ИСТОРИЯ ОДНОЙ ГРОМКОЙ ОТСТАВКИ

№ 2015 / 23, 25.06.2015

Первое изгнание Александра Твардовского

из «Нового мира» в 1954 году

 

В писательских кругах многие 1954-й год встретили с большими надеждами. Творцы ожидали серьёзных послаблений от власти и цензуры. А партаппарат пообещал создать новые журналы и издательства.

Неплохо 1954-й год начинался и лично для Александра Твардовского. Президиум правления Союза советских писателей в конце января выдвинул его поэму «За далью – даль» на соискание Сталинской премии. Сам поэт с азартом работал над новой вещью – поэмой «Тёркин на том свете».

Ему казалось, что всё вроде срослось и успех обеспечен. В журнале «Новый мир» тоже как будто всё складывалось хорошо. Во всяком случае Твардовский был очень рад тому, какой резонанс вызвала статья Владимира Померанцева «Об искренности в литературе». Выступая 25 января в Союзе писателей, он заметил: «Ведь не бог весть что случилось, когда опубликовали записки из дневника Померанцева. Его никто не знает и многие спрашивают: кто он – преподаватель, писатель? Но это получило огромные отклики. В библиотеках не получишь этого номера журнала, всё время звонки по телефону, письма, запросы».

14

 

Чем Твардовский

перед партаппаратомпровинился

 

Гром грянул в апреле. Сначала в «Литгазете» появилась статья Бориса Агапова с критикой опубликованной в февральском номере «Нового мира» статьи Михаила Лифшица. Лифшиц под орех разделал дневник Мариэтты Шагинян, обвинив писательницу в некомпетентности и непрофессионализме. А Агапов назвал Лифшица снобом. Это потом выяснилось, что Шагинян, начиная с 1947 года, пользовалась безоговорочной поддержкой влиятельного секретаря ЦК партии Михаила Суслова.

Дальше – больше. При обмене партийных документов в Краснопресненском райкоме партии Москвы Твардовский обнаружил, что в его учётной карточке указано, будто родители поэта были кулаками. Возмущённый несправедливостью, главный редактор «Нового мира» потребовал внести в документы изменения и по примеру многочисленных справочников считать его сыном кузнеца, то есть выходцем из трудовой, но не кулацкой семьи. Однако секретарь райкома партии А.Д. Платонов ему в этом отказал. Пикантность всей этой ситуации добавляло то, что поэт ещё в 1952 году на девятнадцатом съезде партии был избран членом Центральной ревизионной комиссии КПСС.

От безысходности Твардовский 15 апреля 1954 года обратился с письмом лично к первому секретарю ЦК КПСС Никите Хрущёву. Но вождь, похоже, поначалу этому вопросу особого значения не придал. Увидев, что новый лидер не бросился моментально брать поэта под свою защиту, Алексей Сурков, давно мечтавший убрать в отставку Александра Фадеева и занять в Союзе писателей место генерального секретаря, пустил по Москве слух, будто редактор журнала «Новый мир» демонстративно отказался получать партийный билет нового образца и якобы предъявил партийным органам ультиматум.

Обескураженный, Твардовский 4 мая 1954 года написал Хрущёву второе письмо, которое лично вручил вождю на следующий день на партсобрании московских писателей. Однако вождь даже не стал его читать. Он только сухо заметил Твардовскому: «Изменить нетрудно, но подумайте, стоит ли это делать». И тут же на глазах поэта его обращение было передано первому секретарю Московского горкома партии Екатерине Фурцевой.

Похоже, настойчивость Твардовского партаппарат не на шутку разозлила. Судя по всему, кто-то дал команду срочно извлечь весь накопившийся на поэта компромат, а заодно проштудировать на предмет идейных ошибок все номера «Нового мира» за конец 1953 – начало 1954 года. Исполнителем этого поручения, видимо, стал завсектором художественной литературы отдела науки и культуры ЦК КПСС Василий Иванов, который считал себя великим критиком и ценителем прекрасного, но в реальности был душителем многих писателей.

Здесь надо отметить, что Твардовский и раньше очень часто вызывал у начальства одно раздражение. Мало кто знает, как весной 1945 года председатель Комитета по делам искусств будущий академик Михаил Храпченко страшно не хотел, чтобы Сталинской премии была удостоена поэма «Василий Тёркин». В письме Сталину он предлагал премиями первой степени отметить поэму Аркадия Кулешова «Знамя бригады» и сборник «Иду с Востока» Гафура Гуляма. Твардовского же Храпченко и вовсе хотел вычеркнуть из списков соискателей. Он писал вождю: «По разделу поэзии следует исключить из числа кандидатов на Сталинскую премию А.Т. Твардовского, выставленного на соискание премии за поэму «Василий Тёркин». Главный герой поэмы, в котором автор попытался дать обобщённый образ воина Красной Армии, изображён бледно и нередко примитивно; он не передаёт существенных черт бойца Красной Армии. Написана поэма небрежно, плохим языком» (РГАНИ, ф. 3, оп. 53-а, д. 8, л. 6). Правда, Сталин тогда к мнению Храпченко не прислушался. Премию поэту присудили 26 января 1946 года.

Первые намётки к сценарию будущей расправы над Твардовским были сделаны, вероятно, 18 мая 1954 года. В тот день секретарь ЦК КПСС по пропаганде Пётр Поспелов, накрученный до этого Василием Ивановым и, возможно, заместителем заведующего отделом науки и культуры ЦК Павлом Тарасовым, вызвал к себе дохаживавшего последний срок в генсекретарях Союза писателей Александра Фадеева и одного из его заместителей Константина Симонова. Вопрос был один: что делать с Твардовским. «Вчера, – записал 19 мая 1954 года в своём дневнике поэт, – звонок Фадеева: были с Симоновым у Петра Ник<олаеви>ча [Поспелова]. «Убедительно» критикует Померанцева, приводит цитаты, которые… и т.д. Словом, он поддакнул («Хоть я не читал, но скажу»), а меня, должно быть, вызовут (конечно, не к Поспелову – к Тарасову, хоть бы не к Иванову)».

После получения этих неприятных известий Твардовский сгоряча собрался просить помощи у председателя советского правительства Георгия Маленкова, который в 1950 году вместе с Михаилом Сусловым благословил его назначение в «Новый мир». Но, поостыв, он решил, что вряд ли Маленков в новых условиях захочет вмешиваться в епархию Поспелова.

Вскоре Тарасов сообщил Твардовскому, что Поспелов планирует собрать у себя всю редколлегию «Нового мира». Готовясь к встрече с партийным вельможей, поэт набросал в рабочей тетради тезисы для своего выступления:

«К Поспелову:

1) Померанцев – да, есть ошибки, неточности, написано несколько претенциозно и т.п., но в основном правильно отражает настроение читателя (письмо).

2) Лифшиц – статья правильная, а что касается «резкости» тона, то см. Чернышевского «Об искренности в критике ».

3) Абрамов – ошибка, п<тому>ч<то> только после пленумов дали, нужно было бы раньше, как Овечкина.

4) Щеглов – Протестуем» (А.Т. Твардовский. Дневник: 1950–1959. М., 2013. С. 140).

Пока Твардовский готовился к предстоящему разговору с секретарём ЦК, в главной газете страны вышла статья Алексея Суркова, в которой выражалась «серьёзная тревога за направление литературно-критических выступлений «Нового мира» («Правда». 1954. 25 мая). Твардовский рассчитывал, что за журнал немедленно вступится его предшественник – Константин Симонов. А тот, наоборот, в отсутствие Фадеева срочно собрал секретариат Союза писателей и полностью поддержал все упрёки Суркова.

В конце мая 1954 года выяснилось, что Поспелов решил вызвать к себе не всю редколлегию «Нового мира», а только коммунистов. Беседы продолжались два дня. Поэт был просто ошарашен. Ему устроили самую настоящую проработку, причём в духе 37-го года.

Твардовский весь от гнева клокотал. Мало того, что его в пух и прах разнёс Поспелов, слывший ещё тем догматиком. Против линии редактора журнала «Новый мир» выступило и почти всё руководство Союза писателей. Но особенно возмутило поэта поведение его заместителя Сергея Сергеевича Смирнова, который с необычайной лёгкостью, по сути, открестился от своего шефа. В общем, дело шло к неминуемой отставке Твардовского.

К слову: итогами двухдневных бесед с коммунистами, входившими в редколлегию «Нового мира», остался страшно недоволен не только Твардовский. Очень лютовал и секретарь ЦК Поспелов. Он-то ждал со стороны поэта полного раскаяния и прощения. А Твардовский неожиданно проявил упрямство и несговорчивость. Поспелова это сильно задело. Ведь что получалось: редактор подчинявшегося ему журнала не захотел признать своих ошибок и посмел бросить вызов. Кипя от ярости, Поспелов решил Твардовского проучить и примерно наказать, чтоб другим больше было неповадно перечить секретарю ЦК.

 

Чем была недовольна партия

 

Уже 5 июня 1954 года был подготовлен документ с подробным обоснованием предложения о снятии поэта с должности. Я приведу его полностью.

«ЦК КПСС

В журнале «Новый мир» за последнее время опубликован ряд статей, которые свидетельствуют о том, что редколлегия журнала заняла политически вредную линию, дезориентирующую литературу, направляющую её на извращённое изображение жизни советского общества.

Особенно выпукло выражена сущность этой порочной линии в статье В.Померанцева «Об искренности в литературе» (№ 12 за 1953 г.). В этой статье автор, под прикрытием нескольких общих марксистских фраз, подвергает ревизии основные установки Коммунистической партии по вопросам литературы и излагает антимарксистскую субъективно-идеалистическую точку зрения на характер и задачи художественного творчества.

Выдвинув в качестве основного критерия оценки художественного произведения «искренность» писателя и демагогически жонглируя этим понятием, В.Померанцев выступает против принципа партийности, против идейности советской литературы и игнорирует решающее значение мировоззрения. «Степень искренности, – заявляет он, – то есть непосредственность вещи, должна быть первой меркой оценки».

Автор статьи клеветнически утверждает, что наша литература лишена искренности, изобилует «деланными романами и пьесами», лакирует действительность, занимается «измышлением сплошного благополучия», выдаёт «желаемое за уже существующее», что советские писатели – это «производители стандартов», так как их «выпрямили до прямолинейности».

В.Померанцев пренебрежительно характеризует стремление наших писателей изображать трудовую деятельность советских людей. Со злобной издёвкой Померанцев утверждает, что писатели прячутся «за горный комбайн, за домну, за трактор», «въезжают в журналы на тракторе».

Автор статьи выступает против одной из основных задач нашей литературы – создания положительного образа советского человека, достойного быть примером и предметом подражания. Он со злобой пишет, например, об этом требовании издательства «Молодая гвардия»: «Героем произведения тут должен быть покоритель миров, не достигший предельного комсомольского возраста».

Померанцев стремится увести нашу литературу от насущных задач коммунистического строительства, лишить её перспективы и сделать тем самым неспособной выполнить задачу коммунистического воспитания людей. Он считает, что задачей писателя является не пропаганда идей партии в художественных образах, которую он называет «проповедь», а «исповедь» – т.е. психологическое самокопание.

Автор статьи, лицемерно ратуя за «искренность» и «творческую смелость», фактически призывает писателей клеветать на советское общество. Приведя в статье ряд отдельных отрицательных примеров, взятых из нашей жизни, автор выдаёт их за типичную картину советского общества и призывает писателей следовать подобному методу.

Статья В.Померанцева вызвала в советской печати, у широкой литературной общественности, со стороны секретариата ССП, правления и партгруппы правления Союза советских писателей решительное осуждение. Несмотря на эту справедливую критику и несмотря на то, что автор статьи был известен редакции как автор ранее предлагавшейся журналу клеветнической повести «Ошибка Алёши Кочнева», редакционная коллегия «Нового мира» упорно защищала статью Померанцева, считая её единственно правильным выражением политики партии в области литературы. Главный редактор журнала А.Твардовский, отстаивая эту точку зрения, заявил даже, что главной опасностью в жизни советской литературы является в настоящее время не ошибочная линия журнала «Новый мир», а линия руководства Союза советских писателей, которое якобы зажимает своим «вмешательством» критику недостатков советской литературы, поднимаемую лишь единственным журналом «Новый мир».

Продолжая линию, определённую в статье Померанцева, редколлегия в последующих номерах журнала опубликовала вульгаризаторские статьи М.Лифшица (№ 2 за 1954 г.) о книге М.Шагинян «Дневник писателя», Ф.Абрамова «Люди колхозной деревни в послевоенной прозе» (№ 4 за 1954 г.), М.Щеглова о романе Леонова «Русский лес» (№ 5 за 1954 г.).

В статье Ф.Абрамова объявляются фальшивыми и перечёркиваются почти все крупные произведения последних лет о передовых людях колхозной деревни, о передовых колхозах, о перспективах развития колхозов. Защищая эту статью, А.Твардовский прямо заявил, что поскольку «нельзя убеждать колхозников средней полосы страны, что их положение превосходно», ошибкой журнала является лишь то, что она была опубликована поздно.

В статье М.Щеглова ошибочно утверждается, что образ провокатора и двурушника Грацианского является порождением ряда социальных условий, присущих нашему обществу. «Не жандармы, – пишет М.Щеглов, – сделали Грацианского таким, какой он есть, а ряд общественных условий, создавших пореволюционную поросль старого мещанства»…

Во всех перечисленных статьях советская литература призывается, по сути дела, к злорадному смакованию отрицательных явлений нашей жизни под видом их критики, к показу их в отрыве от достижений советского народа и величественных перспектив развития сельского хозяйства, указанных решениями нашей партии.

А.Твардовский, стремясь обосновать своё утверждение о том, что линия журнала правильна, пытался сослаться на мнение читателей. Произведения судятся, говорил он, по откликам. Каковы же эти отклики?

Звонким поцелуем врага наградили линию журнала «Новый мир» реакционная буржуазная печать и радио США и Западной Европы. Так, например, «Голос США» 11 апреля с.г. расхваливал статью Померанцева за то, что она «сильно критиковала ложь и фальшь, установившиеся в советской литературе по воле коммунистической власти»…, заставлявшей, дескать, писателей показывать вопреки их совести и разуму «заливных поросят и жареных гусей на столах колхозников в качестве доказательства счастливой жизни при социализме в тех самых колхозах, которые, как это сейчас пришлось признать, доведены коммунистическим хозяйничаньем до обнищания»… Всё это Померанцев, – подчёркивал «Голос США», – подтвердил множеством часто поразительных примеров, показывающих, как партийная доктрина коверкает и литературу и жизнь».

В таком же духе оценивают статью Померанцева и выступают с защитой её против критики советской печати английский журнал «Экономист», французский литературный еженедельник «Фигаро литерэр» и другие.

Анализ же 70 писем читателей, поступивших в редакцию журнала «Новый мир» по поводу статьи Померанцева и её критики, показывает, прежде всего, что среди авторов этих писем нет ни одного рабочего и колхозника. Это обстоятельство не только не заставило задуматься редактора журнала и членов редколлегии, а было выдано за положительное явление, коль скоро «Новый мир», по мнению А.Твардовского, рассчитан только на интеллигенцию. Эти письма в подавляющем большинстве являются откликами неустойчивых обывательски настроенных людей и политически незрелой части студенческой молодёжи.

Так, читатель М.Небогатов из г. Кемерово, поддерживая антимарксистские положения статьи Померанцева, заявляет: «Рассуждения о теоретических основах и прочем, – всё это ширма для новых халтурщиков. Истинный талант находит верные позиции сам по себе, зачастую без знания каких-то основ».

Пенсионер А.Федотов из г. Зарайска Московской области, известный Отделу науки и культуры ЦК КПСС по своим многочисленным, но не основательным жалобам на ССП и печать, не принимающих его антихудожественную, «литературную» продукцию к публикации, озлобленно пишет: «За 36 лет, прошедших с Октябрьской революции, мы ещё не стали вполне зажиточными и культурными. Почему? Потому, что некоторые руководители государства проводили не политику Коммунистической партии, а занимались политиканством. А писатели воспевали таких руководителей и их дела».

Эти обывательские и даже политически враждебные отклики подобных «интеллигентов» А.Твардовский пытается выдать за общественное мнение страны, барски пренебрежительно отбрасывая партийную критику своей линии. А.Твардовский при этом демагогически заявил, что если читателю сообщить о том, что линия журнала неправильна, то это будет понято как запрет критики вообще, как её урезывание, что это будто бы грозит нехорошими последствиями.

На совещании в ЦК КПСС по вопросу об ошибках, допущенных «Новым миром», с участием коммунистов, членов редколлегии «Нового мира», членов секретариата Правления ССП, а также редакторов «Правды» и «Литературной газеты» т. Твардовский продолжал упорно отстаивать неправильную линию журнала.

Политически ошибочная линия «Нового мира» объясняется, прежде всего, идейно порочными взглядами самого А.Твардовского, которые наглядно выявились в его новой поэме «Тёркин на Том свете», подготовленной им для опубликования в очередном номере журнала.

На совещании в ЦК КПСС т. Твардовский заявил, что пафосом, идейным смыслом его новой поэмы является «суд народа над бюрократией и аппаратчиной». Он имеет в виду при этом не отдельные бюрократические извращения в работе нашего государственного и партийного аппарата, а «бюрократию и аппаратчину» как основную черту всей системы советского общественного строя. Он заявляет:

 

«На Том свете аппарат,

Как на этом свете.

Вдоль и поперёк – стена,

Сдвинь-ка стену эту…»

 

А.Твардовский злобно издевается над содержанием и методами работы партийных органов. В поэме он выводит их под видом некоего «преисподнего бюро».

 

«Вот, глядит, при блёклом свете

Заседает на Том свете

Преисподнее бюро…

 

Видно, делом персональным

Занялися – то-то сласть!»

 

Мертвец признаёт свои «ошибки», но

 

«Несытые признанием,

Мол раскрыт не до конца,

Воспитательным взысканием

Наказуют молодца».

 

Далее А.Твардовский глумится над святым для партии принципом коллективности в руководстве:

 

«Он с улыбкой безунывной

Держит речь, бубнит урок

Дескать разум коллективный

В самый раз ему помог…»

 

А.Твардовский ставит вопрос, для чего нужна вся эта «аппаратчина и бюрократия» и тут же с издёвкой отвечает:

 

«Как зачем? Да чтобы всем

Кадрам быть при деле».

 

Чтобы всё шло своим порядком, «чтоб товарищ и в гробу – и во сне глубоком вёл бы всё-таки борьбу – навзничь или боком». Он высмеивает большевистскую бдительность. Так он пишет:

 

«Некто, видимо, любя,

Бдительность особо

Матерьяльчик для тебя

Доложил за гробом».

 

В критике советского общества А.Твардовский перекликается с буржуазными клеветниками. Он изображает нашу жизнь безрадостной, условной, ненастоящей, мёртвой и бесперспективной. Это видно из следующих строк поэмы:

 

«Вот послушай, поясню

Постановку эту:

Обозначено в меню,

А в натуре нету…

 

– Ну, ещё точней: оклад

И паёк условный

На тебя и на меня

Числится в обозе.

 

– Вроде, значит, трудодня

В горевом колхозе?

 

В связи с этим он иронизирует: «Ты не знал наверняка, как о мёртвом человеке тут забота велика».

Какой же вывод делает автор поэмы из своих рассуждений о советском обществе?

 

«Тёркин дальше тянет нить,

Развивая тему:

– А нельзя ли сократить

Данную систему?»

 

Содержание поэмы «Тёркин на Том свете» свидетельствует о том, что А.Твардовский потерял идейно-политическую перспективу и скатился к упадничеству и к клевете на советское общество.

На совещании в ЦК КПСС А.Твардовский заявил, что его поэма является плодом десятилетнего раздумья, что он положил на неё «все силы своей души».

Оправдывая свою идейно порочную поэму, А.Твардовский ссылался на положительное мнение о ней его «друзей», перед которыми он вслух читал своё новое произведение. Между тем даже беспартийный поэт Асеев, слушавший поэму, заявил, что она политически сомнительна.

На совещании в ЦК секретари Союза советских писателей поэты А.Сурков, К.Симонов, Н.Грибачёв и писатель Б.Полевой единодушно осудили порочную линию журнала «Новый мир» и содержание поэмы А.Твардовского, подчеркнув, что она, как сказал т. Грибачёв, представляет собой «мертвечину, прущую из души автора».

А.Твардовский не согласился с товарищеской критикой своей поэмы. Он выразил высокомерную уверенность, что эта поэма, несмотря ни на что, будет напечатана и народ её якобы одобрит.

Члены редколлегии журнала «Новый мир» тт. Смирнов и Сутоцкий в результате критики признали ошибочность и вредность линии «Нового мира», а также поэмы «Тёркин на Том свете». Заместитель главного редактора т. Дементьев, согласившись с тем, что публикация статьи В.Померанцева была ошибкой редакции, не признал наличия порочной линии журнала. Что касается поэмы А. Твардовского, то он считает её лишь «незавершённой и нуждающейся в некоторой доработке».

Как показало обсуждение ошибок журнала «Новый мир» в ЦК КПСС, А.Твардовский и А.Дементьев не могут обеспечить руководство журналом и должны быть освобождены от этой работы. Считаем возможным рекомендовать на должность главного редактора журнала «Новый мир» т. Ермилова В.В., обязав Секретариат Правления Союза писателей укрепить редколлегию журнала «Новый мир».

Секретариат Союза советских писателей поддерживает кандидатуру тов. Ермилова В.В.

Проект постановления ЦК КПСС прилагается.

П.Поспелов

А.Румянцев

В.Кружков

П.Тарасов»

(РГАНИ, ф. 4, оп. 9, д. 1097, лл. 175–181).

Интересно, что обычно записки такого рода для рассмотрения на Секретариате ЦК КПСС подписывали в основном руководители профильных отделов ЦК или их заместителями. Но в данном случае Поспелову показалось недостаточным того, чтобы под документом оставили свои автографы завотделом науки и культуры ЦК А.Румянцев, завотделом пропаганды и агитации ЦК В.Кружков и заместитель Румянцева – П.Тарасов. Он решил для весомости скрепить записку ещё и своей подписью. Расчёт, видимо, был на то, что Хрущёв, увидев на документе ещё и автограф Поспелова, полностью поддержит подготовленный проект.

Тут любопытен ещё один момент. До сих пор неясно, откуда взялась кандидатура Владимира Ермилова. Это был ещё тот приспособленец. Многие считали, что его звезда окончательно закатилась ещё в 1950 году, когда он, запутавшись в своих интригах, опрометчиво бросил вызов своему недавнему приятелю Александру Фадееву и, будучи главным редактором «Литературной газеты», отказался печатать заключительное слово генсекретаря Союза писателей на каком-то пленуме, чем вызвал раздражение даже у Сталина. Кто же вытащил этого деятеля из нафталина? Вряд ли к этому были причастны Кружков или Румянцев и уж тем более Суслов. Скорее инициативу проявил лично Поспелов. Этот секретарь ЦК и раньше недолюбливал Фадеева и предпочитал иметь дело не с ним, а с Симоновым. Но в начале 1949 года Фадеев, поддержанный Сталиным, сыграл на опережение и не позволил Симонову занять его место. Поспелов вмешаться в борьбу писателей тогда не рискнул. Однако он ничего не забыл и только ждал повода отомстить. Повод представился почти сразу после смерти Сталина. Поспелову показалось удобным все прежние провалы и ошибки в работе с писателями свалить на часто уходившего в запои Фадеева. Не случайно он принимал Фадеева крайне редко и сквозь зубы, постоянно давая понять, что на новый срок писатель в своём кресле не останется. Ну а для того чтобы побольней ужалить Фадеева, Поспелов придумал комбинацию с Ермиловым. Хотя, вполне возможно, что Ермилова продвигали в «Новый мир» и какие-то другие силы.

 

Линия защиты Твардовского

 

Знал ли Твардовский о готовившейся замене и о своём возможном преемнике? Я думаю, что нет. Иначе он на эту тему оставил бы хоть какие-то записи в своих рабочих тетрадях за лето 1954 года. А поэт в начале июня 1954 года о своей возможной отставке и о Ермилове даже слова не сказал. Лишь 9 июня он, находясь на даче в подмосковном Внукове, отметил, что собрался апеллировать к высокому партийному руководству. Считая себя во многом правым, он решил пожаловаться на Поспелова, допустившего по отношению к нему проработочный тон, и привести доводы в защиту избранной при нём линии журнала «Новый мир».

04

Письмо ушло в Кремль 10 июня. Твардовский писал:

«В Президиум ЦК КПСС

Товарищам Г.М. Маленкову, В.М. Молотову, Н.С. Хрущёву, К.Е. Ворошилову, Н.А. Булганину, Л.М. Кагановичу, А.И. Микояну, М.Г. Первухину, М.З. Сабурову.

На днях члены редколлегии журнала «Новый мир»-коммунисты были вызваны тов. П.Н. Поспеловым. Предметом беседы были два вопроса: работа критико-библиографического отдела журнала и рукопись новой поэмы А.Твардовского «Тёркин на том свете».

Поскольку тов. П.Н. Поспелов сказал, что эти вопросы будут окончательно рассмотрены Президиумом ЦК, считаю необходимым довести до сведения членов Президиума следующее:

1. Статьи и рецензии «Нового мира», занявшие внимание литературной общественности и читателей в последнее полугодие (В.Померанцева – «Об искренности в литературе», М.Лифшица – о «Дневнике» Мариэтты Шагинян, Ф.Абрамова – о послевоенной прозе, посвящённой колхозной тематике, М.Щеглова – о «Русском лесе» Л.Леонова), что я и старался разъяснить у тов. П.Н. Поспелова, нельзя рассматривать как некую «линию «Нового мира», притом вредную. Никакой особой «линии» у «Нового мира», кроме стремления работать в духе известных указаний Партии по вопросам литературы, нет и быть не может. Указания Партии о необходимости развёртывания смелой критики наших недостатков, в том числе и недостатков литературы, обязывали и обязывают редакцию, в меру своих сил и понимания, честно и добросовестно выполнять их.

Будучи участником последних Пленумов ЦК КПСС, произведших на меня огромное впечатление духом и тоном прямой и бесстрашной критики недостатков, нетерпимости к приукрашиванию действительности, я старался направлять работу журнала в этом духе, видел и вижу в этом свою прямую задачу коммуниста-литератора, особенно в период подготовки ко Второму съезду писателей. Спору нет, что на этом пути у меня и у моих товарищей могли быть ошибки и упущения. Нельзя не признать, что, например, статья В.Померанцева объективно принесла, по справедливому выражению тов. П.Н. Поспелова, «больше вреда, чем пользы». Хочу лишь сказать со всей убеждённостью, что «больше вреда» произошло не от самой статьи, а от шумихи, поднятой вокруг нё в печати и в Союзе писателей, шумихи, сделавшей из самого слова «искренность» некий жупел. Об этом, примерно, мы, редакторы «Нового мира», и говорили в редакционной статье, снятой из № 6 по распоряжению Отдела литературы ЦК КПСС.

052. Моя новая поэма «Тёркин на том свете», я считаю, только в силу некоего предубеждения была охарактеризована тов. П.Н. Поспеловым как «пасквиль на советскую действительность», как «вещь клеветническая». Не входя в оценку литературных достоинств и недостатков моей новой вещи, я должен сказать, что решительно не согласен с характеристикой её идейно-политической сущности, данной тов. П.Н. Поспеловым. Пафос этой работы, построенной на давно задуманном мною сюжете (Тёркин попадает на «тот свет» и как носитель неумирающего, жизненного начала, присущего советскому народу, выбирается оттуда) в победительном, жизнеутверждающем осмеянии «всяческой мертвечины», уродливостей бюрократизма, формализма, казёнщины и рутины, мешающих нам, затрудняющих наше победное продвижение вперёд. Этой задачей я был одушевлён в работе над поэмой и, надеюсь, что в какой-то мере мне удалось её выполнить. Избранная мною форма условного сгущения, концентрации черт бюрократизма правомерна, и великие сатирики, чьему опыту я не мог не следовать, всегда пользовались средствами преувеличения, даже карикатуры для выявления наиболее характерных черт обличаемого и высмеиваемого предмета. Я с готовностью допускаю, что может быть мне не всё удалось в поэме, может быть какие-то её стороны нуждаются в уточнении, доведении до большей определённости, отчётливости. Допускаю даже, что отдельные строфы или строки, может быть, звучат неверно и противоречат общему замыслу вещи. Но я глубоко убеждён, что будучи доработана мною, с учётом всех возможных замечаний, она бы принесла пользу советскому народу и государству.

Перо моё, самое главное, чем я располагаю в жизни, принадлежит Партии, ведущей народ к коммунизму. Партии я обязан счастьем моего литературного призвания. Всему, что я могу в меру моих сил, научила меня она. С именем Партии я связываю всё лучшее, разумное, правдивое  и прекрасное на свете, ради чего стоит жить и трудиться. И я буду и впредь трудиться и поступать так, чтобы не за страх, а за совесть служить делу коммунизма.

3. Тщательно и всесторонне обдумав всё, связанное с двухдневной беседой у тов. П.Н. Поспелова по вопросам «Нового мира» и моей поэмы, с полной ответственностью перед Президиумом Центрального Комитета могу сказать, что малая продуктивность этой беседы определяется «проработочным» её характером. Были предъявлены грозные обвинения по поводу действий и поступков, которые, как я ожидал, заслуживали бы поддержки и одобрения, а наши возражения и разъяснения по существу дела звучали всуе. Не согласен немедленно признать себя виновным – значит, ты ведёшь себя не по-партийному, значит, будешь наказан. Но чего стоят такие «автоматические» признания ошибок, которые делаются или из страха быть наказанным или просто по инерции: обвинён – признавай вину, есть она или нет в действительности.

Менее всего, конечно, мог я ожидать, что такой характер примет рассмотрение важных литературных вопросов в столь высокой инстанции.

Прошу Президиум Центрального Комитета уделить этим вопросам внимание и разрешить их по всей справедливости.

А. Твардовский

 

Твардовский Александр Трифонович, главный редактор ж-ла «Новый мир»

10 июня 1954 г.

Москва»

(РГАНИ, ф. 4, оп. 9, д. 1097, лл. 196–199).

Хрущёв по каким-то причинам или под чьим-то давлением выносить вопрос о «Новом мире» на Секретариат ЦК торопиться не стал. Для Поспелова это было плохим знаком. Ведь что получалось? Если бы Хрущёв взял Твардовского под свою защиту, то по логике вещей тут же следовало ставить вопрос о компетентности не только руководителей двух отделов ЦК, но и самого Поспелова, санкционировавшего, по сути, травлю «Нового мира». Выход у Поспелова оказался один: всеми силами продолжать давить на Хрущёва и доказывать вождю, какой Твардовский плохой. А тут все средства были хороши.

 

Бунт студентов МГУ

(в пользу «Нового мира»)

 

Уже 3 июля 1954 года завотделом науки и культуры ЦК А.Румянцев сообщил руководству, что новомирские статьи Померанцева и Щеглова взбудоражили студенческую молодёжь и потребовалось вмешательство опытных бойцов за идейность. К этому сообщению он приложил записку заместителя заведующего сектором своего отдела А.Лутченко. В записке говорилось:

«Считаю необходимым информировать Вас о состоявшейся 30 июня сего года встрече со студентами Московского государственного университета писателей А.Суркова, К.Симонова, Б.Полевого, главного редактора «Литературной газеты» тов. Рюрикова и главного редактора издательства «Советский писатель» т. Лисючевского [так в документе, реально главредом издательства был Николай Лесючевский. – В.О.] по поводу статьи Померанцева «Об искренности в литературе» и письма в защиту этой статьи, написанного в «Комсомольскую правду» группой студентов и аспирантов МГУ.

В своих выступлениях тт. Сурков, Симонов, Полевой, Лисючевский [так в документе. – В.О.], Рюриков и проф. МГУ т. Метченко всесторонне, глубоко и остро вскрыли всю порочность статьи Померанцева, её демагогический характер, её неискренность. Весьма обстоятельно и убедительно была показана ошибочность студентов МГУ, которые выступили с письмом в защиту статьи Померанцева.

Все выступления сопровождались аплодисментами присутствовавших, за исключением 10–15 студентов, которые встречали эти выступления в штыки и вообще держали себя вызывающе. Со стороны этих студентов подавались такие реплики.

На заявление т. Суркова о том, что за последнее время началось охаивание литературных произведений на колхозную тематику, что якобы все они «лакировочные» была реплика: «правильно!». В том месте речи Лисючевского [фамилия искажена авторами документа. – В.О.], где он говорил, что статья Померанцева широко подхвачена враждебной нам зарубежной прессой и радио, был такой выкрик: «А, испугались!».

На слова Симонова о том, что в пьесе Зорина «Гости» сначала он не увидел того, что увидел после… была брошена реплика: «После того как подсказали сверху?».

Этот же вопрос ставился и в поступившей записке: «Считаете ли вы обязательным для писателя, чтобы его подталкивали сверху?». А в разговоре с преподавателем МГУ т. Игумновой эта группа студентов заявила ей о том, «что писатель не должен считаться ни с какими советами и указаниями. Вы же как преподаватель основ марксизма-ленинизма работаете и говорите неискренне, потому что у Вас всё «обусловлено», Вы боитесь за своё положение».

Проф. Метченко в своём выступлении подверг резкой критике опубликованные в журнале «Новый мир» статьи молодого «критика», аспиранта МГУ Марка Щеглова, который с эстетских позиций иронизирует над идеологической направленностью советских произведений, издевательски называя это «пронзительной тенденциозностью». Он рекомендует писателю копаться только в душе человека как главном и основном в деятельности писателя. В это время в адрес оратора раздавались выкрики: «Хватит!».

К Симонову поступили записки: «Почему Вы против искренности?», «Литература должна быть искренней, а не деланной».

Эта же группа студентов хлопками пыталась сорвать выступление аспиранта филологического факультета т. Зайцева, который заявил, что он, будучи одним из авторов письма в газету «Комсомольская правда» в защиту статьи Померанцева, осознал свою ошибку и признался, «Статья Померанцева меня поразила, когда я недавно перечитал её. Мне ударила в глаза её тонкая демагогия. Я понял, что мы (писавшие письмо) помогли Померанцеву привлечь к его статье внимание студенчества».

После всех указанных выступлений взял слово студент третьего курса механико-математического факультета Любарский. Он весьма развязным тоном заявил, что является организатором написания коллективного письмо в редакцию «Комсомольская правда», что он сейчас не будет говорить о своей точке зрения, так как она остаётся прежней, ибо никто из выступавших его не переубедил. Что же касается заявления писателя Б.Полевого о том, что Померанцев и его защитники стремятся к славе Герострата и что если там, в древности, Герострату, мелкому человеку, всё, содеянное им сошло, то у нас мелкому человеку Померанцеву и другим не сойдёт, они и этой славы не получат, они получат заслуженный отпор со стороны советской общественности, Любарский ответил: «Я считаю это неприкрытым хулиганством!».

А.Сурков тут же выступил и под одобрительные аплодисменты всего зала раскритиковал этого молодого человека. Вслед за выступлением тов. Суркова председательствующий проректор МГУ тов. Вовченко зачитал поступившую в президиум записку большой группы студентов о том, что присутствующие студенты возмущены выступлением Любарского, осуждают это выступление, а писателю Б.Полевому приносят извинение за недостойное поведение этого студента.

Указанная встреча писателей во студентами МГУ принесла несомненную пользу. Студентам были квалифицированно разъяснены острые вопросы положения в литературе. Однако ограничиться только этим нельзя. Необходимы дополнительные меры по улучшению всей политико-воспитательной работы среди студентов Московского государственного университета.

В этой связи следует проконтролировать поручение, которое дано отделом науки и культуры ЦК КПСС Московскому городскому комитету партии провести серьёзную проверку постановки политико-воспитательной работы в МГУ по линии партийной, комсомольской и профсоюзной организаций, ректората, кафедр и профессорско-преподавательского состава, с последующим рассмотрением этого вопроса в Отделе науки и культуры ЦК КПСС или на бюро МГК КПСС.

Зам. зав. сектором Отдела науки

и культуры ЦК КПСС

А.Лутченко»

(РГАНИ, ф. 4, оп. 9, д. 1097, лл. 188–190).

Дальше откладывать рассмотрение накопившихся претензий к Твардовскому было нельзя.

 

Захлебнувшаяся первая атакана Твардовского

 

7 июля 1954 года Хрущёв лично созвал очередное заседание секретариата ЦК, поставив вопрос о «Новом мире» в повестке дня первым.

Интересно, что кроме Никиты Хрущёва в тот день на заседание из секретарей ЦК пришли ещё только два человека: Пётр Поспелов и Николай Шаталин. Суслов по непонятным причинам отсутствовал, хотя до этого он всё, что касалось Союза писателей и «толстых» журналов, из своего вида никогда не упускал. А что же случилось на этот раз?

Есть две версии. Первая. Поспелову надоело, что его постоянно негласно контролировал Суслов. По статусу Поспелов с Сусловым вроде бы был равен, но в реальности Суслов имел полномочий куда больше. Не случайно завотделом науки и культуры ЦК Румянцев нередко отправлял иные записки в обход Поспелова сразу Суслову. Да, Суслов вроде щадил самолюбие Поспелова. В своих резолюциях он напрямую Поспелову указаний не давал, а как бы всего лишь интересовался мнением коллеги. Хотя иногда Суслов так выражал свою точку зрения, что сразу становилось ясно, кто играет первую скрипку, кто вторую. Сошлюсь на обращение Румянцева от 5 апреля 1954 года Суслову по поводу скандалов драматурга А.Сурова (не путать с поэтом А.Сурковым). Суслов вверху документа написал: «Тов. Поспелову П.Н. С своей стороны согласен с предложением отдела. М.Суслов. 6/IV» (РГАНИ, ф. 5, оп. 17, д. 486, л. 66). А как отреагировал Поспелов? Внизу на полях приписал: «Согласен с предложением отдела. П.Поспелов. 6/IV-54 г.». А что ему ещё оставалось делать, когда первым всё одобрил Суслов.

Конечно, Поспелов давно мечтал закрепить за собой позицию главного партийного идеолога и оттеснить Суслова на второй, а то и третий план. Не ради ли этого и затевалась вся травля «Нового мира»? Возможно, ему не давали покоя лавры его учителя Андрея Жданова, который после инициирования в 1946 году погромного постановления о журнале «Звезда» сумел подвинуть своего давнего конкурента Маленкова и сохранить за собой роль второго человека в партии. Но если это было так, то Поспелов забыл о том, чем всё для Жданова окончилось: неожиданной смертью и очередным возвышением Маленкова. Вот и тут многое повторилось. До неожиданных смертей дело, правда, не дошло, но и возвыситься Поспелову не позволили (Суслов потом всё сделал для того, чтобы этому догматику значительно сузили полномочия, а затем и вовсе из ЦК отправили в институт марксизма-ленинизма).

Вторая версия тоже отчасти связана с развернувшейся летом 1954 года в аппарате ЦК подковёрной борьбой. Похоже, столкнулись две группировки. Одна не просто не допускала никаких либеральных свобод, а выступала за резкое усиление партийного контроля в литературе. Она жаждала крови и хотела одёрнуть осмелевших писателей похлеще, чем в 1946 году это сделал Жданов. А другая группировка, наоборот, предлагала пойти навстречу художникам и сделать ряд послаблений, в том числе и цензурного порядка.

В отличие от Поспелова, Суслов предпочёл лавирование между разными лагерями. Он не хотел действовать лишь одними угрозами. Репутация душителя свободы, навечно закрепившаяся за Ждановым, его не устраивала. Делать из Твардовского, который по масштабу дарования не так уж сильно уступал Ахматовой и Зощенко, ещё одну жертву режима, в планы Суслова на входило. Он-то считал, что Твардовский как раз мог стать серьёзным союзником власти (так же как Фёдр Абрамов и Лифшиц). Но как напрямую всё это было разъяснить Поспелову и руководителям замыкавшихся на Поспелова отделов? Мог сразу подняться ненужный вой. Поэтому Суслов предпочёл действовать не открыто, а закулисно. С одной стороны, он нашёл аргументы для Хрущёва не торопиться с выводами, а с другой – стал готовить почву для реформ в той части партаппарата, которая занималась идеологией. Не случайно вскоре он добился удаления из ЦК Шаталина, Кружкова, Тарасова и некоторых других неустраивавших его партийных функционеров и разделения отдела науки и культуры на две самостоятельные структуры, пролоббировав на пост завотделом культуры лояльного ему Дмитрия Поликарпова.

В итоге 7 июля 1954 года на заседании секретариата ЦК по вопросу о журнале «Новый мир» выступило 12 человек: Румянцев, Катаев, Александр Дементьев, С.С. Смирнов, Сурков, Фадеев, Федин, Рюриков, Поспелов, Симонов, Сутоцкий, Хрущёв. О чём они говорили, неизвестно (по сложившейся практике заседания секретариата ЦК – дабы не мешать свободному обсуждению и никого не сковывать – не стенографировались. В протоколе осталось зафиксированным только решение. Оно гласило: «Поручить тт. Поспелову, Румянцеву и Кружкову, на основе состоявшегося обмена мнениями на Секретариате, подготовить проект постановления и представить на рассмотрение Секретариата ЦК» (РГАНИ, ф. 4, оп. 4, д. 289, л. 2).

Поспелов понял, что его атака захлебнулась. Всё могло ограничиться полумерами. А он этого страшно не хотел. Поспелов по-прежнему считал, что Твардовского следовало из журнала убирать. Но кого назначить на место поэта?

 

Претенденты на местоТвардовского

 

В архиве сохранился проект постановления ЦК, подготовленный, судя по одной из отметок на первом листе документа, 10 июля 1954 года. Второй пункт этого проекта гласил: «Освободить т. Твардовского А.Т. от обязанностей главного редактора журнала «Новый мир» и утвердить главным редактором этого журнала т. Друзина В.П.» (РГАНИ, ф. 4, оп. 9, д. 1097, л. 184).

Друзин до этого редактировал журнал «Звезда», калёным железом выкорчёвывал оттуда, как велел Андрей Жданов, дух Зощенко и Ахматовой. При нём журнал клеймил как вредных космополитов Бориса Эйхенбаума, М.Азадовского, десятки других ленинградских писателей и литературоведов. А утверждал Друзин новый партийный курс прежде всего статьями Александра Дементьева и Фёдора Абрамова, которые по иронии судьбы потом стали новомирцами и яростными сторонниками Твардовского.

Примечательно, что под проектом постановления об отставке Твардовского и назначении Друзина остался автограф Поспелова. В графе «Результаты голосования» он расписался: «За».

Однако чуть ли не на следующий день Поспелов одумался и отправил Хрущёву короткую записку. В записке говорилось:

«Никита Сергеевич!

1) Твардовский сын кулака, который умер в ссылке. Твардовский недавно отказался взять в райкоме новый партбилет по мотивам того, что он не согласен с тем, что в его учётной карточке осталась запись об его отце.

2) Друзина мне кажется не следует утверждать редактором «Новый мир». У него не всё в порядке в бытовом отношении»

(РГАНИ, ф. 4, оп. 9, д. 1097, л. 186).

02

Письмо секретаря ЦК КПСС

 П. Поспелова Н. Хрущёву

 

После этого появился ещё один проект постановления ЦК, в котором Румянцев, Кружков и Тарасов в качестве возможного преемника Твардовского вновь назвали Ермилова.

 

Протест студентов МГУ

поддержал Литинститут

 

Пока в партаппарате подыскивали замену Твардовскому, часть московского студенчества продолжала повсюду размахивать номерами «Нового мира» со статьёй Померанцева. Партфункционеры уже не знали, как утихомирить протестующую молодёжь.

7 июля 1954 года святая троица из отдела науки и культуры ЦК – Румянцев, Тарасов и Иванов – отправила руководству очередной донос. Они писали:

«ЦК КПСС

В дополнение к запискам Отдела науки и культуры ЦК КПСС о творческих дискуссиях в связи с предстоящим Вторым Всесоюзным съездом советских писателей, о журнале «Новый мир» докладываем, что появление в печати политически вредной статьи В.Померанцева вызвало нездоровые настроения среди некоторой части студенческой молодёжи.

16 июня текущего года состоялось выступление секретаря Правления Союза советских писателей СССР т. Суркова перед преподавателями и студентами (очниками и заочниками) Литературного института им. А.М. Горького по некоторым вопросам развития современной советской литературы. Тов. Суркову было подано большое количество записок, преимущественно анонимных, и задано много вопросов устно. Анализ записок свидетельствует о том, что часть студентов заражена обывательскими взглядами эстетствующих писателей и критиков, которые в развёртывании предсъездовской дискуссии пытаются протаскивать порочные, чуждые взгляды, стремятся увести её от решения главных задач коммунистического строительства, оторвать от политики нашей партии. В ходе беседы т. Суркову задавались иногда провокационные, антисоветские вопросы. Показателем в этом отношении следующий вопрос: «Если провести аналогию между литературой наших дней, и, скажем, литературой начала XIX века, мы видим, что Гоголей у нас нет и рождения не предвидится пока, а вот Загоскиных и Кукольников наберёшь сколько угодно (ура-литераторов). Почему?» В ряде записок бралась под защиту политически вредная статья В.Померанцева, справедливо раскритикованная в партийной печати и в писательской среде. Некоторые авторы записок отвергали заслуги отдельных советских писателей в литературе, заявляя, что стихи В.Маяковского учащаяся молодёжь не любит, что читать эти стихи для них – большое горе, что С.Бабаевский «писал для заграницы, чтобы там не ругали наши колхозы», что Г.Николаева «не партийна и не искренна»: «одно время каялась в изъятии из своего произведения ряда острых моментов, а теперь видит, что поступила правильно». Ряд авторов записок неправомерно утверждали, что после выступлений партийной печати с критикой статьи В.Померанцева и др. якобы произошёл «перелом» в отношении партии к сатире в литературе.

Следует особо отметить выступления на собрании студентов первого курса Никитина (заочник) и Карпеко. Так, Никитин заявил, что его не удовлетворило выступление А.Суркова на данном собрании и по этим вопросам «следует ещё поговорить». И тут же добавил по поводу романов С.Бабаевского, что «в его романах идиллическая картина, а с сельским хозяйством у нас провалились», что «в советской литературе люди надуманные, фальшивые». Студент Карпеко сказал, что он считает статью В.Померанцева правильной, а по поводу наличия отдельных аморальных поступков в писательской организации заявил, что весь Союз советских писателей насквозь прогнил.

Наблюдение за другими обсуждениями по вопросам литературы в Союзе писателей и в высших учебных заведениях Москвы (в частности, в МГУ) свидетельствует также о наличии нездоровых настроений среди некоторой части студенчества (попытки ревизовать принцип партийности в литературе, несогласие с критикой партийной печатью вредных статей В.Померанцева, Ф.Абрамова, М.Лифшица, порочных произведений вроде пьесы «Гости» Л.Зорина и др., обвинение всей советской литературы в целом в лакировке действительности, в неправдоподобии и т.п.). Дело дошло до того, что на механико-математическом факультете МГУ было проведено без ведома ректората и парткома нелегальное собрание студентов, одобрившее идейно-порочную статью В.Померанцева. Собрание приняло решение направить в газету «Правда» коллективное письмо в защиту В.Померанцева. Письмо подписали 39 студентов.

В связи с этим письмом 30 июня была проведена встреча группы московских писателей со студентами и профессорско-преподавательским составом МГУ. Доклад о состоянии советской литературы накануне II съезда писателей сделал т. А.Сурков. Затем выступили писатели К.Симонов, Б.Полевой, главный редактор «Литературной газеты» Б.Рюриков и главный редактор издательства «Советский писатель» Н.Лесючевский. От коллектива МГУ выступили проф. Метченко, аспиранты тт. Зайцев и Корниенко, студент т. Любарский.

Во время выступлений писателей из зала раздавались реплики, являющиеся отголосками аполитичных настроений среди некоторой части студенческой молодёжи. Так, когда т. Сурков сказал, что студентам МГУ, подписавший письмо в «Правду» в защиту Померанцева, не было необходимости делать это на нелегальном собрании, что они могли открыто поговорить по этим вопросам, – из зала раздалась реплика: «Испугались!». Критика в адрес Померанцева, Абрамова, Лифшица, Щеглова встречалась некоторыми студентами приглушёнными возгласами: «Неверно… слышали… довольно…» Во время выступления аспиранта Зайцева, говорившего о своих ошибках в оценке статьи Померанцева в письме в «Комсомольскую правду», раздались реплики: «Уже каешься… Хватит!» Зайцеву устроили обструкцию. Не дали закончить выступление и проф. Метченко, когда он стал говорить о недостатках идейно-воспитательной работы в МГУ.

В президиум собрания поступило большое количество записок, многие без подписи, в которых содержались провокационные вопросы: «Считаете ли Вы нормальным, когда наши писатели пишут по подсказке сверху?», «Почему произведения о деревне пишут писатели, не знающие и скрывающие положение в колхозах?», «Почему Померанцев не имел права критиковать, а лишь Суркову позволено судить обо всех?», «Зачем создаёте аракчеевский режим в критике?», «Почему не издаёте Ильфа и Петрова, Бабеля, Зощенко, Есенина, Ахматову, Тынянова?», «Почему травите роман Гроссмана?», «Какова судьба поэмы Твардовского «Тёркин на том свете»?».

Поступили также вопросы, свидетельствующие о неправильном понимании частью молодёжи смысла происходящей борьбы на литературном фронте. Некоторые спрашивают: «Почему вы против искренности?», «Почему ставите рядом Мариенгофа и Зорина?», «Почему замалчивается роман «Времена года» Пановой?» и т.п. В отдельных записках выражено неудовлетворение работой «Литературной газеты», которая «обещала, но не развёртывает литературной дискуссии».

Перед заключительным словом т. Суркова выступил один из инициатором нелегального студенческого собрания в МГУ студент механико-математического факультета Любарский. Он заявил, что его не удовлетворило выступление тт. Суркова, Рюрикова, Лесючевского. Это заявление было поддержано выкриками из зала: «Правильно!» Затем Любарский облыжно и злобно охарактеризовал «как неприкрытое хулиганство» выступление Б.Полевого, который рассказал о попытках зарубежной реакции поднять на щит вредную статью Померанцева в целях антисоветской пропаганды. В связи с этим выпадом против Б.Полевого из зала поступили записки о том, что присутствующие не разделяют мнения Любарского по поводу выступления писателя Полевого. Оглашение этих записок было встречено аплодисментами. Однако некоторые студенты не аплодировали.

О нездоровых настроениях среди части учащейся молодёжи говорит и письмо в ЦК КПСС студента историко-филологического факультета Свердловского университета В.Турунтаева. В своём письме В.Турунтаев демагогически заявляет, что появление в партийной печати статей А.Суркова, В.Ермилова, В.Кочетова в связи с предсъездовской дискуссией вызвало у всех тревогу. По мнению автора письма, наступившая было в литературе «оттепель», «полная воля» в выражении своих мыслей, «свобода», которые и могут способствовать созданию отсутствующей в нашей стране классической советской литературы, оказались вновь под ударом «критиков-перестраховщиков». Автор письмо пишет: «Мне кажется, что и Шолохов молчал до сих пор лишь потому, что не мог сказать всего, чего хотел, не рискуя быть оплёванным со стороны критиков-перестраховщиков». «Неужели оттепель, начавшаяся было в нашей литературе и обещавшая принести хорошие плоды – кончилась?» По мнению автора письма, сейчас всех тревожит вопрос – неужели это линия партии, неужели сейчас лозунгом партии в области литературы стало: «Осади назад!»

Автор письма берёт под защиту вредную статью В.Померанцева, ошибочные произведения «Оттепель» И.Эренбурга, «Времена года» В.Пановой, бездоказательно заявляя, что эти произведения и являются теми книгами, которым должны подражать наши писатели на пути создания советской классической литературы. При этом он демагогически и высокомерно заявляет, что так думает не только он один, а все честные люди.

С содержанием данного письма был ознакомлен зав. отделом науки и культуры Свердловского обкома партии т. Рыжков, который сообщил, что автор письма В.Турунтаев вызвался им для беседы и ему даны необходимые разъяснения. Тов. Рыжков сообщил также, что отдел науки и культуры обкома партии совместно с партбюро Свердловского университета наметил меры по улучшению разъяснительной работы среди студентов.

В Отдел науки и культуры ЦК КПСС вызывались секретарь партбюро Литературного института т. Молокова, директор этого института т. Петров, а также секретарь парткома МГУ т. Андриенко и секретари партбюро филологического, механико-математического факультетов тт. Николаева и Павличенко.

На заседаниях партийных бюро данных учреждений на днях был обсуждён вопрос о недостатках идейно-воспитательной работы среди студентов в части разъяснения основных вопросов развития литературы и искусства. Партбюро наметили конкретные мероприятия по устранению этих недостатков. На очередном заседании ректората МГУ будет специально обсуждён вопрос об улучшении идейно-воспитательной работы среди студентов университета.

Отдел науки и культуры ЦК КПСС осуществит контроль за проведением в жизнь намеченных мероприятий»

 (РГАНИ, ф. 4,оп. 9, д. 1097, лл. 191–195).

В.Малин потом на первом листе этой записки оставил пометку: «Тов. Хрущёву доложено по другим документам».

 

Неизвестная речь Хрущёва

 

Сам же Хрущёв продолжал колебаться. Видимо, об этом стало известно Твардовскому. Кто-то из партаппаратчиков посоветовал ему ещё раз попытаться встретиться с вождём. 17 июля 1954 года поэт зафиксировал в своём дневнике проект обращения к вождю. Он писал:

«Глубокоуважаемый Никита Сергеевич!

Очень прошу Вас принять меня по вопросам, связанным с обсуждением работы журнала «Новый мир» и моей неопубликованной поэмы. Не откажите мне хотя бы в самой короткой беседе, поскольку речь идёт не только о моей личной литературной судьбе, но и общих принципиальных делах советской литературы. А. Твардовский».

Однако Поспелов всё сделал для того, чтобы встреча поэта с Хрущёвым не состоялась. Он боялся, как бы вождь, поддавшись эмоциям, не оставил бы Твардовского в журнале.

Окончательно вопрос должен был решиться на заседании Секретариата ЦК КПСС 23 июля 1954 года. На нём вновь председательствовал лично Хрущёв. Как и 7 июля, из других секретарей ЦК присутствовали только Поспелов и Шаталин. Суслов вновь отсутствовал.

Вопрос о Твардовском стоял в повестке дня уже не первым, а тридцать шестым. Официально он звучал так: «Об ошибках редакции журнала «Новый мир» (РГАНИ, ф. 4, оп. 9, д. 292, лл. 12–13).

Судя по протоколу, первым докладывал Шаталин. Это означало, что Поспелову в данном вопросе полного доверия уже не было.

Не исключено, что всё могло ограничиться одними порицаниями. Многое зависело от того, какую линию поведения избрал бы сам поэт. Но Твардовского на секретариате не было. Он раньше времени запил и никому вывести его из запоя не удалось.

На самом секретариате на этот раз долгой дискуссии, видимо, не было. Все ждали, что скажет Хрущём. Присутствовавший на заседании Секретариата Тарасов постарался итоговую речь вождя полностью законспектировать (запись сохранилась в архиве).

Хрущёв заявил:

«Не может быть двух мнений – обсуждаемые статьи «Нового мира» и поэма Твардовского «Тёркин на том свете» заслуживают осуждения.

Тов. Твардовский обратился в Президиум ЦК с заявлением, в котором он пишет, что критикует в поэме наши недостатки с партийных позиций, что он был на последних пленумах ЦК и слышал, с какой непримиримостью ЦК критикует недостатки. Трудно судить, с каких позиций критикует Твардовский. Одно ясно, что т. Твардовский человек политически незрелый.

Мы тоже за критику. Силу критики мы показали на последних пленумах ЦК, где обсуждались вопросы сельского хозяйства. Наши враги за рубежом некоторое время злобно кричали, что мол сами признали, что в колхозах плохо. Вскоре они убедились, что критика идёт на пользу колхозам и шумиха прекратилась. Недавно я принимал своего «старого друга» Макги. Он меня злорадно спросил: «Как же это у Вас получилось с колхозами?» Я ему ответил, что наша критика укрепляет колхоз.

Надо критиковать сильно, не оставлять камня на камне от недостатков, но с позиций укрепления нашего строя, нашей партии.

Враги надеялись, что после смерти Сталина будет ревизия линии партии, но они ошиблись. Мы действуем сейчас и будем действовать впредь в духе линии, выработанной всем предыдущим опытом работы партии. Мы – ленинцы, мы – сталинцы.

А некоторые люди даже у нас в стране поняли это, если сказать слабо, по-обывательски.

Бывает так, что когда входишь в лес, то не все птицы сразу взлетают. Сначала вспархивают мелкие пташки, потом птички покрупнее и только затем из-под самых ног взлетают притаившиеся крупные птицы. Вот и получилось, что тех, кого распирала антисоветчина, сразу взлетели, выскочили и высказались.

Об искренности. Люди, которые много говорят об искренности, сами больше других страдают неискренностью. Буржуазия, например, не верит в искренность коммунистов и со своих позиций думает, что в партию вступают из-за материальных благ.

Нам надо договориться о формах и порядке решения поставленного вопроса. Следует ли принимать развёрнутое решение, которое б широко осудило нездоровые явления в литературе? Может быть лучше, чтобы это сделал Союз писателей. Решение ЦК – большая сила и этой силой надо пользоваться разумно. Решение ЦК обязательно даже для тех членов партии (полукоммунистов), которые связаны с партией только тем, что носят партбилеты в карманах. Среди писателей есть заблудившиеся люди, их надо убеждать. Очень хорошо, что с Суркова семь потом сошло, пока он спорил со студентами Московского университета. Вообще у нас в партии мы мало спорим, мало убеждаем. Надо терпеливо разъяснять ошибающимся их ошибки.

О поэме Твардовского. Как он мог это написать? Зачем он загубил хорошего солдата, послал Тёркина на тот свет? Твардовский человек малопартийный! Возможно, на него подействовало членство в ревкомиссии ЦК? Возможно, он думает, что раз он член ревкомиссии ЦК, то сможет повлиять и на ЦК? ЦК никому своих прав не уступит.

Не стоит списывать Твардовского со счетов литературы. Надо повозиться с ним, но не уговаривать. Надо попытаться спасти его, если он сам к этому склонен.

Разгромного решения ЦК по журналу принимать не следует. Надо спокойнее пройти мимо этого случая. Мы настолько сильны, что ни какие мёртвые Тёркины не потрясут устоев нашего государства.

Относительно встречи с писателями. Надо подумать, что это будет за встреча, какие вопросы следует поставить и обсудить.

Действительно после некоторых последних решений могли возникнуть неясность у людей, некоторые люди могли попутаться. Взять к примеру ленинградское дело. По нашей инициативе был произведён пересмотр дела, у нас на руках люди безвинно были осуждены и расстреляны. Однако это разъяснено не было, а писатели имеют право знать подобные вещи. Или, например, вопросы сельского хозяйства. Говорили, писали, что зерновая проблема решена и мы имеем ежегодно 8 млрд пудов хлеба. А сейчас оказывается совсем не так. Писателям и это не разъяснили, и они, будучи информированными из других источников, невольно становятся в своих произведениях поставщиками материала для врагов.

О заместителях редактора журнала [о Сергее Сергеевиче Смирнове и А.Г. Дементьеве. – В.О.]. Надо внимательней к ним отнестись, с позиций нашей силы. Давайте в людях укреплять уверенность. Если они осознают свои ошибки, то оставить их. Вообще надо покончить с таким положением (как это было до недавнего времени), когда люди после их «проработки» не знали, где будут ночевать и не раздастся ли ночью стук в дверь.

Надо, чтобы в вопросах искусства направление исходило от ЦК, а борьба была внутренняя.

Следует Твардовского вызвать в ЦК, а не то он может подумать, что мы его побаиваемся. Да это может ободрить и его сторонников явных врагов типа злобного Горского.

Надо в ответ на эти нездоровые проявления думать об углублении нашей работы с интеллигенцией, больше её информировать с наших позиций. Может быть, собрать активы интеллигенции и выступить с разными докладами?

Об окончательном решении посоветуемся отдельно.

Во время выступления Дементьева была брошена реплика: «Вы (т.е. журнал) стали искать конфликта с партией». «Манна небесная, что вы нам подбросили это дело. Мы на ваших ошибках подзаработаем»

(РГАНИ, ф. 4, оп. 9, д. 1097, лл. 168–170).

 

Расправа

 

Буквально через несколько часов после состоявшегося заседания Поспелов направил вождю короткую записку. Он писал:

«Товарищу Хрущёву Н.С.

Представляю окончательный текст проекта постановления ЦК КПСС «Об ошибках журнала «Новый мир», отредактированный совместно с тов. Шаталиным Н.Н.»

(РГАНИ, ф. 4, оп. 9, д. 1097 л. 171).

В этом проекте в качестве преемника Твардовского назывался уже Симонов. Фамилию Ермилова кто-то вычеркнул (РГАНИ, ф. 4, оп. 9, д. 1097 л. 174). Кто на таком варианте настоял, установить пока не удалось. Возможно, Симонова как компромиссную фигуру предложил Суслов.

В окончательной редакции постановление ЦК называлось «Об ошибках редакции журнала «Новый мир». В нём говорилось:

«ЦК КПСС отмечает, что редколлегия журнала «Новый мир» допустила в своей работе серьёзные политические ошибки, выразившиеся в опубликовании ряда статей, содержащих неправильные и вредные тенденции (статьи В.Померанцева, М.Лифшица, Ф.Абрамова, М.Щеглова). Редактор журнала т. Твардовский и его заместители т. Дементьев и т. Смирнов готовили к опубликованию поэму А. Твардовского «Тёркин на том свете», в которой содержатся клеветнические выпады против советского общества. Все эти факты свидетельствуют о том, что в журнале «Новый мир» наметилась линия, противоречащая указаниям партии в области литературы.

ЦК КПСС отмечает, что положение, создавшееся в редакции журнала «Новый мир», органа Союза советских писателей, во многом объясняется тем, что президиум и секретариат Союза советских писателей до последнего времени по существу не занимались вопросами идейного направления журнала «Новый мир», тогда как руководство Союза советских писателей главное внимание в своей деятельности должно уделять вопросам идейной направленности советской литературы, вопросам идеологического воспитания и роста художественного мастерства наших писателей. ЦК КПСС считает, что в настоящий период значительно возрастает роль Союза советских писателей как общественной писательской организации, помогающей активному участию советских писателей в коммунистическом строительстве, в морально-политическом воспитании строителей коммунизма, в преодолении пережитков капитализма в сознании людей. Союз советских писателей должен систематически обсуждать основные вопросы развития и совершенствования советской литературы, обсуждать отдельные произведения, помогать политическому и художественному росту писателей путём товарищеской критики и товарищеских разъяснений. Союз советских писателей призван систематически и своевременно бороться с отклонениями от принципов социалистического реализма, с попытками увести советскую литературу в сторону от жизни и борьбы советского народа, от актуальных вопросов политики партии и советского государства, бороться с попытками культивировать упадочные настроения, давать отпор тенденциям огульного, нигилистического охаивания всего положительного, что сделано советской литературой. Исключительно важная роль в борьбе за новый подъём советской литературы, особенно перед предстоящим Вторым Всесоюзным съездом советских писателей, принадлежит партийной организации советских писателей и коммунистам-писателям, которые должны показать себя передовыми борцами за линию партии в литературе, умеющими убеждать и воспитывать.

ЦК КПСС постановляет:

1. Осудить неправильную линию журнала «Новый мир» в вопросах литературы, а также идейно-порочную и политически вредную поэму А.Твардовского «Тёркин на том свете».

2. Освободить т. Твардовского А.Т. от обязанностей главного редактора журнала «Новый мир» и утвердить главным редактором этого журнала т. Смирнова К.М.

3. Рекомендовать президиуму Союза советских писателей СССР обсудить ошибки журнала «Новый мир» и принять развёрнутое решение по данному вопросу»

(РГАНИ, ф. 4, оп. 9, д. 292 лл. 12–13).

Полный текст постановления первоначально было решено разослать Поспелову, Суслову, Суркову, Чернухе, Кружкову и Румянцеву. Но в последний момент фамилию Суслова из списка рассылки кто-то вычеркнул. Правда, появилась рукописная помета, что выписки со вторым пунктом постановления отправлены Шаталину, Шепилову, Сытину и Суслову. О чём это свидетельствовало, пока непонятно.

Спустя пять дней, 28 июля данное постановление было рассмотрено также на заседании Президиума ЦК КПСС. В сохранившейся справке указано: «ВОПРОС ПРЕДСТАВЛЕН СЕКРЕТАРИАТОМ ЦК КПСС» (РГАНИ, ф. 4, оп. 9, д. 1097 л. 167).

Известны результаты голосования.

«Тт. Булганин

Ворошилов – за

Кагановч – возражений нет

Маленков – за

Микоян – за

Молотов – замечаний нет (сообщил т. Лапшов)

Первухин – возражений нет (сообщ. т. Акопян)

Сабуров – за

Хрущёв – за

Подлинник т. Малину (для оформления вопроса в Секретариате ЦК КПСС»

(РГАНИ, ф. 4, оп. 9, д. 1097 л. 167).

 

Опалы не последовало

 

С Хрущёвым Твардовский смог встретиться лишь на следующий день после Президиума ЦК. «29.VII.54 был у Н.С. Хрущёва – 1 ч. 15 м.», – отметил потом Твардовский в своём дневнике.

Хрущёв дал поэту понять, что в принципе ничего страшного не произошло, надо успокоиться и продолжить заниматься творчеством. Во всяком случае опалы ждать не следовало.

Это подтвердила и состоявшаяся 3 августа 1954 года встреча Твардовского в отделе науки и культуры ЦК. «3.VII, – отметил в своём дневнике поэт, – вызов к П.А. Тарасову, где было зачитано нам с Дементьевым Постановление ЦК о «Н. мире» – постановление, ненужность которого мне объяснял Н.С., как и на Секретариате, где меня по случаю беды моей не было».

Тарасов подчеркнул поэту: «Нет, то речь шла о постановлении типа «Звезды» и «Ленинграда» – для печати. А это – так, как бы внутреннее».

Твардовскому оставалось только пройти несколько формальных процедур: отчитаться перед партгруппой Союза писателей и дать разные обещания перед президиумом Союза писателей. Было понятно, что всерьёз бить его уже никто не будет. Если и ругнут, то с непременной оговоркой, какой большой талант.

Получилось, что Поспелов своего так и не добился. И кто оказался в выигрыше? Прежде всего Суслов. Вот чьи позиции после всей этой истории только окрепли. Не случайно он потом председательствовал почти на всех заседаниях Секретариата ЦК КПСС, а Поспелов только послушно ему кивал. Добавлю, что с этого момента Суслов взял все вопросы, связанные с творческими союзами и, в частности, с подготовкой по второму съезду писателей и созданием новых литературных изданий под свой личный контроль, как бы это Поспелову и Шаталину не хотелось.

Правда, Поспелов потом всё-таки не выдержал и уже перед самым вторым съездом советских писателей вновь попытался разыграть карту «Нового мира». Готовя в ноябре 1954 года по поручению Президиума ЦК КПСС отчёт о подготовке к съезду, он потребовал от отдела науки и культуры ЦК вспомнить о всех прегрешениях Твардовского на посту главного редактора журнала. Ну святая троица из этого отдела – Румянцев, Тарасов и Иванов – не подвели шефа, постарались нагнать ужасов как можно больше. 23 ноября 1954 года они доложили:

«Идейно-порочная линия в вопросах литературы была вскрыта в работе редакции журнала «Новый мир».

Как было установлено, редколлегия журнала «Новый мир» проводила политически вредную линию, дезориентирующую советскую литературу.

В № 12 журнала за 1953 год опубликована статья В.Померанцева «Об искренности в литературе», которая была направлена против основных принципов социалистического реализма, ложно характеризовала советскую литературу, пыталась ориентировать писателей на одностороннее, искажённое изображение действительности.

В.Померанцев, беспартийный, малоизвестный литератор, автор посредственной повести «Дочь букиниста», несколько лет работал в аппарате советской военной администрации в Германии и, общаясь с кругами немецкой мелкобуржуазной интеллигенции, проникся мещанскими идеями, что сказалось на его взглядах на советскую действительность. В.Померанцев написал клеветническую повесть «Ошибка Алёши Кочнева», отвергнутую нашими журналами и издательствами.

Озлобленный неудачами, В.Померанцев утверждал в своей статье, что наша литература лишена искренности, изобилует «деланными романами и пьесами», лакирует действительность, занимается измышлением сплошного благополучия, что советские писатели – это «производители стандартов», так как их «выпрямили до прямолинейности».

В.Померанцев со злобной издёвкой высмеивал стремление наших писателей изображать трудовую деятельность советских людей. Он утверждал, что писатели прячутся «за горный комбайн, за домну, за трактор», «въезжают в журналы на тракторе».

В.Померанцев в своей статье выражает антиколхозные настроения и в противовес указаниям сентябрьского Пленума ЦК КПСС по существу отстаивает частнособственнические, кулацкие тенденции в развитии деревни.

Стремясь увести советскую литературу от насущных задач коммунистического строительства, лишить её перспективы и сделать тем самым неспособной выполнить задачу коммунистического воспитания людей, Померанцев, по сути дела, призывал писателей клеветать на советское общество. Он утверждал, что задачей писателя является не пропаганда идей партии в художественных образах, что он называет «проповедью», а «исповедь», то есть психологическое самокопание.

В духе ошибочных положений статьи Померанцева журнал опубликовал в последующих номерах порочные статьи М.Лифшица, Ф.Абрамова и М.Щеглова.

Это объясняется в значительной мере тем, что в редакции журнала окопалась группа политически скомпрометировавших себя литераторов, ранее работавших в журнале «Литературный критик», таких, как И.Сац, М.Лифшиц и В.Келлер-Александров, оказывавших вредное влияние на главного редактора журнала А.Твардовского.

При обсуждении ошибок редакции журнала «Новый мир» в ЦК КПСС т. А.Фадеев правильно характеризовал этих критиков как меньшевиствующих книжных «марксистов».

Порочные взгляды эстетствующих писателей и критиков стали оказывать вредное влияние на часть нашей молодёжи, которая, в силу недостаточного жизненного опыта и слабой идейно-воспитательной работы, не всегда правильно и глубоко разбирается в литературных явлениях. Некоторые студенты не поняли критики вредных статей В.Померанцева, Ф.Абрамова, М.Лифшица, критики порочных произведений, вроде пьесы «Гости» и др. Дело доходило до того, что, например, на механико-математическом факультете МГУ было проведено без ведома ректората и парткома собрание студентов, одобрившее идейно-порочную статью В.Померанцева. Собрание приняло решение направить в газету «Правда» коллективное письмо в защиту В.Померанцева. Письмо подписало 39 студентов. Лишь после обстоятельного разъяснения этого вопроса руководящими работниками Союза писателей авторы письма поняли свою ошибку и отказались от него.

Характерно, что порочные выступления журнала «Новый мир», особенно статья Померанцева, так же как и пьеса Зорина «Гости», были подняты на щит зарубежной реакционной пропагандой, которая хотела бы, чтобы советская литература явилась носителем настроений разъедающего скептицизма.

С хвалебными откликами и поддержкой статьи Померанцева «Об искренности в литературе» и пьесы Зорина «Гости» выступили «Голос Америки», «Би-би-си», английский журнал «Экономист», французский католический литературный еженедельник и другие органы.

Голос США 11 апреля с.г. расхваливал статью Померанцева за то, что она, якобы, раскрывает «ложь и фальшь, установившиеся в советской литературе по воле коммунистической власти», и критикует «партийную доктрину», которая «коверкает и литературу и жизнь».

Секретариат Центрального Комитета партии 23 июля с.г. рассмотрел с участием широкого круга писателей вопрос об ошибках редакции журнала «Новый мир» и вынес по докладу Отдела науки и культуры постановление, в котором осудил неправильную линию журнала «Новый мир» в вопросах литературы и обязал Президиум Правления ССП усилить руководство журналами и работу по идеологическому воспитанию писателей»

 (РГАНИ, ф. 3, оп. 34, д. 198 лл. 31–33).

03

Первоначальный проект постановления ЦК

 

Но этого команде Румянцева показалось мало. Она доложила также о загулах поэта. «Систематически пьёт А.Твардовский, что несомненно накладывает отпечаток упадничества на его последние произведения» (РГАНИ, ф. 3, оп. 34, д. 198 л. 37).

Ну а дальше Румянцев с соратниками вновь обрушился на поэму Твардовского «Тёркин на том свете». Мол, это не поэма, а сплошная клевета на партию и на советский строй.

«В чём же видит А.Твардовский, – писали чиновники из отдела науки и культуры ЦК, – выход из этого состояния мертвечины и бесперспективности, которыми, якобы, характеризуется наша советская система?

На этот вопрос А.Твардовский, устами загробного генерала, отвечает политически сомнительным, двусмысленным намёком:

 

…«Мне б живых один полчок,

Батальон хотя бы, –

Я бы… Эх!.. И не сказал

Более детально»…

 

Только благодаря вмешательству ЦК КПСС эта поэма не была опубликована в печати. На заседании Секретариата ЦК КПСС 7-го июля 1954 года с резким осуждением поэмы Твардовского выступили писатели Катаев, Сурков, Федин, Фадеев, Симонов и секретари ЦК КПСС.

Тов. Хрущёв отметил, что появление подобных произведений не является случайностью. Твардовский проявил политическую незрелость.

Мы стоим за развёртывание критики наших недостатков, но с партийных позиций. Наша критика содействует укреплению советского общества, примеры такой критики даны в решениях пленумов ЦК КПСС. Тов. Хрущёв охарактеризовал поэму Твардовского как идейно-порочную и политически вредную.

Поэма А.Твардовского «Тёркин на Том свете» была осуждена решением Секретариата ЦК КПСС от 23 июля 1954 года»

 (РГАНИ, ф. 3, оп. 34, д. 198, лл. 49–50).

Поспелов, видимо, рассчитывал на то, что на съезде писателей удастся вернуться к кампании по изничтожению Твардовского. Но за поэта вступился Суслов. Это ведь с его подачи Твардовского 13 декабря 1954 года пригласили в числе небольшой группы писателей на встречу с членами Президиума ЦК КПСС. При этом Суслов прекрасно понимал, что поэт в отличие от других литераторов ничего для себя просить не будет, а если и станет о чём-то говорить, то скорей о деградации литературного генералитета и лживости бюрократического аппарата (что, собственно, так и вышло).

А главное – ничего не получилось с тем, чтобы если не осудить Твардовского, то хотя бы замолчать его. Печатать его не прекратили. На партийные съезды избирать не перестали. А там и новые предложения посыпались. Сначала его ввели в Комитет по Ленинским премиям. Потом завели разговор о возможном приходе в журнал «Октябрь». Но Твардовский в мае 1958 года дождался от власти другого – приглашения вернуться в «Новый мир», тот самый, откуда его Поспелов изгнал летом 1954 года. Причём переговоры по этому вопросу с поэтом вёл уже не Поспелов, а другой секретарь ЦК – Екатерина Фурцева, та самая, которая весной 1954 года, будучи руководителем столичной парторганизации, занималась выяснением социального происхождения автора «Василия Тёркина». Хотя все понимали, что в реальности Твардовского продвигала не Фурцева (за новым назначением стоял прежде всего Суслов, который как всегда предпочитал находиться в тени).

Ещё один парадокс судьбы… В 1954 году Твардовский покидал «Новый мир» под аккомпанемент критики Симонова. Но пришло время, и властям стал неугоден уже Симонов. Так кто и кому рыл яму? Дальше: в 1954 году на отставке Твардовского очень настаивал Алексей Сурков, который тогда из кожи вон лез, лишь бы угодить Поспелову. Спустя же четыре года тот же Сурков выступил за возвращение Твардовского в «Новый мир». Уж так хотелось ему теперь ублажить Фурцеву. В общем политическая проституция существовала во все времена.

Добавлю, что Твардовский к тому времени пить не перестал. Запои уже давно превратились в часть его жизни. Значит, партийную верхушку (и прежде всего Суслова с Фурцевой) на новом этапе это вполне устраивало. Видимо, Кремлю так было удобно. Возможно, Суслов считал, что из-за своих частых загулов вернувшийся в «Новый мир» Твардовский будет у него на крючке и поэтом можно будет легко манипулировать.

Вячеслав ОГРЫЗКО

 

Один комментарий на «“ИСТОРИЯ ОДНОЙ ГРОМКОЙ ОТСТАВКИ”»

  1. Интересная статья. Жаль, что в ней не нашел упоминания о моем отце, известном литературоведе Волкове Анатолии Андреевиче, активном авторе журнала.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.