Я три часа оставался на хозяйстве за атомного министра Славского
Признания Владимира Губарева за завтраком в минской гостинице «Виктория»
Рубрика в газете: Атомные секреты, № 2019 / 35, 26.09.2019, автор: Владимир ГУБАРЕВ
С Владимиром Губаревым я познакомился в Минске во время подведения итогов четвёртого литературного конкурса «Мост дружбы». Потом мы оказались с ним за одним столом на завтраке в минской гостинице «Виктория». Я поинтересовался у писателя, как в Белоруссии продаётся разрекламированная «Комсомольской правдой» его последняя книга об аварии на Чернобыльской атомной электростанции, а заодно и о нашумевшем фильме про Чернобыль (фильмом Губарев остался недоволен; его удивило нынешнее отношение общества к прошлому, которое назначило главным виновником прежнюю систему). Дальше разговор коснулся планов. Губарев признался, что вскоре планирует выпустить книгу о нашем ядерном оружии от времён Сталина до Путина. Ну а потом последовали подробности – и не только – о новой книге. За чашкой утреннего чая мы поговорили и о многом другом. Мне показалось, что некоторые фрагменты нашей беседы заинтересуют и читателей.
– Владимир Степанович, у нас много лет существовало табу на все публикации о ядерных взрывах, даже тех, которые были произведены в мирных целях. Вы, как я понимаю, одним из первых преодолели этот запрет. Как это получилось?
– У нас произошла авария на газовом месторождении в Узбекистане, под Бухарой. Чтобы сбить газовое пламя и ликвидировать аварию, учёные предложили прибегнуть к ядерному взрыву. Всё это происходило на моих глазах. Я оперативно написал об этом для «Комсомолки» материал и послал его министру общего машиностроения Славскому. Прочитав вёрстку статьи, Славский вызвал своего помощника и сказал, что он на три часа уезжает, а на это время в его кабинете останусь я и буду за министра. Ситуация получилась несколько неожиданной. Пока министр отсутствовал, было несколько звонков, на которые я по его просьбе отвечал. Людей, которые привыкли по кремлёвским телефонам слышать ответы только Славского, брала оторопь. Они не понимали, куда попали. Наконец, через три часа вернулся довольный Славский. Он сообщил, что Брежнев остался моей статьёй доволен. Члены Политбюро тоже не возражали. Один Громыко сказал, что мы недавно в Нью-Йорке на заседании ООН заявили о необходимости прекращения всех ядерных взрывов и поэтому за рубежом появление статьи о взрыве пусть и в мирных целях под Бухарой могли бы не понять. В общем, мою статью положили в сейф. А через некоторое время главному редактору «Комсомолки» Панкину по кремлёвской вертушке позвонил Громыко. «Губарев у вас работает?» «Да». «Пригласите его к телефону». Меня позвали. Громыко сообщил, что за мной на улицу Правды послали машину. Действительно, вскоре появился человек, который увёз меня на Смоленскую площадь. Громыко лично передал сохранившийся у него экземпляр вёрстки моей статьи и сказал, что можно печатать. В «Комсомолку» я возвращался уже не на министерском членовозе, а на обычной мидовской «Волге». У входа в редакцию меня ждал наш цензор. Ему уже сообщили об указаниях Громыко. Цензор потребовал дать статью в текущем номере без каких-либо сокращений. Но при новой вёрстке вылез «хвост» в десять или двенадцать строчек. Памятуя о требовании цензора, Панкин дал команду снять из текущего номера выходные данные номера с указанием адреса газеты – лишь бы ни слова в моём материале не сократить.
– Говорят, что ельцинский министр атомной промышленности Адамов сдал американцам все наши секреты…
– Это брехня. Адамов был по своей натуре коммерсантом и много что иностранцам продал. Именно поэтому американцы с помощью швейцарцев и взяли его в Женеве за дно место. Но атомных секретов Адамов не знал.
Когда-то Адамов очень понравился президенту нашей Академии наук Александрову. Он его к себе приблизил, но не как великого атомщика, а как делового человека. Александров увидел в нём сильную хватку, как бы сейчас сказали, менеджера.
Но что касается атомных секретов, с этим в отрасли всегда было очень и очень строго. Каждый знал только то, что ему положено – и не больше. Вы знаете, что Анатолий Павлович Александров, который очень много сделал для становления советской атомной промышленности, на ядерных взрывах не присутствовал. Почему? Потому что ему это не было положено.
Я могу вспомнить случаи и из собственной практики. В Тюменской области готовился атомный взрыв, который был нужен для создания подземного хранилища газа. Девятов предложил мне присутствовать (видимо, для того, чтобы я потом ярче смог об этом написать). Но я отказался. А когда вернулся в Москву, узнал, что министр Славский устроил Девятову взбучку – чтоб впредь не провоцировал и не позволял себе лишнего.
Могу добавить: я много лет вынужден был писать материалы об атомных испытаниях не то чтобы в стол. Я всё отдавал министру Славскому. Он прочитывал каждую статью и все мои материалы клал в сейф. Как он говорил: когда придёт время, скажет, что можно будет отдать в газету.
Ещё одна история про секреты. Это уже было сразу после распада Советского Союза. Ельцин прибыл со свитой в Саров. Один из наших атомщиков Михайлов повёл его в музей. Но при входе все охранники президента были остановлены. Не пустили в музей даже тогдашнего председателя правительства Гайдара. Ибо никто из них не имел допуска к сверхсекретным материалам о нашем новейшем оружии. С Михайловым в музей прошёл один лишь Ельцин. А свита вынуждена была отправиться молиться в Дивеевский монастырь. Как все поняли, увиденное Ельцина впечатлило. Не случайно Михайлов после этого стал атомным министром.
– Правда, что вам одно время не разрешали писать про гениального конструктора Янгеля?
– Да, это правда. Когда я после очередной поездки в Днепропетровск вернулся с материалами о Янгеле, мне дали понять, что моя статья никогда не пройдёт. Я вынужден был обратиться к Дмитрию Устинову. После некоторых раздумий Устинов сказал: хорошо, пиши, но при одном условии – ни в коем случае не упоминать боевые ракеты. Затем мои материалы под лупой изучили в оборонном отделе ЦК партии. И только потом они появились на страницах «Комсомолки».
– Вмешивался ли в ваши материалы член Политбюро Кириленко?
– Лично я с ним никогда не сталкивался. У меня сложилось впечатление, что ракетными делами у нас плотно занимался, во-первых, сам Брежнев, а уже потом шёл Устинов, которому подчинялся отдел оборонной промышленности ЦК. Про Кириленко мои собеседники мне никогда не говорили. Из этого я могу сделать вывод, что он ракет не касался и занимался другими вещами. Повторю: я часто был на связи прежде всего с Устиновым.
– А с Брежневым?
– С ним я несколько раз встречался.
– И какое он на вас произвёл впечатление?
– А у вас есть сомнения? Сразу скажу: Брежнев не был дураком или идиотом. Это был очень грамотный и умный человек. Он, безусловно, много сделал для космоса.
Я хорошо знал Королёва. Вы думаете, что только Королёв сделал ракету и запустил Гагарина?! На космос работали и Янгель, и Чаломей, и другие гениальные конструкторы. Не было бы их – вряд ли был бы и успешный пуск Гагарина. Брежнев это очень хорошо понимал. Именно поэтому он в своё время настоял на том, чтобы Золотые Звёзды Героя за Гагарина дали всем главным конструкторам, а не одному Гагарину.
Уже в начале 80-х годов мне предложили написать за Брежнева мемуары о начале освоения космоса. Правда, меня сразу предупредили: никаких встреч с генсеком не будет. Я всё писал, отталкиваясь от своих бесед с конструкторами и привлекая свои прежние материалы. Получилась рукопись объёмом почти в двести страниц. Потом в какой-то момент меня пригласили к Брежневу и попросили вслух зачитать генсеку отдельные фрагменты. Я выбрал сцены с Гагариным. Брежнев, когда слушал, не сдержался и всплакнул. Брежневское окружение моей работой тоже осталось довольно. Рукопись была передана в «Новый мир». А дальше Брежнев вдруг умер. И многое сразу изменилось. Моя рукопись кем-то была раза в три сокращена, и в печать её отдали со многими нестыковками.
– Со всеми ли редакторами вы ладили?
– Нет. Когда в ЦК новым главным «Комсомолки» утвердили Корнешова, я сразу задумался об уходе. Об этом узнал Пётр Машеров, и я получил предложение переехать в Минск. Машеров хотел мне дать должность в Союзе писателей Белоруссии. Уже даже начались поиски для меня квартиры в Минске. Но всё остановил Зимянин. Он тогда был главным редактором «Правды». По его словам, если я и должен был уйти из «Комсомолки», то только в «Правду». А тут другого моего коллегу – Виталия Игнатенко – назначили заместителем заведующего нового отдела ЦК партии. Зимянин решил, что убрать из «Комсомолки» второго заместителя главного редактора Политбюро не позволит, и предложил мне чуть повременить с уходом.
Кстати, потом Корнешова перевели замом в «Известия», а в «Комсомолку» прислали Ганичева. Я неплохо знал Ганичева и предупреждал его, что одно дело быть директором издательства «Молодая гвардия» и совсем другое – возглавлять газету. Но он меня не послушал. Ему важней оказалось другое – появление в биографии строчки: «главный редактор «Комсомольской правды». Ганичев думал, что так проще ему потом будет избраться секретарём ЦК КПСС или на худой конец стать завотделом пропаганды ЦК партии (ведь тот же Зимянин перешёл на должность секретаря ЦК с поста главреда «Правды»). Но его расчёты не оправдались. Вскоре Ганичеву по какому-то вопросу позвонил лично Брежнев. Он тут же стал перезванивать всем членам Политбюро и советоваться с ними. Дозвонился Ганичев и до Суслова. А тот после краткого разговора с ним в своём кругу заметил: «Какой неумный человек». И всё. Этого оказалось достаточным, чтобы Ганичева из «Комсомолки» убрали.
– Очень распространено мнение, что наша техническая мысль серьёзно отстала, а все образцы нынешнего оружия, которым хвастается Путин, начали разрабатываться ещё в советское время. Это так?
– Мы всего пока не знаем. Наверное, нынешние носители атомного оружия до сих пор отталкиваются от советских разработок. Но некоторые боеголовки, насколько мне известно, наши конструкторы разработали уже в этом столетии. Утверждать, что мы технически отстали и ничего серьёзного в последние годы не наработали, глупо. Это не так. Есть другая проблема. Мы не все новые наработки можем испытать. Запреты на ядерные взрывы никто не отменял.
Расспрашивал Владимира ГУБАРЕВА
за завтраком Вячеслав ОГРЫЗКО
Та же детская болезнь – детский эгоцентризм мышления по поводу американского фильма “Чернобыль”. Как фильм “Чапаев”, который смотрели десятки раз, но фильм это не история страны! Бодать фильм, что он недостоверен, все равно, что обвинять Ленина в введении НЭПа – “предатель коммунизма”. Ленин о таких говорил “Вульгарный марксист” Когда послужишь в химических войсках СССР и увидишь, как “дрищут” офицеры с особистами и политработниками, вместе с командирами полков – это не фильм “Чернобыль”. А атомная технология представлена огромным количеством книг с хорошим качеством на Западе. Но у нас их не переводят. Да и уже опоздали. Время ушло!
Так что читать Владимира Губарева об атомных секретах, не интересно!
НЕ понял: он этими тремя часами гордится или бравирует?
– Познавательное интервью об известных людях.
Курганову: заголовок, думаю, придумал редактор. Владимир Губарев только рассказал эпизод.
эпоха динозавров когда хранилища для газа рыли атомными взрывами!
Эпоха комментаторов-фантазёров продолжается парткличкой varibok.