Википедия русской жизни

№ 2015 / 15, 24.04.2015

Алексей КОЛОБРОДОВ

 

Начну с «чистухи» – чистосердечного признания.

«Жизнь советской девушки» (М., АСТ – 2014 г., новая мемуарная серия «На последнем дыхании») – первая книга Татьяны Москвиной, которую я, хвала членству в Большом жюри Нацбеста – 2015, прочитал. Конечно, попадались её заметки, статьи, рецензии, была прицельная магия имени, но большие вещи – романы там, пьесы или сборники эссе – как-то проскальзывали мимо. И не то чтобы руки не доходили – доходили, и даже не метафорически: в книжных лавках я трогал эти «лимбусовские» и «амфоровские» томики, ощущал исходящую от них безошибочную энергию, но… не случилось. Не спешите швырять в меня банными принадлежностями.

Для профессионала и полупрофессионала упущение непростительное, но я – по самоощущению – в литературе дилетант, и эмоции от «Жизни советской девушки» у меня дилетантские. Неожиданность, свежесть, бодрящая радость открытия.
Татьяна Москвина не без вызова назвала эту вещь «биороманом», тут и Мейерхольд с биомеханикой, и демонстративная тавтология «жизнь» – «жизнь». А расшифровывается мем довольно просто – действительно, не память (здесь как раз всё великолепно), а жизнь девичья – от рождения (семимесячной) до первого взрослого юбилея – 25 лет, с ребёнком и будущим мужем Сергеем Шолоховым, пока на заднем плане.

И вот что удивительно. Автобиографии (или куски их), разумеется, могут читаться как авантюрный роман. Если автор дрейфовал на льдине, ловил тигров или являлся гением разведки/контрразведки, как, скажем, Павел Судоплатов. Но у Москвиной (перефразируя Арк. Гайдара) – «обыкновенная биография в позднесоветское время». Родители – технические интеллигенты в первом поколении, увлечённые самодеятельным театром. Грандиозная бабушка Антонина Михайловна, монументальная, как скульптура и пропаганда. Инженерская зарплата в 120 руб. и строительство кооперативов. Цигейковые пальто и собрания сочинений. Гитары, раскладушки, арендованная на лето дачка в экс-финских болотах, черника, грибная рапсодия, девчачьи песенники, игра в «пьяницу» и «акулину»; школа с французским уклоном («моя 275-я известна всей смотрящей телевизор стране, но не как школа, а как здание РУВД. Не помните? Такое с белыми колоннами? Именно там служат «менты» с «улиц разбитых фонарей»). Школьные подруги, ТЮЗ, кинотеатр «Планета», «океаническая доза культуры». Достоевский, Тарковский, Слуцкий, Дмитрий Кедрин, Леонид Мартынов. Попытки поступления на филфак, потом в Театральный, бешеный конкурс, недобор баллов; «дай Бог памяти вспомнить работы мои» (С.Гандлевский), зачисление на театроведческий, учитель и сокурсники, отработка на картошке, «все братья-сёстры», как в те же годы у БГ с Майком; любовь – не столько несчастная, сколько неудачная… Почти всё.

Кстати, именно «девушек», то есть «женской прозы» в биоромане мало – ну, трудные взаимоотношения Советской власти со специфически-женским, беременность, роды, бодрое счастье материнства… Читается, между тем, странно и страшно увлекательно, и никакой тебе мистики и готики – оказывается, жизнь советской девушки полна не только приключений, но и естественного, как воздух, веселья.

Аналог подобной увлекательности, когда «подсаживаешься» на текст и обживаешь его, раздвигая во все стороны, я отыскал не без труда – википедия. Иной ведь раз полезешь за необходимой информацией, вытянешь нужное, но зацепишься глазом за лишнее – и не оторваться. Спорная правда банальности, переплетенье цифр и судеб, распальцовка ссылок, возможность самому редактировать и дописывать.

Ну вот, скажем: «Всё-таки вряд ли следовало доводить людей до того, что они тратили рабочее время на перепечатку «Камасутры» и с риском для жизни доставали кассеты с невинной эротикой, за что могли схлопотать срок года три минимум. Три года тюрьмы за то, что человек смотрел какую-нибудь дурацкую «Греческую смоковницу» или «Эммануэль»!»

Оно-то так, и посадки за условную эммануэль были тогда чуть ли не в каждом регионе, не говоря о столицах. Я лично знаю бизнесмена, который получил срок за «Греческую смоковницу», и отсидел, и до сих пор для него тот опыт – предмет иронической гордости. Фишка, однако, в том (просветили – с одной стороны – тогдашний «комитетский» начальник, с другой – прокурор тех же времён), что изначально заявление было по совращению малолетних, при обыске изъяли кипу порнухи с извратами, и лишь путём взаимных уступок и компромиссов решили остановиться на «Смоковнице». Которая, кстати, демонстрировалась на квартире, знакомым, за деньги. Непроста была советская жизнь даже в назначении наказаний.

Или пример несколько иного рода – папа Татьяны, бард, вдохнувший задушевность 60-х в одическую русскую поэзию осьмнадцатого века, оказывается, является и автором детской песни про маленького ёжика, который «на спине орех несёт, песенку поёт». Понятно: у нас она шла как сугубо народная, но любопытно, что и не совсем детская, поскольку идеально сопровождала тусовки не столько алкогольные, сколько марихуанные.

Википедия, как и любая энциклопедия, нейтральна – а Татьяна Москвина ещё и бесстрашна, и это, пожалуй, главное её писательское свойство. И в небоязни общих, много где бесчисленно проговорённых мест, умении придать им свежую форму ясности и наглядности. (Пассаж о космосе 60-х, который схлопнулся и у нас, и в Америке – многие о том думали, но отлично сформулировала одна Москвина).

И в редком даре – подвести, как бы походя, неаффектированно, баланс и сальдо эпох, без оглядки на вновь ощетинившиеся аргументами лагеря: социал-ностальгирующих и неоантисоветчиков: «Ведь за каждой тошнотной статьёй в газете «Правда» стояла какая-то часто вовсе не гнилая, а здоровая действительность – люди неплохо работали, строили, читали, писали, играли, пели, и даже на этих их съездах принимались иной раз более-менее разумные решения. Но когда перед тобою воздвигается тусклоглазый мертвяк в каменном костюме и чеканит голосом Командора: «Высшая цель партии – благо народа!», ты понимаешь, что тебя имеют и притом не объясняют, за что и как долго это будет продолжаться. Кремлёвские деды ничего не могли объяснить толком, нормальным человечьим языком! Ничего! Даже принимая осмысленные и разумные решения».

(Кстати, я, рождённый и выросший в городке, где главным предприятием был «комбинат им. А.Н. Косыгина» не мог благодарно не оценить регулярной симпатии Татьяны Москвиной к самому человечному советскому премьеру).
Продолжу цитату: «Много лет спустя я с изумлением поняла, что афганская война абсолютно не была бессмысленной и преступной. Что была политическая необходимость защитить свои границы от серьёзной опасности. (…) Но это – национальные интересы, а такого термина в заводе не было. И вот деды изобретают какой-то шизофренический «интернациональный долг» (кому? куда? зачем?). Окутывают всё мерзким туманом – нет-нет, никто не гибнет, всё шито-крыто. Но ведь рот матерям не заткнуть, а это их сыновья гибнут, значит, так, потихонечку, кривя губы, будем всё-таки признавать, что – воюем? Что – воевали?»

Моё запоздало состоявшееся знакомство с писателем Москвиной сработало ещё и на субъективный эффект цельности книги – никаких «это уже было», «сто раз говорила», «да читали, знаем» – а только удовольствие от обретения одними категориями с тобой думающего мир собеседника.