занятия, команда превратилась в правильно сформированную роту».

Всего в дружину к 4 июля записалось около 1000 человек.

Дружинники установили на набережной семь пушек, из которых были потоплены курсировавшие по реке китайские джонки, с которых также вёлся огонь по городу. Пароход «Селенга» был превращён в импровизированную плавучую батарею, с которой производились бомбардировки противоположного берега.

 

 

Тем не менее, обстрелы города продолжались, гибли люди. Сохранялась и угроза высадки китайского десанта из регулярных войск и вооружённых холодным оружием озверелых повстанцев.

«Осада тянулась, – вспоминает одна из очевидиц событий, – получалась уверенность, что китайцы хотели хорошенько “изморить город, играя с ним, как кошка с мышью”, прежде чем окончательно овладеть им. Жители знали, какая участь ожидала их в последнем случае. Я помню несколько семейств, члены которых, в случае взятия города китайцами, готовы были покончить с собой, лишь бы не попадаться в их руки. Во время вылазки на ту сторону солдат Фёдор Калинин отстал от своих и был взят в плен китайцами. После взятия Сахаляна, его тело нашли там по кускам; китайцы замучили его со всей их зверской утончённостью».

5 июля, ввиду серьёзности ситуации, в городе было объявлено военное положение. Днём ранее китайское население начали принудительно депортировать на противоположный берег. К сожалению, эта страница истории известна с нелициприятной для России стороны под названием «Китайский погром в Благовещенске».

Слухи о жестоких массовых убийствах, совершаемых китайцами-ихэтуанями, вызвали в городе панику среди мирных жителей. В ответ на это губернатор Константин Николаевич Грибский, реализуя директиву военного министра Алексея Николаевича Куропаткина о решительных действиях против китайцев, приказал казакам выселить их из города. Силами полиции и добровольцев были устроены облавы, в ходе которых несколько тысяч человек было интернировано. Облавы сопровождались массовыми грабежами, избиениями и убийствами.

4 (17) июля первая партия численностью до 4 тысяч человек была отправлена в посёлок Верхне-Благовещенский. Из-за жары часть людей стала отставать, тогда пристав отдал приказ всех отставших «зарубить топорами», в результате было убито несколько десятков человек. В посёлке было выбрано место для переправы (ширина реки составляла 200 метров, а глубина – до 4 метров), людям было приказано плыть. Китайцы большей частью не умели плавать, поэтому после того, как первые вошедшие в воду утонули, оставшиеся отказывались идти, тогда их стали загонять в воду с помощью стрельбы, нагаек и холодного оружия. В итоге, из нескольких тысяч на другой берег Амура переправились только около сотни человек. В последующие дни аналогичная участь постигла ещё несколько сотен человек[12]. По оценкам историков, погибло от трёх до семи тысяч китайцев [13]. Убийства китайцев имели место и в других населённых пунктах губернии, хотя и не приняли столь массового размаха.

Будущий генерал-лейтенант Александр Васильевич Верещагин писал в своих мемуарах, как несколько дней спустя встретился с трупами ниже по реке:

«И вот, во всю ширь Амура, поплыли утопленники, точно за нами погоня какая. Пассажиры все повылезли из кают – смотреть на такое невиданное зрелище. Оно до смерти не изгладится из моей памяти. Очевидно, это были те самые несчастные, которые потонули у Благовещенска. Пролежав известное время на дне, они набухли и теперь всплыли».

Преобладающей оценкой благовещенской трагедии в обществе дореволюционной России было отношение к событию как к «трагическому результату превышения мер необходимой самообороны в ситуации смертельной угрозы». Однако встречались и более жёсткие определения, так словарь Брокгауза и Ефрона указывал на отсутствие оснований для выселения китайцев и преступность действий чиновников и военных [14].

Но было и противоположное мнение – о героической защите Благовещенска. Как подчёркивал позже генерал-губернатор края Николай Гродеков:

«События 1900 года поставили город Благовещенск в необходимость принять на себя удары многочисленного противника и с честью отразить его нападение. Геройская восемнадцатидневная защита Благовещенска в значительной степени принадлежит гражданам города, которые при первых же выстрелах, с оружием в руках, встали на защиту родной земли Благовещенска, она прославила город и событие это, несомненно, составит одну из славных страниц истории края».

 

 

К 8 июля в городе закончились снаряды, но уже 9 июля их удалось подвезти из Хабаровска. 14 июля начали подходить и военные части, которые вместе с местными дружинниками 20 июля переправились через Амур и разгромили китайцев. В итоге – обстрел Благовещенска длился тринадцать дней, вёлся восемью орудиями и значительного ущерба не нанёс. Не было разрушено ни одного дома, погибло 5 человек и 15 было ранено. Осада была снята.

В 1902 году русский художник Александр Сахаров, ученик Айвазовского, написал полотно «Оборона Благовещенска в 1900 году» и преподнёс в дар Благовещенску.

 

 

Отсюда, из Благовещенска, в северный Китай и устремятся русские казачьи сотни. На берегах Амура в сражениях погибнет талантливый, первый для Благовещенска, поэт Леонид Волков.

Но, так или иначе, самым важным событием в войне на территории Маньчжурии стала оборона Харбина, в который со всех сторон стекались российские граждане – служащие КВЖД с семьями, разрозненные отряды военных и охранников.

Рядом с Харбином находились два китайских города: к северу, в 17 верстах, за рекой Сунгари, был расположен Хулачен, а на юго-востоке, в 20 верстах, – город Ашихэ (Аже-хе). Военачальники этих городов были крайне агрессивно настроены к русскому населению. Так, в Хулачене, по инициативе маньчжурского полковника было сформировано ополчение из ихэтаней, которые с 26 июля регулярно маршировали по улицам города, занимались гимнастикой и фехтованием. Целью было устрашение. Русских в этом населённом пункте не было, но было несколько католических миссий. Гнев мятежников обрушился именно на них – католические храмы были сожжены, миссионеры-европейцы и католики из числа китайцев зверски убиты. Двум мессионерами – Монье и Рубэну – удалось бежать сначала в Харбин, а затем в Россию.

Покидавшие полосу отчуждения КВЖД сосредотачивались в Харбине для того, чтобы покинуть город на пароходах. Мятежники и китайская армия не отпускали транспорт без боя, на пароходы обрушивался шквал выстрелов. Не обходилось без жертв – на пароходе «Одесса» при обстреле был убит инженер КВЖД, а также ранены три женщины и маленькая девочка, а на пароходе «Воевода Толбузин» были ранены матрос и пассажирка.

 

 

Все, кто хотел покинуть Харбин и Маньчжурию, были эвакуированы ещё до начала боевых действий. Ко времени окончания отступления с различных станций и участков КВЖД, в Харбине обосновалось около двух тысяч человек охранной стражи, тысячи человек из числа военных запаса и около тысячи безоружных мужчин, женщин и детей. Харбинский отряд состоял из четырёх рот, вооружённых берданками. Роты носили названия – полицейская, пожарная, музыкальная и «вольная Осетинская дружина», состоявшая в основном из кавказских мусульман[15]. Командовал отрядом Александр Алексеевич Гернгрос, участник русско-турецкой войны 1877-1878 годов, главный начальник охранной стражи КВЖД, начальник гарнизона Харбина. За оборону Харбина награждён орденом Святого Георгия 4-й степени (22 декабря 1900 года), получил звание генерала-майора за боевые отличия 13 июля 1900 года.

 

 

Как было сказано выше, 9 июля цицикарский губернатор по своей инициативе, в нарушение указа императрицы Цыси, призывавшей к осторожности в отношениях с русскими[16], Шоу Шань отправил телеграмму Александру Иосифовичу Юговичу, главному инженеру строительства Китайско-Восточной железной дороги, которая означала объявление войны.

 

 

В этот же день Шоу Шань отдал приказ о наступлении, а уже 13 июля ранним утром китайские войска численностью более двух тысяч человек с 20 пушками выступили из Хулачена на штурм Харбина. К 10 часам утра китайцы выбили русских из Затона на другую сторону реки Сунгари.

Другой китайский отряд до 2 тысяч человек в ночь на 13 июля переправился через Сунгари выше Харбина и через кирпичный завод стал наступать на станцию – на Новый город и Пристань. К 8 часам утра кирпичный завод был под контролем китайцев, здесь была установлена батарея из четырёх орудий – начался обстрел. Основные силы Харбинского отряда под руководством Гернгроса были сосредоточены на Пристани.

Китайская пехота стала наступать на Новый город, находящийся в двух верстах от завода, на Пристань и железнодорожную станцию. В ходе боя русскому отряду удалось отбросить китайцев от Пристани, но около Нового города завязался плотный бой. Гернгрос отправил подкрепление. Китайцы заняли железнодорожный мост, депо и склады.

Но радость закрепившихся мятежников была недолгой. После 11 часов утра две сотни охранной стражи неожиданно зашли к китайцам с фланга. Ихэтуани были вынуждены отступать к винокуренному заводу к югу от Харбина. Русские штурмом взяли завод, где были убиты около 400 китайцев, большинство которых были безоружными ихэтуанями.

В тот же день, 13 июля, к 15:00 битва за Харбин закончилась. По подсчётам российской стороны, китайцы потеряли не менее 800 человек, также были захвачены три китайские пушки. В четыре часа дня под радостные возгласы общественности орудия привезли на Пристань – это была первая артиллерия, появившаяся в Харбине. Из пушек вечером того же дня был дан залп гранатами по Затону, в котором всё ещё находились китайские войска.

 

 

В последующие дни события развивались не так стремительно – китайцы обстреливали город, не предпринимая никаких активных действий. Ленивая восточная война. Русские храбрецы, поручик Пявко-Доценко и сотник Казаркин обратились к Гернгросу – не в силах терпеть обстрелы, они предлагали ночную вылазку с несколькими добровольцами в стан врага на Затоне, чтобы отбить китайскую батарею, поставленную на насыпи железной дороги. Гернгросу идея пришлась по вкусу, но реализацию её он отложил до следующей ночи – в итоге, плану не суждено было сбыться.

 

 

14 июля около пяти часов вечера, выпустив несколько снарядов по Пристани напоследок, китайцы подожгли Затон и отступили. Защитники Харбина не теряли бдительность, полагаясь на опыт и зная восточную хитрость. Тем более, что сами китайские войска держались в отдалении и получали всё новые и новые подкрепления. Русскими были укреплены окопы на Пристани, возведены перед ними искусственные препятствия. В течение недели никаких попыток напасть на Харбин китайцы не предпринимали. Дни тянулись тревожно – в ожидании скорой атаки.

Но 21 июля в пять часов вечера от разъездов 1-й сотни получена радостная новость – в донесении значилось, что на Сунгари показались дымки идущих пароходов. Это был Хабаровский отряд, целая флотилия, который к восьми часам вечера под звуки музыки и крики «ура» выстроенного вдоль берега гарнизона причалил к Пристани. С первого парохода на берег сошёл командующий отрядом генерал Владимир Викторович Сахаров.

 

 

Приказа применять оружия у прибывших на помощь не было, только в случае крайней необходимости:

«Отправляя на выручку Харбина отряд генерал-майора Сахарова, Гродеков дал начальникам инструкцию, в которой указывал, что употреблять в дело оружие следует только в виду действительной надобности…, войска должны знать, что в течение двухсот лет мы жили с китайцами в большом согласии и мире, а если и призваны в настоящее время на территорию Китая, то лишь для усмирения мятежников против законного китайского правительства. Обиженных китайцев, без повода с их стороны, быть не должно. Особенно строго следует относиться к имуществу и собственности каждого китайца»[17].

На следующее утро в Харбин вошли две конные сотни охранной стражи под командованием полковника Денисова, проделавшие переход в 550 вёрст.

 

 

Потерпев поражение, губернатор Шоу Шань покончил с собой. Благородное происхождение определило специфический уход из жизни – это был не яд и не пуля. Губернатор проглотил большой золотой самородок. Эта благородная с точки зрения военной китайской этики смерть не была обделена вниманием со стороны властей. В 1908 году семейству покойного было выдано пособие в 1100 лян, а детям Шоу Шаня предоставлены должности чиновников.

Осада Харбина была снята, но китайское восстание продолжалось. Одним из значительных эпизодов стал переход с боями Телинского отряда, в составе которого были преследуемые китайцы-христиане.

 

 

Есть следующее свидетельство о трудности положения этого отряда:

«Другая партия, бывшая на той же южной ветви, но ушедшая по направлению на север к Харбину, попала в несравненно более трудную и тяжёлую обстановку. Она выступила из Телина 24 июня, имея в своём составе 200 слишком человек, и была обременена громадным обозом с китайцами-христианами, их женами и семьями. Уже на третий день движения пройдя от Телина сто вёрст этот отряд оказался совершенно измученным. Преследуемый по пятам, он должен был охранять этот обоз, двигаться при самых тяжёлых условиях, не раз прибегать даже к работе штыком.

На четвёртый день похода он был атакован громадными полчищами (около 15 тыс.), понёс большие потери, уже к 5 часам вечера 27 июня имел в своём составе много раненых и чувствовал недостаток в патронах. Судя по телеграме главного инженера, всё что можно было собрать поскорее было послано на выручку этого отряда. Отправлено 70 казаков, прислано 15 тыс. патронов. Ближайшею поддержкой доблестной партии, отступавшей при такой ужасной обстановке, являлся отряд в 200 человек высланный на ст. Таручай в 120 верстах к югу от Харбина.

Считая движение партии происходящим с прежнею скоростию, т. е., что 27 числа она прошла 25 верст, можно было видеть, что первое подкрепление и то всего в 200 человек, находилось от измученных бойцов в расстоянии 160 верст или 5-6 дней пути, другими словами, что положение отступавших было не только невыносимо тяжёлым, но прямо безвыходным. Это впечатление, вынесенное из первых телеграм было рассеяно последнею полученною уже при составлении настоящей статьи.

Оказывается, что Телинский отряд успел спастись, что он соединился с двухсотенным подкреплением, что даже понесённые им потери не так значительны, как можно было думать вначале: по донесению инженера Юговича, отряд потерял ранеными 30, убитыми 10 и без вести пропавшими 3 человека».

 

 

Наступление союзных войск на Пекин началось 2 августа 1900 года. Правительство Китая ввело в Пекине военное положение. 15 августа начался штурм Императорского города, но из-за оказанного сопротивления в город войска войти не сумели. Первыми открыли огонь и разрушили центральные врата китайской столицы русские войска, а в следующие дни к ним примкнули японцы, американцы и прочие колониальные войска. Итогом стало то, что значительная часть Пекина была взята под контроль. Но в Северной Маньчжурии по-прежнему было не спокойно – ихэтуани совершили наступление, вновь приблизившись к Благовещенску. 28 августа коалиционные войска взяли штурмом императорский дворец. Пекин с этого дня полностью контролировался союзниками.

Тем временем бои на севере Маньчжурии продолжались. Российские войска вновь предприняли наступление, заняв правый берег Амура и полностью очистив его не только от повстанцев, но и от всего китайского населения. В начале сентября императрица Цыси, убедившись, что ихэтуани не победят, поддержала союзные государства и издала указ, призывавший начать расправы с ихэтуанями по всей стране.

 

 

В начале 1901 года уцелевшие после подавления восстания ихэтуани проникли в Маньчжурию и объединились в «Армию честности и справедливости». Всего армия насчитывала 200 тысяч человек. Но в мае того же года, после череды небольших столкновений, все ихэтуани в окрестностях Пекина были ликвидированы. В декабре 1901 года российской армии удалось полностью ликвидировать остатки «Армии честности и справедливости», что и принято считать окончанием восстания, хотя в отдельных провинциях сопротивление продолжалось. Последние ихэтуани были ликвидированы только к концу 1902 года.

В 1902 году Россия и Китай подписали договор, по которому российские войска должны были покинуть Маньчжурию, а Цинская империя обязывалась соблюдать определённые условия в регионе, выдвинутые российской стороной, а именно – согласно русско-китайской конвенции от 1898 года Российская империя взяла в аренду на 25 лет Порт-Артур вместе с прилегающим Ляодунским полуостровом и получила право пользования КВЖД, проходящей по маньчжурской территории.

Завершая рассказ о событиях на КВЖД в 1900 году, скажу, что все деяния китайских повстанцев и чиновников обошлись администрации КВЖД дорого. В общей сложности ущерб от разрушений составил более 72 миллионов рублей. Так, из 1 300 вёрст железнодорожного пути было разрушено около 900, особенно пострадал западный участок. Пути на отдельных участках были восстановлены к 1901 году.

 

 

---

Примечания:

[1] Цзиньдай ши цзыляо. 1957. № 1. С. 9. Прокламация содержится в «Записках об ихэтуанях» неизвестного жителя г. Тяньцзиня. Впервые перевод её на русский язык был сделан работниками русского посольства в Пекине (АВПР, Кит. ст., д. 117, л. 159) и позднее опубликован в журн. «Красный архив» (1926, № 14, стр. 11-12). По призыву ихэтуаней многие обращённые китайцы, одни из солидарности с повстанцами, другие под угрозой смерти, отрекались от христианства. Во время движения ихэтуаней свирепствовала засуха, вызвавшая множество инфекционных заболеваний. Участники восстания объясняли эпидемии диверсией иностранцев, которые якобы отравляли продукты и воду.

[2] Прокламация извлечена из статьи П. Гриневича «Боксёрское восстание» (журнал «Проблемы Китая» 1934 года), который в свою очередь перевёл её с английского варианта, помещённого в «North China Herald» (дата не указана). Английский текст снабжён примечанием, что прокламация была наклеена на стенах протестантской церкви в Цзядине (Шаньдун) около 1 июля 1900 г. К сожалению, китайского текста обнаружить не удалось, но датировка вызывает сомнение: в прокламации сказано: «Пятый день этого месяца» (неизвестно какого месяца). Факт обнаружения документа в конце июня не даёт оснований заключить, что именно в это время он и был написан.

[3] Датировка в скобках, видимо, сделана в «North China Herald».

[4] Проблемы Китая. 1934. № 13. С. 262-263.

[5] Архивные материалы об ихэтуанях. Т. I. С. 56.

[6] Императорский указ Государственной канцелярии (17 апреля 1900 г.)// «Ихэтуани». Т. IV. С. 12. Впервые русский перевод сделан в российском посольстве в Пекине в апреле 1900 г., опубликован в журнале «Красный архив» (т. 14, 1926, С. 10-11).

[7] Императорский указ (21 июня 1900 г.) // Архивные материалы об ихэтуанях. Т. I. С. 161-162.

[8] Цит. по: Широкорад А. Б. Падение Порт-Артура. Москва: Ермак, 2003.

[9] Дацышен В. Г. Русско-Китайская война. Маньчжурия 1900 г. / В. Г. Дацышен. СПб.: ООО «Галея Принт», 1996. С. 67-70.

[10] Муржак М. Приамурские ведомости. 1900.

[11] Морской сборник. 1902 г., № 8. С. 71.

[12] Дятлов В. «Благовещенская трагедия»: историческая память и историческая ответственность / В. Дятлов. Дружба Народов. 2012. №10; Благовещенск // Военная энциклопедия: [в 18 т.] / под ред. В.Ф. Новицкого [и др.]. СПб.; [М.]: Тип. т-ва И.Д. Сытина, 1911-1915.

[13] Там же.

[14] Дятлов В. «Благовещенская трагедия»: историческая память и историческая ответственность / В. Дятлов. Дружба Народов. 2012. №10; Благовещенск // Военная энциклопедия: [в 18 т.] / под ред. В.Ф. Новицкого [и др.]. СПб.; [М.]: Тип. т-ва И.Д. Сытина, 1911-1915.

[15] Броненосный флот России: сборник переводов из инопереодики. Лениград, 1941.

[16] «Когда в означенной провинции дойдёт дело до открытого столкновения, то надлежит вперед выставить Большой кулак [ихэтуаней], нам же нет надобности явственно развёртывать своих знамён и значков. Тогда только в будущем, когда обстоятельства потребуют к обсуждению, мы с этой стороны не натолкнемся на затруднения» // Броненосный флот России: сборник переводов из инопереодики. Ленинград,1941. С. 81.

[17] Исторический вестник.1915. Т. 142. № 10. С.141-166. {Воен. энц.}