За наше счастливое детство!
Рубрика в газете: Архив шестидесятника, № 2018 / 27, 20.07.2018, автор: Марк ФУРМАН (Владимир)
1. «Князь Серебряный» для Олега Ефремова
Великолепный драматург и прозаик Михаил Михайлович Рощин был частым гостем писательского Дома творчества в Переделкине. Лично могу засвидетельствовать, что в каждый приезд сюда я неизменно встречал Михаила Михайловича, снимавшего небольшую комнату на первом этаже старого корпуса. В первую половину дня, да и по вечерам из-за его дверей обычно доносился дробный шепоток пишущей машинки: писатель постоянно работал.
Как-то за ужином прошёл слух, что у Рощина в гостях главный режиссёр МХАТа Олег Ефремов. Поскольку встреча давних друзей и соавторов случилась накануне 70-летнего юбилея Ефремова, общеизвестно, что он был постановщиком почти всех пьес драматурга, она расценивалась как некая увертюра к ожидавшемуся событию.
В тот вечер я что-то читал. И тут в комнату негромко постучали. Открыв дверь, вижу дежурную по корпусу. Извинившись за позднее вторжение, она сказала:
– Я от Михаила Михайловича. Он спрашивает, не найдётся ли у вас взаймы бутылка водки или вина?
Таковая, а это была водка «Князь Серебряный» владимирского розлива, оказалась в моих запасах. Передавая «Князя», я заметил, что возврат не обязателен, это пустяк, мелочёвка. Однако Михаил Михайлович оказался человеком до щепетильности обязательным. На следующее утро он поблагодарил меня, а днём позже в качестве возврата долга занёс марочный армянский коньяк.
Мы посидели с часок, выпили по рюмке-другой того возвратного коньяка. Тогда же Рощин рассказал занятную байку, заметив, что услышал её от писателя Виктора Шендеровича. Байка показалась мне настолько впечатляющей, что я записал её в свой дневничок:
– Все знали, что артист Филиппов очень любил выпить. И вот они с поэтом Дудиным, когда не было денег, продали кому-то Большую советскую энциклопедию в 60 томов. Жене Филиппова понадобилось что-то узнать, она спросила мужа об энциклопедии. Находчивый Филиппов тут же отвечает:
– Её целиком Мишка Дудин взял почитать…»
Где-то неделю спустя, к юбилею Олега Ефремова, в «Известиях» был напечатан большой, на всю полосу обстоятельный очерк М.Рощина о режиссёре, который все обитатели писательского дома читали, передавая газету из рук в руки. И если учесть, что пьесы Михаила Рощина в своё время ставились вначале во МХАТе, да и поныне есть в репертуарах многих театров, тут – комментарии излишни.
Уже после того, как мы пересеклись с Михаилом Михайловичем в Переделкине, мои впечатления о нём дополнил писатель Анатолий Приставкин. В повести с несколько эпатажным названием «Синдром пьяного сердца», где собраны легко читаемые, ложащиеся на душу рассказы-байки о писателях и друзьях, Приставкин пишет: «…Проживает Рощин в старом корпусе. И если от вестибюля повернуть налево, то справа вторая дверь Рощина. Стукни, и он обрадуется, посадит на диванчик, заваленный книжками. После развода с Катей Васильевой, великой актрисой, ушедшей в монахини, одно время сошёлся с библиотекаршей из нашего Дома, ещё молодой, красивой, весёлой. Мишеля она любит, но… мучает. Как-то втроём – Мишель, она и я – надрались во время Ленинского субботника, на который надо было обязательно выйти и хотя бы для видимости пособирать сучья. Почти те самые, которые остались от бревна, которое носил Ильич.
Помнится, в другой мой приезд объявился на машине и Рощин. Он человек обаятельный, ласковый и безобидный. Голубые глаза доверчивые, светлая бородка, лёгкая усмешка. А главное, с ним легко. Однажды я вывел «формулу» Рощина: человек, управляемый на расстоянии видимости. Пока с тобой, он разобьётся в лепёшку, если тебе что-то надо. А скрылся с глаз – и исчез… И никаких там звонков, дел или дружеских встреч. Он в это время чей-то друг ещё…».
Под этими откровенными, в чём-то грустными строками об ушедшем из жизни прекрасном, тонком писателе, драматурге и я могу подписаться. Кстати, вспомнилось и такое. Вечер, уютное подвальное кафе Дома творчества в Переделкине, в котором мы уединились с приятелем журналистом. Заглянувший туда Рощин, подсев к столу, составил нам компанию. За общим разговором как-то стеснительно он сообщил, что тоже моего роду-племени, и, если отбросить псевдоним, настоящая его фамилия – Гибельман…
2.Тот самый Бродский
В конце шестидесятых, мне – молодому врачу – довелось более пяти месяцев учиться в ленинградском институте усовершенствования врачей. Полгода – срок немалый, вот я и мотался туда-сюда, между Питером и чувашским городком Шумерля, где работал и где находилась семья с только родившейся крохотной дочуркой.
То время вошло в историю страны как период «оттепели», что замечательно отразилось на книжном ассортименте провинциальной Шумерли. Помню, наездом из Ленинграда захожу в книжный магазин, а там, на полках царствует сплошной дефицит – Гумилёв, Зощенко, Шкловский, Ахматова, что-то из раннего не издававшегося Каверина, Пруст, Кафка, Хемингуэй, всех богатств не счесть…
С волнением осмотрев эти сокровища, решаю что-то приобрести для себя, кое-что прихватить в Питер. Я понимал, что таких раритетов в Ленинграде не сыскать с огнём, стало быть, редкое издание можно обменять на книгу по своему вкусу. И хоть мои средства были весьма ограничены, среди прочего я прибрёл увесистый том Кафки в солидном тёмно-синем переплёте. Кафка меня молодого мало интересовал, и вот с этим томом, парой других книг вхожу в старинную питерскую квартиру на Литейном, куда меня направил для обмена книг близкий родственник. Владельцем её оказался интеллектуального вида паренёк, немногим старше меня. При виде тома Кафки глаза его плотоядно сверкнули. Володя, фамилия парня не сохранилась в памяти, полез под кровать, не без труда извлёк оттуда два громадных фибровых чемодана, набитых литературой.
В чемоданах оказалось немало редкого, интересного. Но я, зная неизмеримо высокую цену Кафки, старался не продешевить. И поскольку тогда особенно увлекался поэзией, остановился на Гарсиа Лорке, Марине Цветаевой, сборнике стихов Беллы Ахмадулиной и одном из ранних романов Ильи Эренбурга «Похождения Лазика Ройтшванеца» (дословно в переводе с немецкого – красного члена. – Прим. М.Ф.), изданного ещё в двадцатых годах.
– Из этих книг могу уступить Эренбурга и Гарсиа Лорку, – замечает хозяин. – К сожалению, Цветаева и Ахмадулина уже обещаны Осе Бродскому, поэту из нашего литобъединения….
Роман Эренбурга, вкупе с прекрасным изданием Федерико Гарсиа Лорки, я и обменял на Кафку. И только после перестройки, когда заговорили об Иосифе Бродском как о величайшем поэте столетия, в особенности после получения им Нобелевской премии, я припомнил «того самого Осю», о котором впервые услыхал в старинной питерской квартире на Литейном.
3. Иосиф Бродский и Иосиф Сталин – попытка сравнения
Не столь давно один из владимирских литераторов в своих опубликованных мемуарах написал, привожу дословно: «…Немногие знают, что Иосиф Бродский получил Нобелевскую премию вовсе не за стихи, а за свои эссе».
Такое «открытие», верно, удивит многих, не только меня. И поскольку И.Бродский вошёл в русскую и мировую литературу прежде всего как выдающийся поэт, поиск точного определения увенчался успехом. Как следует из резюме Нобелевского комитета, он был удостоен премии по литературе в 1987 году – «За всеобъемлющее творчество, проникнутое ясностью мысли и поэтическим накалом». Об эссе ни слова. Зато чёткие определения – «всеобъемлющее творчество» и «поэтический накал» ставят всё на свои места.
Возможно, я этим бы и ограничился, но в той же публикации писатель обращается к «заслугам» другого Иосифа. Вновь дословно цитирую: «А теперь о другом Иосифе – Иосифе Сталине (Джугашвили). Стихи 16-летнего Иосифа высоко оценивались известными грузинскими поэтами, его современниками, а два или три стихотворения даже вошли в школьные хрестоматии по грузинской литературе после их публикации в газетах».
Каково? Сталин и Бродский – кощунственная попытка сопоставления творчества двух Иосифов – тирана и поэта.
И не случайно позднее писатель вновь обращается к Сталину: «Большая, почти безраздельная власть – тяжкий груз, обуза. Нормальному человеку хочется не только подчинять, но и подчиняться. И вот Иосиф Сталин начинает играть со своей дочкой Светланой в весьма любопытную игру. Дочка пишет отцу «приказы». Один из них: «21 октября 1934 г. Тов. Сталину И.В., секретарю № 1, приказ № 4. Приказываю тебе взять меня с собой». Сталин читает «приказы» своей дочки и оставляет короткие резолюции: «слушаюсь», «покоряюсь», «будет сделано». Если вдуматься, ситуация – прекрасный материал для короткого рассказа».
Писатель называет Сталина «нормальным человеком». А как же его преступления перед народом, страной – массовые аресты и террор, лагеря ГУЛАГа, создание расстрельных «троек», всё прочее, вплоть до кровавых резолюций на сотнях приказах вождя? Кстати, вот общеизвестный факт: родители Гели Маркизовой, сидящей на руках у Сталина на знаменитом плакате «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!», были репрессированы. Нормально?
Позднее профессора медицины, врачи – психиатры расставят всё по местам, поставив свой диагноз Сталину: «Маниакально-депрессивный психоз, шизофрения». И такой диагноз – тоже хороший материал. Но скорее для серьёзного историко-психологического романа. Когда тирания, как кровавая форма правления, может сочетаться с интересом к искусству, стихам, классической музыке, даже детским играм. Другой яркий тому пример – Гитлер.
Наконец-то, моя любимая газета стала затрагивать серьезные темы. Жду исследования под названием “Гитлер и Бродский: неслучайные совпадения”.