ИНЕРЦИЯ

Рубрика в газете: Поэтический альбом, № 2021 / 21, 02.06.2021, автор: Михаил СИНЕЛЬНИКОВ

---

 

МОНГОЛЬСКИЙ КОНЬ

Монгольский конь военнопленный,
Ты, крепко сбит, хоть ростом мал,
Как будто на краю вселенной,
В берлинском ZOO тосковал.

Был неразумен и внезапен
Непостижимый твой побег,
Но без ранений и царапин
Фронт перейдён и сотни рек.

Скажи, какому верен долгу,
Ты пересилил болью всей
За Вислой Днепр и Дон, и Волгу,
Урал, Иртыш и Енисей?

Над знойной степью вырастая,
Лесной пожар вставал вдали,
Но ни тайга, ни волчья стая
В судьбу вмешаться не смогли.

Ты эту выдержал дорогу,
Ведь встречи жаждала душа…
(Не так ли мы приходим к Богу,
В земных пределах путь верша?)

Спросонья был хозяин хмур твой,
И, словно некий новый сон,
Увидевши тебя за юртой,
Почти не удивился он.

ЭХО

Луи ленив. Как будто гнев Господень –
И алый трон, и должность короля.
Так был он добродушен и дороден,
Любил поесть, мог посопеть, дремля.

Америку он спас, Антуанетте
Любовника позволил завести.
Она свой долг исполнила, и эти
Растраты так невинны, Бог прости!

В блаженном сне жила душа прямая.
Замки с секретом яростно и всласть,
Советникам разумным не внимая,
Выковывал, и выскользнула власть.

И созерцал с презреньем изумлённо
Артиллерийский нищий офицер,
Как ежится он, кланяясь с балкона
Неистовому сборищу химер.

На эшафоте, палача конфузя,
Под общий гул и чей-то слабый плач
Спросил он: «Нет вестей о Лаперузе?»,
Но ничего не сообщил палач.

Как справиться с такою незадачей?
Ах, только миг! И, на подъём легки,
Все кинулись, в крови ещё горячей
Гражданственно прополоскать платки.

… Нет, зрелищами нас не занимали.
Бежим от неопознанных теней!
Но эхо здешних выстрелов в подвале
Спустя столетье сделалось грозней.

ДЕНЬ ПРИМИРЕНЬЯ

День Примиренья и места
Взаимной ненависти ранней,
Кладбищенская правота
Крестов и скорбных изваяний.

На пепелищах давних лет
Поднявшееся мелколесье,
И высшей правды ясный свет,
Всё озаривший поднебесье.

День Примиренья. Тишина
Давным-давно заглохших раций,
Полу-забвенья времена
И покаянных делегаций.

И общий митинг там, где жгли,
Речь то родная, то чужая,
И голоса из-под земли,
Взывающие, возражая.

 

ФАБУЛА

Горячий день, цветенье липы,
Двор замка, тенниса броски,
А по ночам в конюшне всхлипы,
Куда прокрались воровски
Работница с военнопленным,
И жестами, без языка,
Их разговор о сокровенном,
По разным родинам тоска.
Потом вагоны, спецохрана,
В раздельных зонах злые сны,
И долгий путь из Магадана
До изобильной Ферганы,
Базар, киргизы и узбеки,
Корейцы, немцы, куркули,
Кавказцы, бешеные реки,
Вершины снежные вдали,
И девочка полу-татарка,
Полу-француженка, урюк,
Цветущий розово и ярко,
Немой влюблённости недуг.

 

* * *

Анофелес и пламя лихорадки,
Орел, к тебе метнувшийся стремглав…
Ещё возможных гибелей десятки
Мелькнули, где-то в поле заплутав.

И эта лихость пьяного шофёра,
И нож в руке борца за шариат,
Паденье в пропасть, реки и озёра,
Тонул в которых, яд и камнепад.

Ты, стало быть, не выполнил задачи,
И порученье в силе, и пока
Помехи будет так или иначе
Невидимая устранять рука.

В ПЕРВОМ ВЕКЕ

Заходят в шахту гномы-рудокопы
И делят шёлк в барханах Гоби гунны.
Ещё их гогот не достиг Европы,
Еще народы будущие юны.

Не ведают в Паннонии об угре,
Он ждёт в тайге мурлыкающей рыси,
И на кострище угасают угли,
И далеки Карпат седые выси.

Но всё равно переменилось время,
И ангелы туда летят гурьбою,
Где светится пещера в Вифлееме.
Ведут волхвы верблюдов к водопою.

И вышла Муза к берегу Дуная,
И жалобы, и смутный жар наитий
Переложил в гекзаметрах, стеная,
На местное наречие Овидий.

СТАЯ

Шла стая в правильном порядке,
Поставив впереди больных,
Уже лишённых прежней хватки.
Не столь уж – младшим жалко их.

За ними несколько матёрых,
Текущих плавною волной
И, вслушиваясь в каждый шорох,
Принять готовящихся бой.

Потом с волчатами волчицы,
Тревожны и затаены,
Умильны и лукаволицы,
Свирепой нежностью полны.

Вот и вожак широкогрудый.
Замедленный. А на бегу
Явить способный мощь и удаль,
В степи опередить сайгу;

Выть, к лунному взывая богу,
Изнемогая от тоски…
Отгрызть себе готовый ногу,
Попав в железные тиски.

* * *

Вот качусь я в санках…
Иван Суриков
Матери-крестьянки
Ветхая изба.
Под крылечком санки,
Грабли, короба.

Веет край унылый
Снегом и травой,
Материнской силой,
Речью корневой.

Выше чтенья Торы
Рощи, ивняки,
Синие просторы
Медленной Оки.