Почему Штирлиц?

№ 2011 / 23, 23.02.2015

Как Юли­ан Се­мё­нов на­шёл свою зо­ло­тую жи­лу? Раз­би­ра­ясь с фе­но­ме­ном не­ве­ро­ят­ной по­пу­ляр­но­с­ти в со­вет­ское вре­мя его ро­ма­нов о Штир­ли­це, при­хо­дишь к вы­во­ду, что, соб­ст­вен­но, его за­слуг в «твор­че­с­ком ус­пе­хе» сов­сем не­мно­го.

Как Юлиан Семёнов нашёл свою золотую жилу? Разбираясь с феноменом невероятной популярности в советское время его романов о Штирлице, приходишь к выводу, что, собственно, его заслуг в «творческом успехе» совсем немного. Семёнову повезло оказаться в нужный момент на нужном месте, когда история всё придумала уже за него.





К 1965 году брежневское руководство созрело до мысли сделать победу во Второй мировой войне главным событием в истории Советского Союза. Это сулило много дивидендов – с войной глубоко эмоционально была связана каждая семья в СССР, в которой были обязательно погибшие, раненые, просто воевавшие, голодавшие в тылу. Ничто не могло объединить сильнее советское общество, чем память о перенесённых страданиях и желание не допустить их вновь.


Как пропагандистский ответ на политический заказ, литература, кино и прочие искусства начали выдавать на-гора тонны барабанных опусов «о войне», все эти эпопеи-опупеи, как их называл Виктор Астафьев. Для молодёжи это вполне сходило, ветераны же предпочитали не смотреть и не читать подобной продукции «совписов» и соврежиссёров, слишком болела душа при сопоставлении собственных воспоминаний о четырёхлетнем кошмаре и бодрых сцен уничтожения танков и самолётов «фашистов».


Но в это же самое время, в середине 60-х годов, начала понемногу открываться публике неизвестная страница войны, о которой не знали и сами ветераны, и которую можно было преподнести читателю-зрителю в самом беспроигрышном виде, почти безо всякой лжи. В этой сфере СССР, действительно, обыгрывал всех противников за явным преимуществом, да ещё и с минимальными потерями. Если для изображения фронтовых баталий приходилось врать, врать и врать, то здесь успехи были таковы, что казались самой невероятной выдумкой.


Речь идёт о достижениях советской разведки в период войны. Чекисты и люди из ГРУ дурили абвер как детей, водили за нос гестапо, а уж по части проникновения в секреты наших союзников они превзошли всё, что было известно подобного в закулисных делах мировой истории. Достаточно напомнить, что советские шпионы проникли в святая святых двух сверхсекретных проектов США и Великобритании периода Второй мировой войны – в Манхэттенский проект и в проект «Ультра». Они начали передавать информацию о программе создания атомной бомбы ещё в 1941 году – ещё до того, как за неё взялись американцы. В итоге в апреле 1945, когда Трумэн стал президентом, он ещё ничего не знал о создававшемся в его стране ядерном оружии, тогда как Сталин знал о нём в мельчайших подробностях. Абвер, руководимый глупо-самоуверенным адмиралом Канарисом, чекисты, пользуясь новомодным жаргоном, «разводили» как хотели. Достаточно напомнить, что в результате одной из радиограмм, сам Отто Скорцени чуть было не спустился на парашюте в руки «Смерша».


Ветеранам ГБ, молчавшим двадцать лет, теперь тоже хотелось поделиться своими успехами, чтобы, наконец, родина во всеуслышание признала их заслуги, чтобы в них перестали видеть только палачей Берии–Абакумова. Семичастный и Андропов поддержали эту линию на вывод из тени достижений чекистов, а советские мастера искусств были рады помочь коллегам, благо их собственные ряды были нашпигованы сексотами-информаторами. Не забудем, что немало чекистов околачивалось у творческих сфер со вполне понятным желанием прославиться – тот же нарком НКГБ Меркулов пописывал пьесы, а вышедший на свободу как раз в это время диверсант экстра-класса Павел Судоплатов взялся за романы. А уж желающих помочь советами режиссёрам и писателям, было пруд пруди – чем скучать на пенсии, лучше выступить, пусть и под псевдонимом, консультантом фильма или книжки.


Чекисты начали делиться секретами с «совписами» – и потёк поток – трилогия Ардаматского о «Сатурне» (ему же первому раскрыли секрет поимки Савинкова – в «Возмездии»), «Щит и меч» Кожевникова, цикл про «Резидента» генерала Грибанова. В этом же ряду оказался и самый удачный опус подобного рода – «Семнадцать мгновений весны» Юлиана Семёнова. (Любопытно заметить – все эти «шедевры» сперва выходили в виде книг, и ни один из них не получил достаточной популярности в печатном виде – зримое свидетельство перехода СССР уже в те годы от литературоцентричности к киноцентричности.)


Для советского человека рубежа 60–70-х цикл о Штирлице выглядел как откровение. Нам же, имеющим доступ к тем же источникам, что и чекистский писатель Юлиан Семёнов, можно теперь попытаться реконструировать источники сего в высшей степени популярного творения.


Составных частей образа Штирлица и его деятельности – собственно три. Во-первых, это успехи чекистов по части обмана англо-американских союзников и проникновения в их высшие сферы. Как сегодня известно, советскими шпионами были самые высокопоставленные сотрудники администрации Рузвельта, например, Алжер Хисс, помощник госсекретаря, и Харри Декстер Уайт, первый директор Международного валютного фонда. А прямым прототипом Штирлица был, конечно, Ким Филби, третий человек в английской Сикрет сервис. Но впрямую выводить эти успехи было, всё-таки не совсем удобно, ведь воевали вроде вместе против Германии. СССР же оказался в положении Паниковского, просившего порядочных граждан перевести «слепого» через улицу и попутно вытаскивавшего бумажник у благодетеля. Потому реальные успехи «Юстасов» из Америки перенесли в нацистскую Германию, где никаких шпионов у чекистов не было за двумя-тремя исключениями невысокого ранга, и то пойманных к 1942 году.


Вторым источником стал мир гитлеровских спецслужб, изученный Юлианом Семёновым по книжке воспоминаний Вальтера Шелленберга, недоступной для советских граждан, но переведённой для него. Поэтому вполне банальные факты и сведения, выписанные Семёновым, предстали как откровение для советской публики. К слову заметить, Семёнову чекисты дали ознакомиться и с книжкой Александра Орлова «Хроника тайных преступлений Сталина», откуда он некритически черпал некоторые сюжеты.


Ну а третьим, и, возможно, самым главным источником для описания деятельности Штирлица стали будни советских спецслужб, да и, вообще, коммунистического аппарата, с их бесконечными интригами, подсиживанием, подслушиванием, каждодневной суетой пауков в банке. Не без тонкой иронии нравы Лубянки Семёнов перенёс на немецкую почву.


Триумф фильма Лиозновой был впечатляющ и убедителен. Советский обыватель, обделённый по части развлечений, был на седьмом небе от счастья, получив свой вариант Джеймса Бонда; ветераны ничего не могли возразить против версии о разведчике-патриоте, ибо их реальному опыту она никак не противоречила. Андроповские чекисты тоже были в восторге, ибо теперь их роль в победе оказалась неоспоримой и более впечатляющей, чем достижения маршалов на поле боя.


Правда, успех выдуманных персонажей заслонил живых людей. Так самый успешный агент-провокатор чекистов за линией фронта Александр Демьянов («Гейне»), так и не получил публичного признания при жизни, о нём не писали книг и не снимали фильмов. Лубянка делилась своими лаврами с реальными героями скупо. Достижения принадлежали Конторе, но не конкретным людям.


Сопоставимым со Штирлицем успехом чекистов на поприще военной литературы – не получившим адекватной киноверсии, стал роман «Момент истины» В.Богомолова. Тоже весьма любопытное явление советской массовой культуры, но о нём мы поговорим в следующей статье.

Максим АРТЕМЬЕВ

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.