В дыму банкетов, в кругу застолий

№ 2011 / 16, 23.02.2015

Я все­гда ста­рал­ся дер­жать­ся по­даль­ше от ли­те­ра­тур­но­го на­чаль­ст­ва, мо­жет быть, по­это­му ни­ког­да не по­па­дал в со­став де­ле­га­ций, во­я­жи­ро­вав­ших по стра­не во гла­ве с Ва­ле­ри­ем Га­ни­че­вым.

Я всегда старался держаться подальше от литературного начальства, может быть, поэтому никогда не попадал в состав делегаций, вояжировавших по стране во главе с Валерием Ганичевым.

Однажды узнаю, что готовится поездка в Приднестровье, в Тирасполь, а это моя родина… В двадцати километрах от Тирасполя село Глинное, а там сестра… Как тут не поехать… Я подвалил к Юрию Лопусову, который, если верить его талантливым искромётным эпиграммам, ценил мою работу. И Лопусов включил меня в список.

Рисунок А.ПАЙСТИКА

Не буду рассказывать, как пили на халяву на Киевском вокзале, затем всю ночь напролёт в поезде… В Тирасполе я уже был полумёртвый. На перроне плакал, вдохнув родного молдавского воздуха, и уже совсем поплыл, когда нас встретили на вокзале цветами и вином с виноградом, а главное, музыкальным ансамблем в национальных костюмах. Услышав огненные молдавские мелодии, я уже не сдерживал слёз, не стесняясь коллег.

В гостинице всю ночь не спал; меня колотило от выпитого и нахлынувших вдруг воспоминаний.

На следующий день после пышного завтрака, опять же за счёт Приднестровья, в центральном дворце культуры состоялась встреча с президентом Смирновым, после чего я сразу же сбежал в село к сестре. На различных плановых мероприятиях обо мне никто и не вспомнил. Знал только Лопусов, где я.

Весь Тирасполь, да и всё Приднестровье гремело сообщениями о приезде московской писательской делегации.

По дороге в село таксист, узнав, что я литератор из Москвы, да ещё и член этой самой делегации, мало того, приехал не просто так, а на родину, растрогался до слёз. Он несколько изменил маршрут, завернув в переулок, где находился его гараж.

«Хочу угостить тебя своим вином…» – сказал он, запрыгнув в подвал.

Ох уж эти мне знакомые до боли молдавские примочки… Я не стал отказываться, поскольку это бесполезно: всё равно заставит выпить. Когда я представил, что то же самое меня ожидает и в родном селе – мне стало плохо… Силы были на исходе.

Я хлебнул слегка из уважения. Видя моё мучение, он отнёсся с пониманием, но сунул мне в сумку литровую банку вина на дорожку.

Под вечер приезжаю к сестре, а там все сидят перед телевизором: сестра с мужем, племянники, соседи…

Вхожу, все поворачивают головы…

«О!.. А мы тебя смотрим по телевизору, а ты здесь…»

Взглянул на экран: действительно, идёт репортаж о встрече нашей делегации, и даже себя увидел…

Запомнились слова сестры: «Останемся мы теперь без пенсий… Президент Смирнов наши деньги потратит на встречи и проводы московских гостей…» Это прозвучало, как упрёк мне. Даже что-то защемило внутри. Я сестру успокоил, мол, это другая статья расхода, и на их пенсиях размером в 7 долларов приезд делегации никак не скажется…

Поневоле вспомнил своего старинного приятеля майора авиации Вячеслава Егорова, который воевал в Афгане, в Чечне, служил в Африке, вышел, наконец, на пенсию, которая составляет 11 тыс. руб.

Встала перед глазами и деревня Клин-Бельдин Зарайского района в Подмосковье, которая за последние пятнадцать лет вымерла дотла, остались одни дачники-неудачники. Есть, видимо, особый кайф в том, чтобы заставить дёргаться в конвульсиях выживания всю эту биомассу, со смехом наблюдая за ней, как наблюдают в комфортной тиши лабораторий за жизнью плесени. Но возмездие обязательно наступит, чему учит история России, учит… и никак не научит.

Вернусь к Ганичеву. Многим, видимо, нравилась эта его показная деятельность как способ выживания. Поездки многочисленных делегаций расширенным составом за счёт регионов стали едва ли не главным делом его жизни. Поди, плохо… Помню, в Тирасполе столы ломились…

И в Москве на Комсомольском проспекте кипели шумные банкеты и постоянные застолья в узком кругу. Ничего против не имею, но, кроме кривляний на фуршетах, в президиумах пленумов и съездов, надо бы ещё что-то предъявить миру… С уходом последнего столпа русского самосознания Юрия Кузнецова стало не в кого даже плюнуть, некого послать. Всё, что они там накосячили за многие годы, читать без слёз невозможно. Самое большое их достижение – Николай Зиновьев, да и то не их.

Иногда мне говорят, мол, чего ты паришься, все и так всё знают. Знать-то знают, только писать не научились. Во-вторых, не имеют своего отношения, а главное, боятся.

Готов подписаться под статьями Эдуарда Скобелева и Ивана Зорина, вышедшими в предыдущем номере «Литературной России». Но, думаю, может, хватит стенать об ушедшей литературе… Как там говорится: потерявши голову, по волосам не плачут.

Николай СЕРБОВЕЛИКОВ