Одолели нас люди заезжие

О гибели Сергея Есенина

Рубрика в газете: На линии огня, № 2019 / 22, 14.06.2019, автор: Иван ШЕПЕТА (г. ВЛАДИВОСТОК)

Уважаемая редакция!
Высылаю вам статью «Одолели нас люди заезжие». Я её максимально «ужал», чтобы попасть в формат «ЛР». Хотел не писать литературоведческую книгу со ссылками, анализом и т.д. Но теперь понял, что придётся.
Из того, что известно на сегодня, вырисовывается картина насильственной смерти Есенина. Непонятно, почему так упорно любые наши официальные власти придерживаются версии сфальсифицированной.
Только что закончившийся литературный фестиваль во Владивостоке со странной аббревиатурой «ЛИТР» добавил негатива, связанного с Есениным. 
Перед аборигенами выступал на пару с Захаром Прилепиным, заканчивающим очередную книгу ЖЗЛ с биографией национального поэта, и некий музыкант-исполнитель Рич, поклонник Бориса Рыжего. Очевидно Вячеславу Коновалову, директору фестиваля, видится нечто общее в судьбе Рыжего и Есенина. Общего не больше, чем между мной и директором фестиваля: оба – люди, оба интересуются литературой. 
Я был потрясён тем, как молодой человек, числящийся актёром, чуть ли не по слогам с листочка читал стихотворение «певца Уралмаша». А Захар Прилепин продемонстрировал недостаточное знание материала для биографа, порой делал прямые ошибки. Версию же смерти Есенина излагал фактически ту, что придумали сценаристы и режиссёры-постановщики ГПУ на рубеже 1925–26 годов.
Честно говоря, у меня был некий пиетет перед именем Прилепина, и я хорошо к нему относился как к человеку, кто не есть чистый писатель, а тот, кто имеет некий «образ действия», кто по русской традиции участвует в реальной жизни. 
Теперь этот пиетет исчез. 

Иван ШЕПЕТА

г. ВЛАДИВОСТОК


 

«Одна из самых отвратительных
разновидностей лжи – молчание»
(Франсуаза Саган, французская писательница)

«…Из могилы Есенин делает то, что не удалось (…) никому из живых: объединяет русских людей звуком русской песни, где сознание общей вины и общего братства сливается в общую надежду на освобождение»
(Георгий Иванов, поэт-эмигрант)

Поздно вечером 27 декабря 1925 года в квартире Толстых раздался звонок. Трубку подняла Наталья Михайловна Дитерихс, двоюродная сестра Софьи Толстой-Есениной. Звонили из ленинградской гостиницы и просили к телефону Софью Андреевну. Та, догадавшись, что звонят опять по поводу Сергея, отвечала односложно. И смотрела настороженно, исподлобья. Говорить о Есенине, своём непутёвом муже, не хотелось – переболела. И вдруг, вслушиваясь в далёкий примороженный пространством голос, запнулась, неловко переступая у аппарата. Уронила трубку и, как подрубленная к Новому году ёлочка, завалилась, сползая по стене.
Наталья испуганно склонилась к сестре и, растормошив её, услышала слабый голос: «Сергея застрелили».
Есенин, женившись на внучке Толстого, некоторое время осенью 1925 года проживал здесь, у Толстых, в большой надежде на то, что агенты ГПУ и судебные приставы не посмеют домогаться его в доме известных людей. Но приставы всё-таки явились по месту проживания, чтобы арестовать незаконопослушного гражданина. Хорошо, что поэт в этот вечер «загулял», и приставы его не дождались. С тяжёлой башкой, под давлением Софьи и родственников поэт дал уговорить себя лечь в больницу для душевнобольных, чтоб не оказаться в камере предварительного заключения.
Судебные приставы приходили арестовать Есенина и в лечебницу, но земляк, профессор Ганнушкин, защищая поэта, дал им справку о тяжёлом психическом расстройстве и неполной вменяемости своего пациента. Сошлись на том, что, прежде, чем выписать Есенина из своего заведения, профессор сообщит судебным приставам о времени его выписки.

В начале декабря 1925 года Софья получила письмо из лечебницы от незадачливого поэта, где тот заявил о необходимости расстаться, потому что не любит её. Бестактность послания граничила с оскорблением.
Эмоции захлестнули Софью. В глазах сверкнули слёзы, щёки запылали. Она бросилась к есенинским чемоданам и, разбрасывая рубашки и галстуки, нащупала наган. Взвела курок и «расстреляла» ненавистную бумагу.
Если к Софье кто-либо обращался по поводу Сергея в декабре 1925 года, она гневно сообщала, что с этим человеком у неё нет ничего общего, что говорить и даже слышать о нём она не желает.
Оскорблённая и не понимающая, как ей быть, Софья Толстая, промучившись более полумесяца, в конце концов, пришла в психиатрическую клинику выяснять отношения с поэтом. Она надеялась на благородство своего избранника, по-детски верила, что, как минимум, он позволит ей, аристократке, если не продолжить «отношения», то выйти из создавшейся ситуации достойно. Однако Сергей был по-мужицки оскорбительно прямолинеен и даже груб. Софья восприняла такое поведение как запредельное хамство и выхватила револьвер. С октябрьского переворота в моде были простые решения. Даже у тех, кто воспитан с раннего детства в духе «непротивления злу насилием».
Нет, внучка писателя-гуманиста не собиралась убивать – всё получилось самопроизвольно, нечаянно. Хорошо, что Сергей, качнувшись в сторону, ушёл с линии огня.
Выстрел прозвучал и неожиданно, и громко. Посыпалась штукатурка, занервничали душевнобольные, кто-то из них заплакал, как плачут перепуганные дети. Резко сблизившись, не давая возможности выстрелить повторно, Сергей вывернул револьвер из рук несчастной Софьи.
Сбежались растерянные врачи и разгневанные санитары. Профессор Ганнушкин с трудом уладил скандал.
Уезжая в Ленинград, поэт по-быстрому собрал вещи, не очень аккуратно запихивая их в чемодан. Пистолет бросил сверху, крышку чемодана стянул ремнями. Софья что-то выговаривала, но Сергей демонстративно её не слушал. Обременённый громоздким багажом, вывалился на тротуар, где его поджидал извозчик.

Звонок из Ленинграда заставил Софью забыть об уязвлённом самолюбии и принять самое деятельное участие в похоронах.
Именно толстовская внучка, заслуженный музейный работник, смогла собрать те немногие документы и фотографии, которые позволили в 80-е годы ХХ века полковнику МВД СССР Эдуарду Хлысталову начать своё частное расследование обстоятельств гибели поэта.
А ещё Софья, как хозяйка литературного наследия своего, какого ни есть, мужа, инициировала издание «Избранного» Сергея Есенина в 1946-м, опровергая миф, что «крестьянский» поэт был запрещён и не издавался в сталинские годы.
Есенина-Толстая умерла в 1957-м, а её двоюродная сестра, дочь известного колчаковского генерала и военного руководителя Дальневосточной республики со столицей во Владивостоке, прожила 92 года и умерла в начале «девяностых». Она оставила нам важное свидетельство, переданное через поэта Григория Калюжного о звонке из «Англетера».
Наталья, отсидевшая 13 лет в сталинских лагерях за принадлежность к дворянству, за отца белогвардейца, в каждом неожиданно появлявшемся рядом с собой мужчине видела агента КГБ. Она долго присматривалась к молодому поэту. И только после того, как генерал Дитерихс, явившийся дочери во сне, сказал, что этому человеку можно доверять, рассказала о звонке из «Англетера».
Мало кто из обычных людей, имеющих представление о Есенине в пределах школьного курса, знает, что на поэта было заведено 13 уголовных дел, половина из которых не за «хулиганство», романтически культивируемое Есениным, а по расстрельной статье – «за антисемитизм». Эта «расстрельная статья» была введена декретом Председателя Совнаркома Лениным в июле 1918 года, за два месяца до объявления «красного террора». Национальная принадлежность большевистских комиссаров стала государственной тайной. Разговоры на эту тему приравнивались к контрреволюции. Никаких иных наказаний, кроме расстрелов, в острый период «гражданской войны» она не имела. К середине двадцатых годов власть настолько окрепла, что можно было бы отменить людоедскую статью, но нет, статья продолжала действовать.
Юридически зафиксированное хулиганство и антисемитские высказывания лепили негативный образ поэта. Дело шло к тому, что называть себя «русским» в обществе становилось неприличным, потому что это понятие накрепко ассоциировалось с неопрятными алкоголиками и шовинистами-держимордами. Затаскать по судам, заставить оправдываться, помочь одеть себе на шею рабские идеологические колодки – такова тактика власти. Если не удастся поставить в рамки, тогда уже действовать «по закону» – вплоть до расстрела.
Последние два года Сергей, фактически, жил нелегально, стараясь нигде не ночевать более одной ночи, чтобы не нарушать правила регистрации и не попадать в поле зрения милиции и «особистов». На допросы и судебные заседания не являлся, подолгу жил в Закавказье и в родном селе Константиново. Гастролировал по городам и весям, а в Москве бывал лишь наездами. «Персидские мотивы» – не экзотика и поиск вдохновения, а бегство от расправы. Уже несколько человек из числа крестьянских поэтов после зверских истязаний на допросах были расстреляны. В том числе близкий друг Алексей Ганин. Пытки сном, беспощадные избиения довели его до сумасшествия. Однако даже «невменяемость» не помешала чекистам осудить его, по сути мальчишку. Признать лидером «русских фашистов», «дать вышку», словно других наказаний не существует. Привести приговор в исполнение. Поставить себе галочку в борьбе с «врагами народа».
Есенин как «антисемит» также был намечен в качестве «врага» и даже «взят на прицел», но, уклонялся, раз за разом «уходя с линии огня».

***

Управляющий гостиницей «Интернационал» (люди по инерции называли гостиницу по-старому – «Англетер»), Назаров Василий Михайлович в последний месяц уходящего 1925 года в связи с 14-м съездом партии и нервозностью в ленинградском руководстве, домой приходил поздно. Не выспавшись, рано уходил на работу. Распоряжения от начальства сыпались одно за другим, едва хватало сил реагировать. Так что и воскресенье 27-го декабря Назаров провёл в гостинице.
Наскоро поужинав, он по-простонародному залпом выпил стакан коньяка, и завалился спать. Просил жену не будить, если будут звонить с работы. Завтра – понедельник, день тяжёлый, нужно выспаться.
Как назло, где-то в районе 10-ти вечера позвонил портье, потом дежурный комендант – просили разбудить «товарища Назарова». Однако жена, получившая точные инструкции от мужа, отказывалась это сделать. Наконец, позвонил дядя Вася, дежурный кучер, свой человек, и сказал, что случилась «беда», и что он выезжает за управляющим. Видимо, и впрямь случилось что-то из ряда вон. Пришлось будить.
Муж вернулся под утро и буркнул, не вдаваясь в подробности, что в гостинице повесился Есенин.
На следующий день, 28 декабря, Антонина Назарова долго стояла у входа в «пятый» номер. Сюда гостей северной столицы не селили. Весь полуподвальный этаж использовался как служебные помещения.
Среди толпящейся публики она вглядывалась в изуродованное лицо мёртвого поэта. Чуть выше повреждённой переносицы был виден след от тяжёлого удара округлым предметом. Под правой бровью виднелось проникающее ранение диаметром в несколько миллиметров, глубокое, с запёкшейся кровью внутри. Закрытый левый глаз был плоским. Похоже, что вытек. Выше глаза, под бровью, проступал синяк. Правый рукав рубахи разорван, клок кожи свисал на окровавленном предплечье, окоченевшем в неестественном положении.
Когда Есенина укладывали на дровни, чтоб отвезти в морг, голова съехала в сторону и запрокинулась так, будто шейные позвонки переломаны.
Все работники гостиницы доподлинно знали, что никакое это не самоубийство, что Есенина убили, но позволяли себе шептаться об этом исключительно за спиной у начальства.
За странным самоубийством потянулась вереница странных событий. Исчезали люди, работники гостиницы. Без объяснения. И никто их больше не видел. У всех на глазах множились самоубийства.
Управляющий гостиницей Назаров поначалу получил солидную прибавку к зарплате. Молодая жена ещё не успела почувствовать себя в статусе супруги высокооплачиваемого товарища, как месяца через три её мужа перевели на менее ответственную работу с понижением оклада. И, в конце концов, оттуда, со склада, в 1929, очевидно, чтоб помалкивал о случившемся в «Англетере», спровадили на Соловки. Поговаривали, что дело было сфабриковано. Освободившись в 1932-м, он, с затаённой обидой «на родную власть», вернулся в своё дореволюционное сословие, в пролетариат, и погиб в осаждённом Ленинграде в 1942-м, не оставив свидетельств.
Его жена, родившаяся в начале ХХ века, дожила до «девяностых», сохранила ясность сознания и на камеру рассказала о том, как её мужа 27 декабря 1925 года в 22.00 вызывали на работу.
Официальная версия смерти Есенина настаивает на том, что умер поэт под утро 28 декабря. Очевидно, сценаристам и режиссёрам самоубийства Есенина хотелось развести во времени как можно дальше присутствие в гостинице «своего человека», поэта Эрлиха, и время смерти Есенина. Создать железное алиби «другу», которому погибший, якобы, «посвятил стихи, написанные кровью».

***

Под влиянием публикаций конца восьмидесятых – начала девяностых о вероятном убийстве поэта общественность требовала эксгумации останков Сергея Есенина для проведения экспертизы. Прошение к руководству Генеральной прокуратуры было подписано родственниками поэта, видными писателями, деятелями искусств. На удивление руководство страны, которому явно в те годы было не до Есенина, которое разрешало практически всё («берите суверенитета, сколько сумеете взять»), в данном случае проявило необъяснимую твёрдость и запретило эксгумацию. И понятно почему.

Поэт был похоронен 31 декабря 1925 на Ваганьковском кладбище. А 1-го января 1926 года гроб с его телом был извлечён и перезахоронен неизвестно где.

Раннее утро нового, 1926 года в Москве – это ночь. Рядовой столичного ОГПУ Снегирёв, водитель лёгкого грузовичка выруливает, выхватывая светом фар засыпанные снегом кресты и оградки. В кузове под тентом мёрзнут и подскакивают на ухабах бойцы «невидимого фронта» с ломами и лопатами. Старший, в кабине, подсказывает – «направо», «теперь налево», «стоп-стоп, не разгоняйся, приехали». Холмик, свежая могилка.
Два человека уже трудятся, жгут костёр. Закопали вчера. Поэтому земля не успела утрамбоваться и смёрзнуться как следует – копать можно. И всё равно бойцы матерятся про себя: что за война такая на Новый Год, что за спешность?
Часа через два-три подъехала 2-я бригада, и Снегирёв так и не узнал, куда дели поэта Есенина. Повёз своих замёрзших бойцов греться в отделение.
В начале восьмидесятых, будучи глубоким стариком, Снегирёв сделал родственникам признание, что участвовал в перезахоронении Есенина. Можно было бы скептически отнестись к словам старого человека – мол, чудит, выдумывает. Но… Александра, любимая сестра поэта, хоронила мать в Москве рядом Сергеем в 1955-м. Могилку выкопали слишком близко к есенинской – земля осыпалась и вскрылась полость, где должен был быть гроб Есенина. Сестра увидела не один, а целых три гроба, неизвестно чьих, составленных один на другом. Александра, прекрасно помнила, как выглядел «есенинский». В могиле его не было. Спрашивать, почему – не решилась. Научилась «в годы репрессий» не задавать неудобных вопросов. Обсуждала отсутствие гроба в могиле только в кругу родственников. И просила не поднимать шума.
В пятидесятые годы власти отдали распоряжение залить место захоронения поэта толстым, не убираемым слоем бетона. Так что возможность эксгумации сомнительна. Однако сам факт отсутствия Есенина в могиле – неоспоримое свидетельство того, что властям есть, что скрывать.
А нашим «свободным» СМИ только повод дай… Цинично глумятся: гробокопатели, некрофилы!
Всё, чего хотят русские люди в отношении своего национального поэта, это справедливости: Сергей Есенин не покончил жизнь самоубийством, а был убит. Шизофренией не страдал, суицидальных наклонностей не имел. Любил Родину и свою рязанщину, деревья в снегу, собак и лошадей. Окружал себя друзьями и женщинами, был обаятелен, улыбчив и планировал жить, как бы скверно ни складывались дела.

***

От террориста Якова Блюмкина, одессита и приятеля Сергея Есенина, ассоциативно разит свинцом. «Блюм-кин – Плюм-бум – Парабеллум». Почти рифма.
Всё, чего по-настоящему хотел Яков, «быть в авторитете, при деньгах и пистолете». В юности его иконой был одесский ганстер – Мишка Япончик. Позже – другой политический авантюрист, – Лейба Бронштейн (он же – Лев Троцкий).
Всякий бандит имеет свою сентиментальную струнку. Яков пописывал стишки, его тянуло к поэтам. Он чувствовал в них родственную душу. Те тоже, можно сказать, жили по понятиям. Бузили, хулиганили.
В это время Есенин был занят поиском новых выразительных средств, адекватных эпохе, видел себя нарушителем неписанных правил и путал новаторство и поэтические эксперименты с реальным хулиганством, общественно опасным деянием. Подобно большинству поэтов «серебряного века» Сергей не оставлял никакого зазора между жизнью и творчеством.
Блюмкин захаживал в «Стойло Пегаса», слушал чужие стихи и читал свои. Почти заискивающе глядел в глаза счастливчику Есенину, обласканному вниманием публики. Угощал водкой.
То ли из хвастовства, идущего от ощущения собственной значимости, реальной и мнимой в государстве рабочих и крестьян, то ли из желания заинтересовать поэта, чем мог, из приятельских побуждений, Блюмкин водил Есенина на экскурсию в подвалы ЧК смотреть расстрелы. Как ни прискорбно об этом писать, но Сергей под влиянием всеобщего национального сумасшествия сам временно утратил нравственные инстинкты. Из нездорового любопытства наблюдал за моментом смерти. Как останавливается пульс, как гаснут полуоткрытые глаза и меняется цвет лица. Как медленно растекается кровавая лужа, а порой и вываливаются мозги из разбитого пулей черепа.
Некоторые видят в Блюмкине убийцу Есенина. В метафизическом плане это так. Но в реальности, что называется, «своими руками», Блюмкин не убивал. И даже не был свидетелем убийства поэта.

***

Иннокентий Казимирович Савловский, ныне совершенно забытый партийный функционер, «серый кардинал» Ленина, специалист в области манипуляций общественным сознанием, психиатр, – особая история и в жизни Есенина, и в жизни советского государства. Все без исключения мероприятия ЦК партии большевиков и правительства первых лет советской власти проводились в жизнь только после одобрения их Савловским, своеобразного главы администрации Председателя Совнаркома. Сразу после октябрьского переворота Владимир Ильич срочно послал отряд балтийских моряков за доморощенным Фрейдом – Савловским. Кабинет Иннокентия Казимировича располагался в том же здании, где и кабинет Ленина. Причём, поблизости.
Существует байка, некий слушок, что Серёга, как по-свойски называют в народе Есенина, стрелял под окнами Ленина.
А ведь и вправду – стрелял.
Айседора Дункан, создавая свою школу танца в Москве, искала покровительства в Кремле. Своих денег у неё не было. Оттого и пришлось идти на поклон к влиятельному Савловскому. Она обладала особым женским талантом – «раскошеливать» спонсоров на благое дело. Интим за деньги не считался для американки чем-то зазорным. Бизнес. Любовь, настоящие чувства – это другое. Это Есенин.
Однажды, когда за танцовщицей приехало авто от Савловского, поэт напросился поехать в Кремль. Меня всегда умиляли женщины, наивно полагающие, что можно подружить своих любовников. «Фамфаталь» – так французы называют подобных женщин.
Иннокентий, уже приготовивший столик на двоих, был вынужден искать третью рюмку. Шок, вызванный бестактностью танцовщицы, временно отключил рациональный мозг аппаратчика. Савловского лихорадило, он выглядел потерявшимся и едва владел собой.
По просьбе Айседоры поэт, ищущий покровительства в Кремле, совсем уже не к месту, стараясь произвести впечатление, принялся за свои душераздирающие мелодекламации. Оттеснённого Савловского аж скрутило, то ли от ревности, то ли от желания заткнуть неуместные языческие вопли в атеистическом Кремле. Он встал и, как подлинный знаток всего тёмного, что есть в человеке, демонстративно наклонившись к сидящей за столом Айседоре, поцеловал её в шею. Не по-отечески, а с каким-то змеиным, мстительным, демонстративно ядовитым сладострастием. Теперь уже поэту пришло время «озадачиться», прекратить чтение стихов и от удивления открыть рот. Придя в себя, Есенин возмутился. Причём, по-свойски, слегка хамовато. Это уже было слишком для привыкшего дирижировать в Кремле Иннокентия Савловского: «Что он себе позволяет, альфонс несчастный?» В ярости, стремительно приблизившись к Сергею, страстно влепил ему две затрещины – слева и справа. Оглушённый и опозоренный, поэт не знал, как поступить. Дункан вспорхнула бабочкой, отгородила крыльями и быстро-быстро вытолкала Есенина за дверь. Озадаченный, тот медленно спускался по лестнице к автомобилю. Затем, как бы очнувшись, бодро взбежал по лестнице и вернулся в кабинет: распалённый Иннокентий держал на руках извивающуюся и взбрыкивавшую Айседору. Та, увидев Сергея, выпала из объятий. Изящно, как кошка на подушечки лап. Затем опрометью, по балетному засеменив на носочках, увлекла поэта вниз за собой.
Всю дорогу Есенин угрюмо молчал. Дома Дункан пыталась ластиться к нему, но он в задумчивости отворачивался, расцепляя объятия.
Утром следующего дня, записавшись по телефону на приём к одному из кремлёвских чиновников, Сергей засунул пистолет за пояс сзади и прикрыл его пиджаком. С пропуском, беспрепятственно миновав часовых, он направился к Савловскому. Охранник у подъезда, видевший Есенина накануне в шикарной комиссарской машине, молча пропустил вовнутрь.
Савловский из-за стола, не отрываясь от бумаг, несколько раз прокричал «Да, войдите!», но кто-то упорно продолжал стучаться. Раздражённый, чиновник распахнул дверь и тут же получил оплеуху. Попытался открыть кобуру маузера, но Есенин ткнул ему ствол револьвера в грудь и, напирая, толкал к столу. Усадил. Сказал всё, что думает о старпёре, и вернул вторую оплеуху, довольно-таки болезненную.
Когда «обнаглевший щегол» и «щенок худой» появился во дворе, раздраконенный Савловский выстрелил из окна сверху. Но не попал. Инстинктивно защищаясь, Сергей, тут же выстрелил в ответ. И тоже промазал. Сбежалась многочисленная охрана, невольно защищая поэта от повторного выстрела сверху. Есенин бросил пистолет и поднял руки.
Кремлёвский чиновник, очнувшись, решил замять дело. Скандал ему, когда Ленин по болезни отходил от дел, и решался вопрос дальнейшей карьеры аппаратчика, был ни к чему. Рациональнее было успокоиться, остыть и отложить месть до лучших времён. Он вызвал по телефону Айседору в Кремль, и танцовщица увезла своего отчаянного поэта. Понимая, что влиятельный чиновник не простит, гражданка из Америки, чтоб загладить свою вину, а заодно и продлить своё «женское счастье», затеяла турне «не сродного революции» Сергея Есенина на Запад. Шансов для поэта выжить в большевистской Москве после «стрельбы под окнами Ленина» не было никаких.
Луначарский, пригласивший в своё время танцовщицу в революционную Москву и не раз заступавшийся за поэта, на этот раз «пробивая» разрешение на законный отъезд, настоял на официальном бракосочетании. И Сергей Есенин вынужден был жениться на танцовщице повторно. Первый брак, легкомысленный, задуманный как пиар и уже не нужный поэту, был расторгнут накануне.

***

В августе 1923-го обрадованный возвращением Есенина в Россию Блюмкин устраивает поэту встречу со Львом Троцким. Грозный Председатель Реввоенсовета, вернувший в русскую армию ордынские проскрипции (расстрелы каждого десятого солдата, виновного в отступлении), в этот момент был занят созданием своей пирамиды власти внутри ВКП(б) и советского государства. Проворонивший начало смертельно опасной для него, «подковёрной» борьбы со Сталиным, Троцкий спешно подбирал кадры, на которые собирался опираться в борьбе за власть и влияние.
Тщательно выбрившись, промыв свои пшеничные волосы и наутюжив стрелки на брюках английского костюма, Есенин в сопровождении Блюмкина явился в высокий кабинет. Лев Троцкий встретил поэта радушно, демократично, практически как поклонник его таланта. Даже что-то процитировал.
На щедрое предложение редактировать литературный журнал Есенин неожиданно для вождя и Блюмкина, рекомендовавшего поэта, ответил вежливым отказом, сославшись на свою неспособность управлять финансами. Мол, в кафе «Стойло Пегаса» натерпелся от фининспекторов.
Дело было вовсе не в финансовом кретинизме Есенина, а в том, что предложение исходило от Троцкого. А тот мечтал «превратить Россию в пустыню, населённую белыми неграми… и путём кровавых бань русскую интеллигенцию довести до полного отупения, до идиотизма, до животного состояния…». Есенин слышал о дьявольских, кощунственных инициативах Троцкого, предлагавшего возвести памятники Иуде на Украине и в святых местах. Поэтому, как ни падок был поэт на похвалы, какие б ни были у него сложные отношения с религией в этот период, а «купить» его Троцкому не удалось.
Отказ Сергея от щедрого предложения выглядел, как очевидная крамола. Ведь он, едва вернувшись из заграницы, буквально забросал советские органы просьбами о финансовой помощи издательству и журналу имажинистов.
– Сергей, – сказал на выходе из кабинета раздосадованный и сокрушённо покачивающий головой Блюмкин, – таким людям не отказывают!
Что правда, то правда. Логика того времени была проста: кто не с нами – тот против нас.
С этого момента будто чёрная кошка пробежала промеж приятелей.

***

Всё, что произошло дальше после разговора с демоном революции, похоже на директивно санкционированную и упорно проводимую дискредитацию Сергея Есенина. Буквально через пару месяцев случилось резонансное «дело четверых поэтов».
Некий филёр-доброволец Марк Родкин на «юбилей» «Союза поэтов» (5 лет со дня основания) выследил в пивной на Мясницкой Есенина с друзьями, «ново-крестьянскими поэтами», Петром Орешиным, Алексеем Ганиным и Сергеем Клычковым за недозволительными антисемитскими разговорами. Привёл 2-х милиционеров, и те арестовали безответственных бузотёров.
Для начала, учитывая всероссийскую известность обвиняемых, дело было передано не в уголовный, а «в товарищеский суд», состоящий из собрания руководителей писательских союзов и литературных групп. Власть хотела, с одной стороны, провести с творческими людьми, которые, как кошки, плохо поддаются дрессировке, воспитательную работу, чтоб на ус себе намотали, «кто в доме хозяин», «что можно, а что категорически недопустимо», а с другой, если получится, то санкционировали расправу над коллегами. Однако «товарищеский суд» не заладился. Литераторы понимали, что за слова, какими бы они ни были, убивать нельзя, и фактически защитили поэтов от готовящейся расправы. Единогласно проголосовали не передавать дело в уголовный суд. Более того – осудили Льва Сосновского, сотрудника газеты «Правда», партийца с дореволюционным стажем, который позволил себе заменить аргументированную критику откровенной травлей в прессе. Сосновский широкими мазками проводил параллель пивного междусобойчика крестьянских поэтов с только что прошедшим гитлеровским «пивным бунтом» в Баварии.
Эти вольные сравнения оказались не так безобидны. Год спустя одного из «четверых поэтов», Алексея Ганина, арестовали и объявили лидером «русских фашистов».
Статья «Испорченный праздник» была напечатана в «Рабочей газете» 22 ноября, и веер явно организованных откликов тут же рассыпался по советской прессе. Угрожающие «отзывы трудящихся» на статьи Льва Сосновского имели русофобские оттенки и опирались на опыт «классовой борьбы» в Гражданскую войну. Призывали «заклеймить, осудить». Ситуация вызревала быстро, как чирий подмышкой, и выглядела угрожающе.
Есенин отрицал политический характер своих высказываний, доводя зал до хохота. «Ну какой я антисемит, если дети у меня евреи?!».
Весомую поддержку оказал руководитель Союза поэтов Андрей Соболь: «Я еврей. Скажу искренно: я еврей-националист. Антисемита чувствую за три версты. Есенин, с которым дружу и близок, для меня родной брат. В душе Есенина нет чувства вражды и ненависти ни к одному народу».
Самоубийство Соболя, последовавшее за есенинским, выглядит ещё более странным, чем есенинское. Андрея нашли «застрелившимся» на лавочке, рядом с памятником Пушкина на Тверской. Он выстрелил себе не в голову, не в грудь – в живот. Согласитесь, так не стреляются… Реального расследования никто не проводил. Списали всё на суицидальные наклонности и упадничество. Ровно как у Есенина.
Помните? «…Этот человек// Проживал в стране// Самых отвратительных// Громил и шарлатанов…»

После «товарищеского суда» Есенин вынужден был лечь в психиатрическую лечебницу, «восстановить расшатанные нервы», и, хотя бы временно, обрести крышу над головой. А самое главное – законно избегать вызовов в суд. Так, чтоб о нём слегка подзабыли.
Юридическая машина похожа на преследующий тебя в поле танк: остановить нельзя, можно только отскакивать в сторону и временно исчезать из виду.
(Окончание следует)

24 комментария на «“Одолели нас люди заезжие”»

  1. клюзову, в смысле великосербову:

    не делай под сербовеликова,
    делай под себя

  2. Спасибо автору. Очень много неожиданного – надеюсь достоверного… Читается как детектив. Жду окончания. Я тоже “копаю” историю из тех времён с возможной ниточкой к Есенину. Вам фамилия Лелевич не попадалась в есенинском расследовании?

  3. Сергей Боровиков

    К чему в тысячный раз публиковать заезженные домыслы?

  4. Спираль времени сделала круг и ставит современных русских опять в положение Есенина.
    А может, это не спираль, а Иисус?
    Всё то же и всё так же.
    И противник тот же – омоновец Лавлинский-Прилепин.

  5. И такое рассказал, // Ну, до того красиво, // Что я чуть было не попал… Как там дальше у Высоцкого?

  6. Существует много публикаций о тайне гибели Есенина – более информативных и подробных. К сожалению, большинство из них не подтверждается документально, нет свидетелей, фотографий, должным образом оформленных показаний и свидетельсв. Многое недоказательно. Материал Ивана Шепета не свободен и от других недостатков: масса речевых погрешностей; много безграмотных пассажей, неточностей. Увы!
    О Лелевиче есть информация в интернете. Ничего таинственного.

  7. Теперь понимаю, почему автор написал слово “ужал” в кавычках. Это ирония. Так длинно, скучно. И глупо.
    Всегда, читая такие опусы, думаю: как же им хочется, чтобы талантливого человека убили. Уже и подход, образ мышления этих сочинителей – криминальны. Им понять не дано, что талант настолько хрупок и уязвим, что его и убивать не надо, он или сам себя убьет, или умрет раньше времени, поскольку на любое движение в мире откликается. А эти все свое – чекисты, инородцы, захожие люди, недоброжелатели.
    Белинские вы 21 столетия. Гонгом каждому из вас по глупой башке.

  8. “Кугелю”.
    Цитирую вас, дорогой:
    “Всегда, читая такие опусы, думаю: как же им хочется, чтобы талантливого человека убили. Уже и подход, образ мышления этих сочинителей — криминальны”.
    Криминальны – это ещё не то слово, дело обстоит паталогически куда как глубже…
    Зная автора с его 16 лет от роду, привечая его в собственном доме, и дённо и нощно, идя навстречу его духовному поиску, угощая при этом всякими разносолами (да нет, мне никогда не было жалко, тут другое, о чём речь была бы тут не к месту), скажу вам больше – может быть, даже вещь сногшибательную…
    Ивану Шепете хочется, чтобы не только “талантливого человека убили”, он испытывает страстное желание, чтобы и его самого убили хотя бы как Михаила Лермонтова… (“А если в точный срок, так – в полной мере!”…) – разумеется, тайное желание, и подозреваю, вовсе не подсознательное!
    Представьте себе, этот человек настолько глуп, что и свой знаменитый пасквиль на меня (ну, может быть, лично вам это произведение и не известно…) – “Мастер отклика” (“ЛР”, 2011, № 35) – он написал и опубликовал во многом именно с этой целью – в надежде, что я не переживу всероссийского “позора” и пристрелю его, как собаку.

  9. Для Анонима. Вы автор этого материала?Я задал вопрос автору и очень конкретный – попадалась ли ему фамилия Лелевич (их, кстати, было двое – отец и сын) в расследовании о гибели Есенина. При чём здесь Интернет я не совсем понял. с учётом того, что есть Госархив, Ленинка и не перевранные интернет-пользователями первоисточники…

  10. Шепета молодчина, хоть в предисловии — многословие. А вот комментаторы — прям совки пронафталиненные!

  11. Кугелю. Вот и сегодня вам читать про гибель национального поэта – “длинно, скучно и глупо” (ваша цитата).
    И сегодня для вас “чекисты, инородцы, захожие люди” (опять ваша цитата) – вне подозрений.
    И вы опять, как и сто лет назад, готовы дать “гонгом каждому из нас ( по-видимому, русских людей) по глупой башке” ( опять ваша цитата).
    Кугель, вы русский ?

  12. Кугель прав безусловно: гонгом, и ещё раз гонгом. В крайнем случае, кимвалами. Гробокопатели таки достали!

  13. Расстрельная статья “за антисемитизм”. Это что такое? С отягчающими обстоятельствами в виде разрушения черты оседлости? Автор, лето на дворе, а у тебя все еще весеннее обострение.

  14. А вот если Кугель не русский, то сейчас и не лето вовсе на дворе, а лютая зима.
    А он, стервец этакий, утверждает, что сейчас лето.
    Ну, никак невозможно с этим его утверждением согласиться!
    Ведь он не русский!

  15. Вывод автора верный – власти есть что скрывать, как и нынешней власти об убийстве журналиста, депутата Юрия Щекочихина.
    Не имею права что-либо утверждать, но все объективные данные, задокументированные и обнародованные говорят о жестоком убийстве Сергея Есенина. Враги у него были, но он их врагами не считал, поскольку жил открыто, доверчиво, обречённо в том социуме, в том криминальном мире, который его окружал. Есенин не был склонен к самоубийству, но чёрного человека чувствовал, как любой человек с тонкой душевной организацией. Очень жаль, что до сих пор продолжается вся эта жуткая история. И ни у кого в стране не хватает силы воли прекратить этот шабаш. Авторы этого шабаша известны. Для них “спаситель русской словесности” – Бродский. Корни ненависти к русской поэзии, русским поэтам очень глубоки. Но они настолько прогнили, что не могут спасти ненавистников самих себя.
    Правда о Есенине прозвучит после этой уходящей власти.

  16. Насчет происхождения – много раз писал для интересующихся, и столько же раз это пропадало. Да ладно. Другое интересует.
    Что же русский поэт, на которого завели аж тринадцать дел в связи с антисемитизмом (цитата, не сам придумал), так старательно подбирал себе окружение: Блюмкин, Шершеневич, Ройзман, Мариенгоф, Шнейдер, Эрлих, ребенка зачал с Н. Вольпин. Я бы мог продолжать, но не буду. Вопрос: у кого, простите, мания, у Есенина, что других знакомых не имел, или у автора, который выдумывает невесть чего?

  17. И вдобавок.
    Если б что интересное или новое было написано, я бы прочитал с большим удовольствием. А это сочинение, уж как ни крути, длинно, скучно и глупо.
    Кроме того. Экая подлая привычка факты и цитаты подтасовывать. Я не утверждал, что чекисты, инородцы и захожие люди – соль и совесть местной земли. Я утверждал, что на них списывать гибель Есенина – значит, ничего не понимать в его характере и судьбе, либо специально наводить тень на плетень. Так-то оно проще: не поэт супротив всех установлений родной культуры пошел, когда с собой покончил, а подлые люди его в петлю засунули. А “Черный человек” о чем? Не читали?

  18. Кугелю. Вот какое совпадение: внучок Шукшина тоже зачал ребёнка с некоей Фейрой. Ну вот вьётся вокруг русских гениев эта залётная ночная моль.

  19. У всех русских на дворе сегодня – лютая зима?
    Ну, ясно, кто в этом виноват: кугели-шмугели, рецептуры всякие…
    То ли дело было при Сталине: всякий кугель знал свой шесток, всякий рецептур носил фамилию Иванов. И круглый год на дворе стояло лето!
    А у специалистов из бюро погоды были тогда во-о-от такие оклады!

  20. А внучок Шукшина – это и есть русский гений? Если вашей логике следовать. Нет, тогда я ни за какие пумперникели русским быть не хочу.
    Кстати, еще Прибамбасова забыли, который средство для прочистки труб пьет вместо кефира. И хоть бы что. Тоже не куда-нибудь, к жене Шукшина подвалил, а она и сопротивиться, бедная, не может. Слабая женщина.

  21. Придётся поучаствовать в дискуссии. Предлагаю фрагмент из авторской статьи “Эволюция национального мировоззрения С.А.Есенина после 1917 года”, опубликованная на сайте “Звезда полей” и в материалах Есенинской конференции 2004 года.
    “Надеется Есенин за два месяца до гибели на рассвет новой русской деревни. А пока что приходиться поэту бежать из Москвы.
    («Начиная с 1917 года, русский народ подвергся тотальному воздействию (о чём скрытно и прямо писал Есенин). Это явление можно характеризовать как духовный и физический геноцид. Развал семьи, беспризорные русские дети, разгул свободы, введение абортов – убийства русских детей в зародыше, грубый материализм, замена подлинных национальных ценностей зарубежными – вот далеко неполный букет космополитических «ценностей», ввезённых в Россию залётными революционерами», изъято редакторами, прим. автора).
    Первый отказ от идей мировой революции (победа над троцкизмом) и поворот к коренным преобразованиям в сельском хозяйстве и в промышленности в условиях ожидаемой агрессии с Запада был обоснован и стал реализовываться большевиками второй формации во главе со Сталиным с 1928 года. Но это уже другие песни и поэты, беды и победы.
    И русская национальная идея как результат изучения творчества Есенина и современных тенденций в России представляется как полномасштабная государственная поддержка семьи, восстановление национальной русской культуры как основы духовного возрождения, обеспечение национальной демографической безопасности России, введение православной культуры в программы русских школ и в жизнь общества, обеспечение моральных норм поведения в общении граждан многонациональной России. Реализация русской национальной идеи не противоречит интересам других наций, являясь основой поддержания стабильности многонациональной России.

    Опубликовано в издании «Наследие Есенина и русская национальная идея: современный взгляд»; Материалы Международной научной конференции, Москва – Рязань – Константиново, 2005

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.