На острие скандалов

Детали к портрету Виктора Конецкого

№ 2022 / 43, 11.11.2022, автор: Вячеслав ОГРЫЗКО

У Виктора Конецкого, как утверждали его современники, был несносный характер. Он постоянно дерзил не только обкомовцам и издательскому начальству. С ним очень трудно было общаться и многим писателям. Когда Конецкий с чем-то не соглашался, он мог и послать. Но при этом почему-то сложилось мнение, что после 1960 года все его книги выходили без проблем и относительно легко. А это было далеко не так.

Осенью 2022 года я попал в питерский архив ЦГАЛИ СПб и, когда работал с фондом Ленинградского отделения издательства «Советский писатель», убедился, что каждая книга давалась писателю огромной кровью.

Вот 21 марта 1960 года Конецкий занёс в издательство заявку на книгу «Вчерашние заботы». И у бдительного главного редактора Ильи Авраменко сразу возникли вопросы: почему герой молодого автора – Глеб Вольнов – не так активен, где его целеустремлённость. Конецкому было предложено всю повесть переписать. Однако автор заупрямился. Он даже порывался пойти набить издательскому начальнику морду.

Предотвратил побоище молодой редактор Игорь Кузьмичёв. Он дождался ухода начальника в отпуск и в его отсутствие направил рукопись Конецкого на рецензирование влиятельному в Ленинграде прозаику Михаилу Слонимскому, который когда-то блистал в группе серапионовых братьев и имел прямые выходы на нового руководителя Союза советских писателей Константина Федина. И старый мастер оправдал ожидания Кузьмичёва. Он в своём отзыве не только подтвердил талантливость Конецкого, но и заявил, что ничего переделывать не надо.

 

«Всё в этой повести, – подчеркнул Слонимский, – изображено очень конкретно, точно, живописно <…> Тонкий психологический рисунок очень точен» (ЦГАЛИ СПб., ф. 344, оп. 3, д. 27, л. 4).

 

После «Вчерашних забот» Конецкий взялся за роман с условным названием «Семь писем».

 

«Для меня, – сообщил он 5 ноября 1963 года директору Ленинградского отделения «Совписа» Николаю Луговцеву, – это первый в жизни роман, хотя он и состоит из девяти самостоятельных новелл.

Начинается книга в блокадном Ленинграде. Девушка потеряла карточки, осталась без дома, среди замёрзшего города. Случай приводит её на почтамт, с сумкой писем убитой почтальонши девушка отправляется по адресам (Семь адресов, семь ситуаций, семь судеб. Девушка – комсомолка, она выполняет свой долг до конца; именно это спасает ей жизнь)» (ЦГАЛИ СПб., ф. 344, оп. 3, д. 27, л. 1).

 

Конецкий уточнил, что войну в этом романе он планировал показать через тыл. К слову: одна глава – под названием «Огни на мёрзлых скалах» – уже была им написана и опубликована в журнале «Дон».

Сдать рукопись издателям Конецкий пообещал осенью 1964 года. Но в самый разгар работы над романом писатель по-чёрному запил и в декабре 1963 года загремел в наркологическое отделение Бехтеревской больницы. А после выписки он никак не мог усадить себя за пишущую машинку. Никакой роман не шёл. И Конецкий, махнув на всё рукой ушёл в море, благо знакомые помогли ему оформиться четвёртым помощником капитана.

К роману писатель вернулся уже после окончания арктической навигации. За это время в издательстве сменился главный редактор. Илью Авраменко заменил Михаил Смирнов. 25 октября 1964 года Конецкий сообщил новому начальнику:

 

«С июня по конец сентября этого года я прервал непосредственно литературную работу и находился в плавании. Я прошёл от Ленинграда до Салехарда, перегоняя речные суда в реку Обь. Как всегда это бывает, новые впечатления, новые встречи с людьми, изменения, бурно происходящие на нашем Севере, дали мне много нового материала для книги, над которой я работаю по Договору с Вашим издательством.

Стало очевидно, что надо пересмотреть некоторые прежние мои положения и образы героев. Может претерпеть изменения сама жанровая природа книги. Роман в новеллах может превратиться в цикл новелл, связанных общими героями.

Для того, чтобы довести работу над книгой до конца, мне потребуется ещё шесть–восемь месяцев. В связи с этим прошу издательство продлить срок сдачи рукописи до 15 августа 1965 г.» (ЦГАЛИ СПб., ф. 344, оп. 3, д. 27, л. 5).

 

Но и в новый срок Конецкий не уложился. Спасибо редактору Кузьмичёву. Он уговорил начальство предоставить писателю ещё одну отсрочку – до 20 января 1966 года.

На этот раз Конецкий не подвёл. Рукопись им была сдана в издательство в точно обозначенный срок. Правда, рукопись разрослась, количество глав увеличилось.

 

«Она, – сообщил в своей справке Кузьмичёв, – включает девять самостоятельных глав-новелл, объединена общими героями и охватывает период со времени ленинградской блокады до наших дней» (ЦГАЛИ СПб., ф. 344, оп. 3, д. 27, л. 11).

 

Но издателей этот вариант не устроил. Некоторые новеллы им показались крайне сомнительными. Конецкому было предложено более чётко расставить акценты.

Писателя эти замечания сильно разозлили. Он вновь был готов устроить скандал издательскому начальству. Но его вновь смог уломать Кузьмичёв.

Этот редактор уже успел изучить особенности работы нового руководства. Оно сильно ершилось на первых этапах прохождения рукописей, везде выискивало идейные изъяны и требовало много переделок. Но на следующих этапах бдительность начальства нередко притуплялась. Если автор не входил в черные списки обкома партии, оно могло ограничиться только расспросами редактора и уточнить, учёл ли писатель ранее высказанные ему замечания, а новый вариант рукописи уже даже не просматривало.

Кузьмичёв попросил Конецкого поступиться несколькими абзацами, вычеркнуть их из рукописи, а взамен пообещал писателю всё остальное сохранить. Правда, перед сдачей рукописи Конецкого в набор он всё-таки вынужден был дать справку начальству и подтвердить, что писатель внёс нужные исправления.

Кузьмичёв сообщил, что с февраля по апрель 1966 года Конецкий серьёзно доработал рукопись.

 

«…сократил и переписал ряд неудачных сцен, добавил новую, десятую главу «Женька», прояснил сюжетные линии, связанные с одни из главных героев романа – капитаном дальнего плавания Павлом Басаргиным» (ЦГАЛИ СПб., ф. 344, оп. 3, д. 27, л. 11).

 

И все в тот раз остались более-менее довольны.

В окончательном виде книга получила название «Кто смотрит на облака». Но критика отнеслась к ней, мягко говоря, сдержанно. И не потому, что она что-то не углядела. Просто действительно эта книга Конецкого оказалась в ряду других. Писатель, пока работал над ней, успел перегореть и, видимо, не до конца выложился. Сердцем он был уже с другой книгой – «Солёный лёд», которую я считаю лучшей в наследии Конецкого.

Заявку на неё писатель направил издателям 12 июня 1967 года. Он сообщил:

 

«Вот уже около трёх лет я работаю над новой книгой под названием «Солёный лёд». Жанр её мне трудно определить, скорее всего он приближается к так называемой лирической прозе, типа, скажем, «Ледовой книги» Смуула.

Книга рождается в результате моих многочисленных поездок и плаваний. Её географические рамки – Арктика, Атлантика, Западная Европа, Средиземноморье. Но дело не в географии мест, а в ассоциациях, вызванных во мне этими поездками, в тех встречах с людьми, которые запали в душу. Притом, настоящее переплетается в книге с далёким и близким прошлым, с воспоминаниями о войне и размышлениями о современной литературе и о месте писателя в современном мире» (ЦГАЛИ СПб., ф. 344, оп. 3, д. 608, л. 1).

 

В этот раз издательское начальство без всяких проволочек подписало с Конецким договор.

Первые главы «Солёного моря» писатель принёс в издательство в начале 1968 года. Они произвели сильное впечатление на рецензента Слонимского. Но теперь уклончивость проявил Кузьмичёв. Читаем его редакторское заключение:

 

«Форма, избранная автором, естественна для замысла и содержания книги. Но она трудна (ведь это тоже конструкция, притом сложная!), и автор не всегда справляется с нею. Иногда конструкция становится нечёткой, появляются лишние главы» (ЦГАЛИ СПб., ф. 344, оп. 3, д. 608, л. 6).

 

Правда, вставлять палки в колёса Кузьмичёв не стал. Он рекомендовал, несмотря на свои замечания, всё-таки включить «Солёный лёд» в план выпуска книг на 1969 год.

С годами нетерпимость к чужим мнениям и раздражительность в Конецком только усилились. Вести даже деловые разговоры с ним становилось всё сложней. Начиная с конца 60-х годов, он уже постоянно находился на острие скандалов и во многом жил конфликтами. Валерий Попов мне рассказывал, что Конецкому ничего не стоило с полуоборота завестись и с кулаками наброситься то на Глеба Горышина, то на Александра Володина, а утихомирить его мало кто решался (он ведь запросто мог огреть и разнимающего). Горышина писатель обвинял в поддакивании работникам обкома КПСС, а Володина – в щупании баб в заводской общаге под видом воспитателя во время работы над ставшей потом знаменитой пьесой «Фабричная девчонка».

В конце 90-х годов как-то умиротворить Конецкого мог, пожалуй, только один человек – писатель и издатель Александр Житинский. В их отношениях тоже всё было непросто. Сколько раз после совместно распитой бутылки они вдрызг разругивались. Житинский в гневе хлопал дверью. Но, выйдя на улицу и оглянувшись, он замечал свет в квартире Конецкого и возвращался. И начиналось всё сначала. Однако потом и у Житинского силы иссякли.

Но уже давно многие скандалы подзабылись. А роман-странствие Виктора Конецкого «За Доброй Надеждой», в который составной частью вошёл «Солёный лёд», и сегодня востребован. Настоящий талант не пропить и не распылить в драках.

6 комментариев на «“На острие скандалов”»

  1. Когда-то после писательского собрания, когда все толкались в гардеробе, Ахматова сказала молодому Конецкому: «Конецкой, подайте мои соболя!». Рассказывая этот эпизод, брутальный мореман Виктор Викторович всегда отмечал, что на цырлах бросился исполнять поручение Анны Андреевны: «Ведь сама Ахматова выделила меня!». А шубейка её, добавлял он, была сделана из мышиных хвостиков.
    Вот так в те годы (начало 60-х) осуществлялась связь писательских поколений. А потом в 70 – 80 –х годах она была прервана. Мы уже росли как дикая трава, мастера на нас не обращали никакого внимания.

  2. “…пошлое всегда остаётся одним и тем же, но вспоминается оно всегда по-разному”. – В. Конецкий (“Вчерашние заботы”)

  3. Виноват, не “пошлое”, а “прошлое” (хотя, конечно, и оно также вспоминается по-разному – всё вспоминается по-разному).

  4. Федор, Вы лжете.
    Связь мастеров с литературной молодежью в 70-е-80-е годы прошлого столетия совсем не была прервана. Никто из заслуживающих внимания молодых творцов не “рос, как дикая трава”.
    Так росли только бездари. И если эти бездари потом были затоптаны новым веком, то и поделом им.
    Кто имел желание, тот всегда находил себе учителей в те годы. И учителя таких не отталкивали.

  5. Т.н. Профессору Преображенскому
    Любезнейший, вас, верно, не учили, что, когда споришь, а тем более по-хамски обзываешь оппонентов, надо бы указывать конкретные факты их неправоты, а не просто сотрясать воздуси. Жду таких фактов!
    Иначе буду вынужден требовать, чтобы в дальнейшем именовались не «профессором Преображенским», а своим родовым именем – Швондер!

  6. “Профессору” ? Преображенскому.
    Если вы не самозванец, то сообщите тему докторской диссертации и где была “защита”? Так как без докторской “профессора” не присуждают.
    2. Сколько и кого вы затоптали “новым веком”?

Добавить комментарий для Федор Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован.