Объявление в парке
(Рассказ)
Рубрика в газете: Проза, № 2024 / 27, 18.07.2024, автор: Елена ЛЕНКОВСКАЯ (г. Екатеринбург)
Господи, дай мне мужество изменить то,
что я могу изменить, дай спокойствие
принять то, что изменить не в моей власти,
и дай мне мудрость отличить одно от другого…
Началось всё с объявления в парке.
А, может, и раньше. Может, с той поры, когда моя лучшая подруга Сашка переехала, и на новом месте к ней на балкон стал ежедневно прилетать голубь. Сашка угощала его перловкой, звала по-французски – «Мон Ами», узнавала в сотне прочих, да и он её узнавал. Потом среди дворовых голубей у Сашки появились и другие знакомцы, она регулярно покупала в супермаркете крупу для их кормёжки, разнимала драчунов, спасала голубёнышей-первогодков от холода, распутывала им нитки на лапах, переживала, умилялась, заботилась, – словом, любила «своих куриц», хотя они были вольные, не совсем её, да и не курицы вовсе.
А может, всё началось с тех морозов, когда сама я взялась подкармливать синиц овсяными хлопьями, придумав, наконец, как прикрепить к оконной раме съёмную кормушку из пластиковой бутылки. Один храбрец из той шайки-лейки и вовсе повадился залетать в кухню через открытую фортку, бодро разгуливать по подоконнику и покушаться на мой завтрак. Мюсли – для птиц, считал этот нахальный тип. Как я узнала, что мой гость – самец? Не только по развязной решительности манер, конечно. Просто к тому времени Сашка уже подарила мне вожделенный «Указатель птиц Урала и Сибири» – толстый, подробный, красиво иллюстрированный справочник.
А, может, и того раньше всё это началось – с той памятной поездки за город, когда в ожидании электрички мы тайно наблюдали жизнь цапель на ближнем к станции болотце. Или даже – с давней, самой первой нашей зимы, в которую Сашка научила меня различать средь городского шума тихий, краткий скрип снегиря…
И всё-таки именно эта история началась с объявления в парке.
Дело было летом. Карантинное лето 2020-го выдалось жарким. Невиданно жарким. Особенно – июль.
Палило нещадно. Уже неделю столбик термометра тянулся к отметке сорок, как у больного коронавирусной инфекцией. Редкие пешеходы в масках, изнывая от жары, искали спасения на теневой стороне улиц, а если приходилось ждать на перекрёстках – норовили укрыться в узкой тени светофорного столба. Места, как и в больницах, хватало не всем.
Днями дома было невыносимо. Казалось, жить можно только в парке. Все скамейки в тенистой аллее с раннего утра занимали удалёнщики – с ноутбуками на коленках, спустив маски под подбородок, они терпеливо стучали по клавишам и цедили из бутылочек тепловатую водицу.
Пить хотелось всем. Сашка, помимо своей ежедневной «перловой вахты», стала нести ещё и водную: с утра выносила под балкон пятилитровую бутыль, чтобы налить водой пересохшую лужу. Всё, что не успевали выпить голуби, через час-другой испарялось, а к утру неглубокая ямка в асфальте засыхала, как Арал.
Тополя побурели, трава пожухла, земля в парке, всегда жирная и влажная, побелела и ссохлась, как чёрствая хлебная корка. Сень над стоптанными в пыль тропками поредела, и напоминала полог выгоревшего на солнце, изъеденного молью шатра.
Посыпался жёлтый лист. Мы дивились: кроны вроде зелёные, а под деревьями – желто, как осенью; а потом вспоминали другие, далёкие, страны, где так бывает всегда… Что листья! Говорили, птицы падают – такая жара.
То объявление на фонарном столбе было про птиц.
Отксерокопированный листок, на нём текст и любительское фото: птица в чьей-то ладони. Копия была плохо пропечатанной, птица – чёрной, с серповидными длинными крыльями. «Внимание, стриж!» – прочла я. Так вот кто на снимке! Я подошла поближе.
Изучив текст от начала до конца, я, как мне показалось, усвоила главное:
«Если вы нашли лежащего стрижа, ему можно помочь, подняв на ладони повыше. Стриж сразу поймёт, что делать. Если не улетает, скорее всего он обезвожен. Стоит взять его домой, отпоить водой и дать отдохнуть в небольшой коробке…»
Тогда я сочла, что это исчерпывающая инструкция.
Объявление я сфотографировала – так, на всякий случай, и побрела домой. Шла и думала – вот было бы здорово подобрать стрижа, подержать его в руках, спасти и всё такое. Но чудес не бывает, поэтому я просто поделюсь этим снимком в сети. Вдруг кому-то пригодится.
Прошло дня два, не больше. Мы встретились с Сашкой после ужина, чтобы вместе пройтись по вечерним улицам. Нам нравились эти прогулки. Вечерами зной спадал, и можно было гулять, болтать, в который раз обсуждая небывалую в наших северных широтах жару и её влияние на Сашкину кошку и на Сашкиных же дворовых голубей.
Было совсем по-южному, разве только ночь не падала внезапно; сияние летнего дня угасало медленно: так гаснет свет перед началом оперного спектакля – плавно, но неотвратимо.
Вдыхая пьяный, нежный запах левкоев, мы неспешно брели сквозь сумерки, наполненные густым теплом и непривычной, почти курортной благодатью.
Газоны, дорожки, кусты почти полностью погрузились во тьму, когда впереди, буквально в двух шагах, на земле распласталось что-то неясно-тревожное, странное, похожее на растрёпанный лоскут, чёрный на чёрном асфальте.
Я отпрянула невольно: тем летом слишком часто встречались на улицах и во дворах уже расклёванные воронами голубиные останки, – это было невыносимо. Сашка подхватывала меня под руку и мы, болезненно морщась, обходили мёртвого голубя стороной. Что, опять?
Но это был не голубь. Мы обе склонились над птицей. Это же… чёрный стриж! От Сашкиного прикосновения он вздрогнул. Живой!
Мы молча обменялись взглядами, и я осторожно взяла птицу в руки.
Лёгонький и тёплый. Глаза закрыты. Лететь он явно был не в силах.
Что делать? Домой? Домой.
У Сашки – кошка. Значит, ко мне.
Теперь мы шли втроём – под липами, в кромешных сумерках. Я чувствовала как стриж мелко вздрагивает в моих ладонях. И дышит – часто-часто.
Сверху, из открытых окон доносились звуки музыки, обрывки разговоров, звон посуды, запахи сигаретного дыма и жареной с луком картошки. Где-то впереди, на проспекте, горели фонари и вывески, автомобили светили фарами, а тут, на узкой боковой улочке, было темным-темно. В темноте я вижу неважно, и всегда боюсь оступиться. В этот раз не боялась: Сашка поддерживала меня под локоть, а я держала стрижа, так и шли. Когда мы с Сашкой вместе, темнота не страшна. Страшно было другое – вдруг стриж умрёт по дороге.
До дома мы, однако, добрались благополучно.
Перво-наперво – напоить. Но как? Поначалу он отказывался от воды, потом всё же согласился, отпил немного из подсунутого под клюв блюдца и притих. Мы устроили стрижа в картонке из-под обуви, на тряпичной подстилке.
– Надо же, – в который раз за вечер повторила я. – Сначала объявление в парке, потом – стриж на асфальте…
– Да-а… – только и сказала Сашка. Вид у неё был утомлённый. Впрочем, как и у меня. Мы обе устали, было совсем поздно, хотелось спать. Как быть, чем кормить, что дальше, эти вопросы следовало отложить до утра.
Сашка пошла домой, к своим питомцам. А мы со стрижом остались. Заснуть не получалось. Я прислушивалась к шорохам в коробке, вставала: всё проверяла, живой ли. Стриж не шевелился, только дышал; так же часто и мелко, но дышал. Несколько раз за ночь я предлагала ему воду, но он отказывался. Под утро сделал несколько глотков, и снова заснул. На рассвете уснула и я.
Утром, обнаружив на подстилке, в которую стриж уткнулся клювом, маленькое бурое пятнышко, я снова встревожилась: это была кровь. Стриж, однако, дышал, реагировал на прикосновения, приоткрывал глаза.
Теперь, в солнечном свете, можно было осмотреть его повнимательнее.
Вблизи вид у него был ух и хищный, устрашающий: сам чёрный, клюв чёрный и глаза тоже – чёрные, сердито-раскосые. Ну-ну, приятель. Я уже знаю – всё, что ты можешь сделать в свою защиту – сердито зашипеть, даже и не клюнешь толком. Хищник? Охотник? О, да. За мошками охотник. Смотри-ка, крыло окровавлено. С лёту, видать, крепко саданулся об асфальт. Эх, и досталось тебе, бедняга.
Зачирикал смартфон. Это Сашка с утра пораньше уже строчила в мессенджере: как вы там, мои зайчики, я про стрижей поискала, крылья советуют беречь, и ой-ой-ой, тут пишут, стриж питается только на лету, ловит насекомых клювом как сачком и заглатывает, а по-другому есть не умеет…
Как не умеет? Кошмар! В объявлении про это ничего не говорилось. Объявление утверждало, что в природе стриж ест только живых насекомых, но на худой конец советовало подкормить его творогом. Наш – творог не стал. Поймала ему пару комаров – отвернулся: «ест только на лету»…
Я подхожу к коробке, смотрю на стрижа: спит.
Раньше я никогда не видела этих птиц так близко, только в небе, только в полёте. Стриж в наших краях – птица летняя. Их появление с детства было для меня приметой такой же радостной как долгожданное тепло, запах цветущей сирени, шорох капель в клейкой листве, первые громовые раскаты – задорные, молодые… Светлыми июньскими вечерами я и теперь люблю выйти на балкон, уцепиться за перила, запрокинуть голову, и следить, как высоко-высоко в небе мечутся стрижи, как стремительно чертят они небосвод – с визгом пронзительным и победным.
Зимуют они на юге Африки. Об этом я прочла в то лето.
Раньше, глядя на них, я об Африке не думала. С тех пор думаю.
Когда такая жара, я, признаться, много о чём думаю. И даже сама с собой разговариваю иногда. Африка! Квадратная, ослепительно белая вершина Килиманджаро… Когда-то я мечтала взобраться на неё. А ведь есть у меня знакомые, которым это удалось. Сильные люди, романтики! Оля, например.
Тут меня осенило. Оля! Ведь есть же Оля! Оля нас спасёт. Про животных и природную жизнь Оля, дочь ветеринара, знает многое. Она то подбирает ворону со сломанным крылом, то ругается в сети на корпоративщиков, которые запускает в небо воздушные шарики, то едет в Беловежскую Пущу считать волков, чтобы доказать их полезность…
– Здравствуй, Оля! Звоню за советом. Мы стрижа подобрали. Что с ним дальше делать, непонятно…
Оля приветствует меня бодрым голосом. Голос у неё всегда такой – бодрый и уверенный.
– Хм! Ну, поздравляю! – говорит она. – Ты, скажу я тебе, встряла в историю. Стрижа дома держать не так-то просто, это не какой-нибудь там врановый…
Это она о своей вороне, наверное. Сказать по правде, ни стрижа, ни врановых, ни других каких пернатых я дома держать не собиралась. Котёнка вот хотела к осени взять…
– Оль, я думала помочь и отпустить. Объявление прочитала, в нашем парке… А он не ест, и не пьёт, если клювом в воду не сунуть.
– Только не пои его! – ужасается Оля. – Стрижи вообще почти не пьют, всю нужную воду из насекомых получают.
Ещё и воду не пьют? Да как же это, наш – пил вроде. Ну, ладно, послушаю, что знающий человек дальше скажет.
– Короче, – говорит Оля, и голос у неё снова бодрый, уверенный, – есть у меня знакомая, которая стрижей выкармливает. Увлечение у неё такое – стрижи. Она им прямо в глотку тараканов живых всовывает, представляешь? Пинцетом! Я сама видела. Очень ловко получается, я бы так не смогла.
Тараканов, живых? Пинцетом? Ох. Я слушаю, пугаюсь, но голос у Оли такой уверенный и бодрый, что в душе у меня начинает теплиться надежда, что можно будет всё уладить и отдать нашего бедолагу в хорошие руки.
– Давай так, – подытоживает Оля, – я позвоню, выясню, в городе ли моя знакомая, готова ли сейчас взять стрижа, если да – дам тебе её координаты. Сразу скажу, корм для стрижа – дело не дешёвое. Поэтому тебе самой надо будет купить тараканов.
«Купить тараканов», – машинально записываю я на листке бумаге, – «Где???»
– В зоомагазине, – ту же отвечает мне Олин голос. – Килограмм примерно понадобится. Ну, тараканы – потом, сначала я дозвонюсь и уточню, в городе ли она, и возьмёт ли птицу. Не переживай. Постараюсь помочь.
Уф! Я рассеянно чиркаю на клочке бумаги каких-то усатиков под строчкой «купить тараканов, 1 кг». Потом пишу Сашке. О том какая меня гениальная идея посетила обратиться к Оле, и как жаль, что вчера не сообразила я этого.
Стриж тем временем как будто оклемался слегка, и шебуршит там, в коробке, по всему хочет вылезти и двинуть на волю.
Куда ты, дурашка? Глажу его осторожно. Еду и питьё больше не предлагаю.
Примерно через час Оля звонит мне снова.
– Я проконсультировалась. Оказывается, всё не так просто, – говорит она. – Надо сначала к ветеринару, чтоб тот его осмотрел: не повреждены ли крылья, сможет ли этот стриж вообще летать. Или уже не сможет.
Мошки не ждут, летать стрижам нужно очень быстро, поэтому крылья для них – это всё. «Но крылья, скажу тебе, у стрижей очень хрупкие…»
Я слушаю с ручкой в руке, поэтому усатиков на бумажном клочке становится всё больше.
– Короче, если ветеринар даёт добро, тогда покупаешь тараканов и везёшь стрижа, адрес и телефон я тебе скажу.
– Та-ак… – откладываю я ручку в сторону. Я-то видела его крыло, и хотя я не ветеринар, но… – А если прогноз отрицательный?
– Если отрицательный, знакомая стрижа не возьмёт.
– И что ж тогда делать?
– Ну, как вариант, они его там и усыпят.
Ой-ёй! Дела… Сколько же стоит приём ветеринара? Рублей семьсот? Ясно.
– Ладно, диктуй номер клиники. И, кстати, сколько стоят тараканы?
– Три тысячи рублей за килограмм, – отвечает Оля.
– Ого, – упавшим голосом говорю я. И под строчкой «купить тараканов» машинально дорисовываю синей ручкой тройку с тремя нулями…
– Да, возмутительно дорого дерут, – соглашается Оля, и голос у неё всё такой же бодрый. – Килограмма, однако, хватит недели на две, а там в принципе стрижа можно будет выпускать.
Та-ак. Я мысленно подсчитываю свою наличность. С наличностью туго: работу я потеряла (подобно многим в тот непростой для всех нас год), перебиваюсь случайными заработками и будущее туманно как никогда. Словом, трёх тысяч у меня и нет. А если добавить к ним приём у ветеринара… Уф! Ну, ладно. Спокойно. Надо всё обдумать.
– Ну, ты подумай… – Оля словно слышит мои мысли. – Придётся принять непростое решение. Так всегда случается с теми, кто хочет помочь.
Я молчу.
– Есть вариант отнести его обратно, – продолжает Оля, и голос её по-прежнему уверенный и бодрый, – чтобы он естественным образом включился в природную пищевую цепочку. Ну, я хочу сказать, что воронам тоже нужно чем-то питаться. Так устроен этот мир. Иногда не стоит вмешиваться…
Я молчу.
– Только не затягивай с решением. Говоришь, он второй день у тебя без еды? Надо бы сегодня же к ветеринару. Там, конечно, очередь и всё по записи, но ты скажешь, что вам срочно и назовёшь фамилию этой моей знакомой, они с нею сотрудничают, и вас обязательно примут.
– Алё, Саш, привет. Ты там как? Нормально? Как тут мы? Не знаю, как. Живой, да. Шебуршит там в коробке. Да, Оля звонила. Да. Ох, непросто всё, Сашка. Ты приходи, а? Я не знаю, что теперь делать…
И вот Сашка сидит у меня на кухне. И мы думаем вместе. Ну что у него будет за жизнь, думаем мы. Ведь он же птица! Научиться кормить пинцетом – можно, но вот так всю жизнь засовывать в него тараканов? Он нас об этом не просил…
– Думаешь, он хотел бы умереть вот так? Не в траве, не на вольном воздухе, а в картонной коробке, или того пуще, в какой-то там ветклинике?
– Но должны же мы что-то сделать. Как теперь на попятную-то идти, ведь он уже не просто стриж, он теперь – наш! Мы люди, мы сильнее, у нас больше возможностей. Может, свозить его к ветеринару? Вдруг он всё-таки сможет летать…
– Летать? Не знаю… – говорит Сашка упавшим голосом, – ты же видела его крыло. На улице дикая жара, между прочим. И зачем по такой жаре ему в последние часы жизни трястись куда-то в коробке, маяться в клинике… Вот именно, что мы люди. Всего лишь люди! Господь сам решает, у него и птицы все сосчитаны.
Сашка младше меня, но иногда оказывается мудрее.
Я молчу, думаю. О чём? О том, что нашли мы стрижа вместе, но, как ни крути, принимать решение и отвечать за это решение нужно мне. Ведь это мне так хотелось подобрать упавшую птицу и отпустить её с ладони в небо!
Я думаю и молчу, а мудрая моя Сашка присела на корточках у коробки, гладит стрижа и что-то ему шепчет, почти беззвучно. Я вижу, как на светлую клетчатую подстилку капают слёзы.
Я бы и сама поплакала, но…
– Саш, всё. Решение принято. Слышишь?
Сашка кивает, глядя в сторону, шмыгает носом.
– Придётся сегодня, когда станет прохладнее и тише, отнести стрижа туда, где мы его нашли. Пойти вечером, когда народу на улицах мало, а собачники уже выгуляли своих собак. Вдоль того тротуара газон широченный, туда и выпущу.
– Выпустим, – уточняет Сашка. – Мы вместе. Я с тобой.
К вечеру он ещё заметнее приободрился, наш стриж.
Я гляжу на его стоические, неотступные усилия выбраться из коробки.
Вдруг он всё-таки взлетит, вопреки всему? Пусть он взлетит!
Он не взлетел, хотя старался: пару раз заваливался с ладони вниз и вбок, его подхватывали осторожно, потом просто положили в тёмную траву. Он тут же с усилием поволочился куда-то вперёд.
– Пойдём, – сказала я Сашке. – Он – у себя дома.
– Пусть никто больше не возьмётся его спасать!
– Снова? Вот был бы ужас…
И мы пошли, тихо, рука об руку, не оглядываясь, – снова под липами, в кромешных сумерках, остывающих так медленно и неохотно.
Да, такова жизнь современниц – птицы, кошки, собачки, вечерние прогулки, а то и пробежки, катания на велосипеде…
Не все так, конечно; есть и такие, что до трёх ночи чего только не смотрят-слушают на Ютубе – политизированные… Обсуждают с подругами, спорят, доказывают, ссорятся, делятся на враждебные лагеря, проклинают друг друга… Есть немало и других вариантов, конечно, но у этих посуда точно не мыта и на душе всегда скребут кошки.
Вопрос: сколько лишних слов в этой публикации рассказа?