Виктор Кашлев: НА СЛУЖБЕ ГАЗЕТНОМУ ДЕЛУ (интервью)

№ 2007 / 33, 23.02.2015

    Вот уже более тридцати лет трудится в газетном деле наш боевой первый зам главного редактора Виктор Кашлев. За это время он прошёл путь от курьера до директора газеты и, как говорится в известной поговорке, успел и дом построить, и дерево посадить, и вырастить замечательного сына, который сегодня работает вместе с отцом, заведуя отделом оформления. 
     В эти дни Виктору Александровичу исполняется 50 лет. Коллектив редакции «ЛитРоссии» сердечно поздравляет его с юбилеем, желает ему крепкого здоровья, счастья и новых книгоиздательских свершений во благо родной газеты. Перед праздничным столом мы попросили нашего дорогого юбиляра вспомнить основные вехи своей трудовой биографии.
      

 

     – Как часто бывает в нашей жизни, – рассказывает Виктор Александрович, – многое происходит случайно. В юности, как и большинство моих сверстников, я мечтал быть лётчиком или космонавтом. Поэтому после школы пошёл поступать в Московский авиационный институт. Физику и математику сдал на отлично, а вот сочинение провалил. И тогда наша соседка – Зоя Трифоновна Трубникова привела меня в «Литературную газету», в которой она работала. Для начала меня взяли курьером. А уже через два-три месяца я перешёл в верстальщики, причём мне сразу присвоили четвёртый разряд. В цехе мне доверили полосы «Литературной газеты». Так началась моя трудовая биография. Это было в августе 1974 года, то есть ровно 33 года назад. 
     Надо сказать, что в то время я не думал связывать жизнь с полиграфией. Тем более что мои родители тоже не имели никакого отношения к газетному производству: отец всю жизнь проработал крановщиком, а мама в сфере жилищно-коммунального хозяйства. Через год я снова попытался поступить в МАИ, но опять провалил русский язык. Тем не менее в какой-то мере моя мечта всё-таки сбылась: срочную службу я проходил в воздушно-десантных войсках. На самолётах полетать пришлось 
     После армии вернулся в «Литературку», и самолёты постепенно отошли на второй план. На следующий год, работая в газете, поступил на вечернее отделение Московского полиграфического института по специальности инженер-технолог. Ближе к окончанию института стал бригадиром верстальщиков. К слову сказать, получал я по тем временем не так уж мало – двести рублей. 
      
     – Здесь самое время вспомнить о ваших учителях газетного дела. 
      
     – Вообще, я считаю, что мне повезло с людьми. Всю жизнь меня окружали замечательные люди, мастера своего дела. Первым моим учителем в полиграфии был Валерий Иванов. По профессионализму ему в цехе не было равных. В своё время он окончил ремесленное училище, а потом много лет работал в газете «Правда», пройдя великолепную школу. 
     У Валерия Константиновича, что называется, в руках всё горело. Если у большинства верстальщиков на вёрстку одной полосы уходил час, то у него – минут пятнадцать. Он верстал одну из самых ответственных полос – девятую, международную (в «Литературке» наиболее ответственными были первая, третья и девятая полосы). Кстати, сами журналисты-международники и попросили, чтобы на их полосе стоял именно Иванов. 
     Был он очень мягким, тактичным человеком. Я видел только один раз, когда он повысил голос. Что ещё в нём импонировало? Валерий Константинович никогда не уклонялся от трудной работы. Например, от полос со стихами, на вёрстку которых в силу их сложности и специфики обычно уходит в два раза больше времени. К слову, он очень любил поэзию, прекрасно знал её, имел дома роскошную библиотеку. 
     Поэтому нет ничего удивительного, что я тянулся к Иванову и за советом, как правило, обращался к нему. Хотя был он практически всю жизнь рядовым верстальщиком (ему не раз предлагали стать бригадиром, но он отказывался). И только будучи на пенсии, по приглашению другого моего учителя, Владимира Блескунова, он стал заместителем ответственного секретаря в «ЛитРоссии», где проработал в этой должности до своей кончины. 
     Приход Валерия Константиновича в «Литературную Россию» был не случаен. Дело в том, что «Литературку» и «ЛитРоссию» верстали в одном цехе. Нас в бригаде было 12 человек; девять человек делали «Литературную газету», а трое – «Литературную Россию». Иванов в последние годы в основном верстал как раз нашу газету. При этом он часто выполнял функции заместителя ответственного секретаря (когда кто-то, например, уходил в отпуск). А зам ответсека, или по-другому выпускающий, я вам скажу, раньше являлся в газете одним из самых ответственных людей. Оформление газеты, заголовки и т.д. – всё это лежало на нём. Но, повторяю, у Иванова всегда всё получалось, и ему в «ЛитРоссии» все доверяли. 
     Как работал второй мой учитель – Владимир Блескунов, тоже заслуживает особого разговора. Был он чрезвычайно аккуратен, педантичен в лучшем смысле этого слова. Для каждой рубрики у него имелась отдельная папка. Если он уходил в отпуск, ни у кого не возникало никаких затруднений и проблем. Так называемый редакторский портфель был тщательно подготовлен и систематизирован на два-три номера вперёд. Как и Иванов, Блескунов был тактичным, интеллигентным человеком, обладал лёгким характером. 
     Владимир Блескунов пришёл из журналистики и, насколько я помню, всегда работал в «ЛитРоссии» ответственным секретарём. Познакомился я с ним ещё в бытность мою верстальщиком. Мне тоже приходилось делать полосы «Литературной России», и Блескунов часто заходил к нам в цех посмотреть и проконтролировать нашу работу. А перед сдачей номера он и вовсе не вылезал из цеха. Здесь стоит вспомнить, что раньше был очень чёткий график выхода газеты. Например, «Литературка» должна была быть сдана в понедельник в 21.30. Опоздание на одну минуту считалось ЧП со всеми вытекающими отсюда последствиями и оргвыводами. Такая жёсткость в соблюдении графика объяснялась тем, что газета распространялась по всему Союзу через спутник. То есть из нашей типографии везли оттиск номера в «Правду», там его снимали спецаппаратурой и посылали через антенну в разные регионы страны. В конце 70-х эта новая технология передачи газетных полос ещё только отрабатывалась; естественно, поначалу возникало много разного рода проблем, неполадок и накладок. К примеру, наши оттиски снимались, грубо говоря, через копирку, вследствие чего текст зачастую не пропечатывался. 

 

     

     Поэтому, чтобы не опоздать с выходом номера, вся команда «Литературки» в понедельник, а «ЛитРоссии» в четверг приходила в цех, принимая непосредственное участие в вёрстке. 
     И вот в начале 90-х, когда страна начала постепенно разваливаться, Блескунов стал звать меня в «ЛитРоссию» на должность заместителя ответственного секретаря. Надо сказать, что в то время я находился на распутье. С одной стороны, я не хотел уходить из полиграфии, мечтал со временем стать руководителем типографии. С другой стороны, в тогдашней моей ситуации это едва ли было возможно. Дело в том, что в начале 80-х во времена польской «Солидарности» случилась следующая история. Накануне майских праздников (был короткий день) незадолго до окончания рабочей смены к нам пришёл один из замов «Литературки» и в приказном порядке сказал начальнику цеха, чтобы люди оставались на местах. Так как сверхурочные – дело добровольное, мы отказались работать и пошли домой. Кончилось всё тем, что я как бригадир был наказан по партийной линии. Мне был объявлен выговор с примерно такой формулировкой: организация подпольной группы с целью срыва выпуска газеты. Сюда кагэбэшниками была приплетена и пресловутая «Солидарность»: будто бы в типографии действует «Солидарность» дубль два. Одним словом, было ясно, что с такой историей, с такой формулировкой рассчитывать на дальнейший рост карьеры в полиграфии не приходилось. Поэтому, поразмыслив, я принял предложение Блескунова. Тем более что мне, как и Иванову, уже приходилось выполнять обязанности заместителя ответсека. Так я окончательно перешёл в «ЛитРоссию». 
      
     – Вы пришли в «ЛитРоссию» при Эрнсте Сафонове? 
      
     – Да. Это были, пожалуй, самые тяжёлые времена для газеты. Если до 93-го года газета как-то держалась на плаву благодаря дотациям от государства, то после октябрьских событий, сами понимаете, никаких денег уже не было. Положение осложнилось и тем, что крайне неблагоприятную позицию заняло «ИПО Писателей», проводившее по отношению к нам политику на отделение: мол, мы теперь должны на жизнь зарабатывать самостоятельно. Был момент, когда зарплата задерживалась на несколько месяцев. 
     Я с глубокой благодарностью вспоминаю Эрнста Ивановича, который в это дикое время не дал «ЛитРоссии» развалиться, не дал ей исчезнуть. Это его самая, на мой взгляд, главная заслуга. В те годы он большую часть сил и времени вынужден был тратить не на творческие вопросы, а на поиск денег, чтобы газета смогла элементарно выжить. 
     Что касается меня, то с Сафоновым мне работалось очень легко, можно сказать, он питал ко мне отеческие чувства. Впрочем, то же самое о себе могли сказать многие сотрудники, которым посчастливилось работать вместе с ним. 
      
    – И в то же время, даже в трудные 90-е годы, насколько я знаю, в газете всегда находилось место для шутки, розыгрыша, весёлой байки. 
      
     – Конечно. Вот, к примеру, как родился розыгрыш с картошкой. Сидели мы как-то с ребятами на природе за костром, пекли картошку. И зашёл разговор, почему картошка такая маленькая и нельзя ли её сделать больше. Сказано – сделано. Через какое-то время сфотографировали четыре картошины, поставленные друг на друга, увеличили их, а рядом смонтировали фото человека, опирающегося на эти огромные, размером с арбуз, картофелины. И вот осенью, как раз в самый разгар сбора урожая, мы дали в газете этот фотомонтаж вместе с кратким сообщением, что в одном подмосковном селекционном хозяйстве вывели новый сорт картофеля. Вы бы знали, сколько откликов пришло на эту заметку. Вся редакция была завалена письмами с просьбой рассказать поподробнее об этой чудо-картошке, немедленно выслать семена и т.д. 
     Но это ещё не всё. В следующем номере было опубликовано пространное интервью с неким профессором Лукиным, который подробнейшим образом рассказывал об истории создания необыкновенной картошки. Как вы можете догадаться, профессор Лукин тоже родился в недрах нашей редакции. Из молодого сотрудника Лёши Лукина, зам. ответственного секретаря, мы сделали маститого учёного-селекционера, специалиста по корнеплодам. Кончилось дело тем, что Лукина вызвал Эрнст Иванович и сказал, что если он не остановит этот нескончаемый поток мешков с письмами, то будет на каждое письмо отвечать лично. 
      
     – А можете вспомнить какие-нибудь курьёзные случаи из вашей полиграфической практики? 
      
     – Приведу два случая. Первый связан с элементарной ошибкой в заголовке. На первой полосе «Литературки» большими буквами вместо «С новым годом!» было напечатано «С новым Гдом!» 
     Другая ошибка была посерьёзнее, особенно если учесть, что она была допущена в публикации брежневской «Целины»: фотография, на которой изображались собирающие зерно комбайны, была помещена в перевёрнутом виде. По-видимому, кто-то из верстальщиков при вёрстке случайно перевернул вверх ногами цинковую пластину (на которой делалась фотография). Причём эту полосу смотрели все, кому положено, а на контрольном оттиске стояла подпись ответственного за выпуск. Газету напечатали и успели развезти по столице. А тираж по Москве в то время доходил до 750 000 экземпляров. И только на следующий день утром типографский вахтёр обнаружил ошибку. Что было после этого! Машины с отпечатанной газетой ловили по всему городу и возвращали обратно, а потом долго и нудно рубили бракованный тираж. И всё равно несколько почтовых отделений успели распространить газету. 
     Поэтому, как видите, работа верстальщика (хоть на первый взгляд она не очень заметна) требует огромной ответственности. Ведь ошибка, допущенная при вёрстке, сразу становится видна миллионам читателей. И тут есть даже такая парадоксальная закономерность: чем больше заголовок, тем вероятность ошибки увеличивается. 
      
     – В заключение я не могу не спросить о вашем главном хобби – рыбалке. 
      
     – В рыбалке мне больше всего нравится общение. Уже почти десять лет мы два раза в год собираемся с друзьями и на неделю-другую уезжаем в Астрахань, в низовья Волги. Я – рыбак-любитель. Но, наверное, с моей стороны не будет нескромно, если скажу, что я мало отстаю от профессионалов. Пока мой личный рекорд – шестикилограммовый сом. 

     В последние три года к рыбалке пристрастился и мой сын. Между прочим, кое в чём он уже превзошёл меня. Это выяснилось во время одной из недавних поездок. Мы разделились на две группы по четыре человека. Я был в одной лодке, сын – в другой. За полчаса наша лодка наловила в общей сложности 140 килограммов щуки, то есть практически каждый заброс приносил удачу. Я тогда выловил щуку на 4 килограмма, чем думал удивить сына. Но получилось наоборот. Мой сын в тот раз поймал щуку ещё крупнее – на 4,5 килограмма. 
     Незабываема и другая рыбалка. Дело было в начале апреля, по ночам – морозно, и вода по утрам схватывалась тонкой корочкой льда. Войдя в один из ериков (неглубокий рукотворный канал, соединяющий протоки Волги), наша лодка расколола лёд на отдельные мелкие льдинки. Вода как в аквариуме – чистая, хрустально-прозрачная. И вот когда кто-то из нас случайно закинул блесну на льдинку, а потом начал плавно её стаскивать… В этот момент взяла щука… И пошёл лов! Главной нашей задачей было попасть блесной на льдинку. А дальше – дело техники. Щука налетала как сумасшедшая. Одна, когда я её вываживал, сломала мне спиннинг в двух местах, так что пришлось вытаскивать её, наматывая леску на руку. Потом мы сообразили, что у щук срабатывал инстинкт: рыба реагировала на звук как бы падающей с дерева добычи. 
     Вообще, о каждой рыбалке можно рассказывать часами. Например, видели ли вы когда-нибудь, как идёт с Каспия на нерест вобла? Она идёт в буквальном смысле этого слова – идёт вдоль берега, по тростнику, и треск стоит такой, как будто кабан несётся. Или, знаете ли вы, как называется ветер, дующий с Казахстана? Назарбай. Кстати, этот ветер – большая помеха при рыбалке: он гонит со стороны Каспия волну, вода в дельте поднимается, и соответственно лов резко ухудшается. 
      
     – А чем вы ещё увлекаетесь? 
      
     – Конечно же, работая в «Литературной России», я не мог пройти мимо литературы. Предпочтение отдаю фантастике в основном советского периода. Отдельная тема – Стругацкие. Их я читал даже в самиздате. Сейчас, например, с интересом читаю фантастическую повесть нашего автора из Иркутска Александра Лаптева «Благая весть». Достаточно много читаю исторической литературы. 
     Ещё в бытность мою верстальщиком очень много дала мне «ЛитРоссия» с точки зрения литературного самообразования. В каждом номере публиковалось четыре-пять рассказов, которые всегда читал с большим интересом. Я уже не говорю о том, сколько мне пришлось перечитать, будучи ответственным секретарём газеты. Вот так – хотите верьте, хотите нет, – с юности мечтал связать свою жизнь с техникой, а в итоге посвятил жизнь газете, занимающейся литературой. Видно, так уж на роду было написано.

 

Записал Илья КОЛОДЯЖНЫЙ