Поток покойницкой воды

О пьесе Рината Ташимова «Первый хлеб»

Рубрика в газете: Народы России: взаимное узнавание, № 2021 / 30, 19.08.2021, автор: Влад ЧЕРЕМНЫХ (г. ПЕРМЬ)

Слова Сатина с койки в ночлежке: «Существует только человек, всё же остальное дело его рук и его мозга! Че-ло-век! Это – великолепно! Это звучит… гордо!
Че-ло-век! Надо уважать человека!» Хоть шёпотом сказано, хоть воплем, а поднимаешь глаза к сказавшему.
Что же произошло в «Современнике» этим августом? Хотели тоже крикнуть? Тоже хотели содрогнуть подмостки?


Городишко на огромной реке, грязный лёд и собака на льдине, уносимая весенней рекою подальше из этого проклятого, грязного, ничтожного, надоевшего городишки. Вот ведь облом – не дали сбежать из города, спасли пса. На огромной русской реке мутный поток, грязные льдины и всё. Где ты ширь?! Где воля-то? Гляжу в клубящийся пар над серым простором – вон перед лесами холмистыми, ещё голыми, по рвущей лёд воде, плотики друг за дружкой, а на них виселицы и ветер треплет рваные рубахи покойников – то наши прадеды вилами и кистенём с Емельяном Ивановичем волю добывавшие на тех плотиках по Каме и Волге, до самой Астрахани плывут. Вот что помнит река та великая, вот воля несгибаемая! А тут собака, и муть бесконечная, и пьяная старая татарка, которая без мата разговаривать не может, играет на баяне – то ли успокаивается, то ли мозги выносит тоской. «А в коробках грустят люди. Грустят, когда приходит осень, потом грустят, когда она уходит, когда приходит зима, им уже всё равно, а уж когда приходит и уходит весна, они вспоминают молодость, молодость, которую забыли, поэтому придумывают совсем другую, которой никогда и не было».
Представляете, люди на той самой реке, в том городишке грустят, сосут заморскую текилу и палёный коньяк по поводу и без повода, жрут мясо, трахаются в пьяной мути… но, чтобы только всё было солидно. «Надо себя солидно вести, понимаете, да?» – говорит Алтынай – мать залетевших по пьяни близняшек. И ещё говорит о будущем зяте: «Ну, пока не очень солидный, но это же всё не требует много растрат, надо женщину в дом, она будет готовить, стирать, убирать». Вот и всё, а дальше грусть, и карусель по заведённому алгоритму. Больше ничего, всё автор пьесы отнял у населения, и дал решение – конец большой казахской семье, да и татарской тоже. Брат близняшек Закария, высокий, красивый парень, 20 лет, как говорит Алтынай, мать семейства, – «это мой младший сын Закария». Он у нас как вы, немного не в системе семейных ценностей: он мясо не ест. Что-то психическое. А для парня его семья странная и целует он в губы – сын казахской семьи сына татарской семьи – вот решение, вот покой и благодать. Сначала превратить в говно семью, а потом «спасти» чад неразумных.
А бабка полупьяная – Нурия аж прыгает в колодец для спасения внучка (то, что весной в колодцах воды по верхушку, автор уже не улавливает, хорошо, что хоть вспомнил температуру замерзания воды). Зачем прыгает? Внучка от дурного решения желает спасти. «Не привлекай ко мне много внимания (немножко можно). Я не для них упала. Я упала, потому что так надо, потому что это моя акция протеста. И я пьяная» – орёт Нурия из колодца внуку. Внук решил по контракту в горячую точку ехать… вот решил отчего-то и всё. «Все неудачники уже уехали в Питер» – твердит внук, а я вот воевать хочу. Зачем?! Он не знает, просто, как та собака на льдине, куда-то хочет, или просто так откололась льдина и несёт его куда-то на ней.
Страх и мутные потоки – всё перемешано: и сватовство каких-то казахских близняшек, и солидность, и ларёк с палёным коньяком, и планы на свадьбу, и казахская большая семья, и брат близняшек Таурбек – огромный мужик, просто огромный, кабан прямо, который «в машине сидит. Если чо не так – убьёт. Это не шутки. Мы казахи. Мы шутить умеем. А это не шутки». Страх, и от страха того бежит, сломя голову, Даня в горячую точку. Откуда он взялся страх-то тот? Такой страх, что готов хоть под пули, а оглянется и видит невесту, брата её огромного, как кабан, тоску семейного бизнеса и больше ничего. Это до какого ж лимона в глотке надо не любить землю свою, что б такого героя создавать – ни друзей, ни любви, ни дела, только старая Нурия в колодце, постылые родители, торгующие грибами, да собака, которая таки убежала из города. Кто этого героя таким сделал – да та же Нурия и сделала – и его, и родителей его.

Внук говорит: «Она сама всю жизнь, всё за меня решала. Как я должен жить? Сама меня так воспитала. Там хотя бы все понятно. Говорят – беги, ты бежишь. Говорят – стреляй, я стреляю. Я не знаю, как тут жить. Что я должен делать? Зачем это всё?»
«Дед твой краской торговал, все плохо жили, а мы хорошо жили, ни дня на советскую власть не работал. Мать твоя тоже, все в девяностые плохо жили, а мы хорошо жили, на оптовке торговали ангоровыми кофтами из Польши. Щас вот, отец вешенки выращивает, ты продаешь. Тоже жизнь. Ты трус, Даня, что ли? Жить надо. Иногда грустить, а потом веселиться надо. Не умеешь?» – учит Нурея внука. Веселиться надо. Ну очень весело под палёный коньяк, да текилу – Нурия водку-то не пьёт, текилу сосёт.
«Я же думала, знала, что ты вырастешь, ты бросишь меня, конечно, знала, что будет у тебя своя жизнь, навсегда не будешь со мной, я же рада была бы, езжай, хоть на край света, хоть в тайгу, хоть в Америку. Мне верилось, что это счастьем будет, что впереди у тебя счастье только», – только беги, внучёк, подальше от реки той. А когда тот внучёк собрался в горячую точку такой диалог состоялся у бабушки с ним.
«Нурия. Кто тебя туда вообще пускает? Там совсем идиоты?
Даня. Не знаю. Сейчас кто захочет, любой почти может пойти.
Нурия. Убивать?
Даня. Родину защищать.
Нурия. Кого?»
Так и вижу лицо Ахеджаковой и голос её слышу, – кого? Вопрос этот в пьесе – кого? – для издёвки. Всё, всё до куда глаз видит этим людям погано.
Что такое Родина необходимо заново рассказывать у нас в России – с первых шагов человека, с первых слов, с первого заката и восхода, чтобы никто не спросил, – кого?
Всю жизнь таскали в норку и бежали, и снова таскали – вот муть-то, вот цена той норки. И вот эту крысу на место Сатина посадить «Современник» захотел?!
Пустырь на месте от снесённого кладбища, ямы, наполненные талой водой, глина на ногах гирями и чавкает в такт с шагами. Всё вперемешку – кости, оградки, кресты, звёзды, полумесяцы и колоколенка в центре. По этому месиву бредёт Нурия с собакой, ищет могилу мужа. Отчитаться решила. А что мы видим – бессилие, вой и злоба по ушедшей жизни. Злоба на всё, на поваленный памятник героя разваленной страны, на потерянный «красный город», где все были счастливы, на то, что мы всё потеряли, а Юре пофиг, на одиночество. Изо рта старухи, словно черви, лезет мат. Это не слова укора – это именно ненависть гниющей старухи, которой и оглянуться без мата назад никак нельзя. Внук срывается – будущего тоже нет. А если даже не срывается он в ту горячую точку – оно есть? Есть ли будущее у сотворённого «Современником» героя?! Они думают, снесли кладбище, новый хлеб на косточках испечётся? Любое действие пьесы, как рефлекс с пинка. Жениться, так жениться, в горячую точку – так туда и надо бежать, мужик ли, баба ли – всё равно. Хоть педерастом стать, хоть с поста уйти самовольно – вот какую слизь сотворил «Современник». Именно «Современник» сотворил, на своей сцене, повторив самое худшее, что творит сама жизнь. Нет Человека, нет радости за него – нате вам люди, что по стране нашей необъятной живут шматком глины могильной.
Вопль, и слёзы старухи об убитом внуке и о пропавших других внуках где-то в горячих точках – это на самом деле вопль по себе – ничтожной, злобной крысе.
Всё промокло от талой воды, всё перемешано в мути с раздавленных траками могил, и стоит та вода в том колодце и липнут слова окаянные, липкие, гнилые так, что вымыть руки нестерпимо надо, прополоскать рот и уши от слов из дрожащего горла Ахеджаковой.
Течёт та покойницкая жижа со словами теми в великую Русскую реку. Всё смоет весенний поток. Надо, чтоб смыл этот покойницкий хлеб, который испёк «Современник».

P.S. Стучат вагонные колёса, колышется занавесочка на приоткрытом окне – а там ширь лесная и голубизной сверкает изгиб реки. Напротив меня сидит седая женщина и упорно вяжет – спицы мечутся в такт стука колёс. Она вяжет и вяжет назло всему, и стуку колёс, и этой занавеске, и мне, сидящему напротив. И вдруг согнулись плечи и упала она всей грудью на столик, и стон поднялся в купе.
Племянника убили в Грозном…мальчик, совсем мальчик, – сквозь слёзы, заливающие лицо, сказали губы.
«Современник» вот таким «героем» решил поминки устроить по тем ребятишкам? Вот такой жижей покойницкой окропить решил?!
Где гармошка татарская, от переливов которой когда-то я готов был бежать из общаги. Где эта татарская гармошка, которая как смех над смертью, как сама жизнь!

 

12 комментариев на «“Поток покойницкой воды”»

  1. Зацепило “Всё промокло от талой воды, всё перемешано в мути с раздавленных траками могил, и стоит та вода в том колодце и липнут слова окаянные, липкие, гнилые так, что вымыть руки нестерпимо надо, прополоскать рот и уши от слов из дрожащего горла Ахеджаковой.”
    Всего одно слово? – надеюсь не специально? – забыл автор в этой цитате перед фамилией Ахеджакова – всего одно – Актриса.
    И как изменился бы смысл рецензии на спектакль которого никто практически не видел и уже не увидит – его сняли с репертуара.
    Есть автор пьесы(фамилия только в названии статьи), есть худсовет(фамилии не озвучены), есть режиссер(фамилия не озвучена!!!) и есть актриса Ахеджакова, на которую навешали всех собак в этой истории, вернее истерии.
    Актриса великая, профессионал с большой буквы – и при этом человек, который лишь выполнил режиссёрскую установку…
    Это несправедливо.
    Неужели автор этого материала этого не понимает?

  2. Алексу. Начну с конца. Актрису Л.Ахеджакову великой не считаю совсем: везде одинаковые интонации, жесты, акценты. Странно, что в обсуждаемой пьесе эта актриса (Лия Семёновна Найхман) согласилась играть татарскую старушку, по-видимому, мусульманку. (К слову сказать, ряд актеров отказался играть в этой пьесе, заведомо слабой, с беспомощным режиссером – поляком по имени Б.Коц, не поставившем в Польше ни одного спектакля.) Удивляет также изображение татарского и казахского народов, настолько неприятно поданы их нравы – мат, гомосексуализм, пьянство, дремучая темнота, неопрятный быт, отсутствие национального колорита. Сужу не понаслышке: видел в Сети читку пьесы и посмотрел несколько отрывков в записи. Впечатление даже более неприятное, чем я описал выше. Много ложного и неправильно переданного. Для театра это явный провал и позор.

  3. Отказались играть в этой пьесе, как мне известно, Дроздова и Хаматов. А об Ахеджаковой когда-то написал В.Гафт: “Актриса Лия Ахеджакова/ Всегда играет одинаково”. Согласен с тем, что вряд ли татарам и казахам понравится така подача в пьесе их народов, хотя режиссер для усиления эффекта мог бы более явственно показать именно несправедливость переселения народов с их родных мест. К сожалению, “победил” и перевесил современный “джентльменский набор” – сейчас это фишки современных спектаклей – мат, голубизна и негатив. Видимо, именно это должно по замыслу авторов привлечь зрителя в театр и поднять посещаемость и окупаемость спектакля. Отдельно назревает вопрос о том, кто же оправдается за затраченные средства на постановку этого спектакля, на данный момент снятого с репертуара, если я не ошибаюсь.

  4. Для Guest:
    Начну сначала.
    Рецензии пишутся так – сначала автор, потом худсовет и человек, который принес пьесу в театр, потом режиссер и в конце игра актеров, воплотивших гениальный замысел на сцене.
    Что не так с актрисой Ахеджаковой?
    Теперь давайте о тексте якобы рецензии – Вам не кажется, что это вообще впервые в истории российского театроведения – накатать “рецензию” на спектакль не упомянув имени режиссера ?
    Ребята – такому тексту место в книге рекордов Гиннеса – тут блекнет даже эпохальное – “Живагу не читала, но осуждаю”.
    Давайте абстрагируемся – я ведь не о спектакле вовсе – я о том, что травят актрису, которая гораздо круче блогерши, скачущей на подмостках МХАТа…
    Вы таких актрис хотите видеть на театральных подмостках?
    Я – нет…

  5. Для Алексея – согласен с Вами, но при чем здесь Ахеджакова, выполнившая, согласно условиям рабочего договора требования режиссера?
    Вам не кажется, что т.н. рецензия, вернее её текст оскорбителен по отношению к актрисе, которую знают, любят и уважают в нашей стране?
    Мне кажется.
    И ещё мне кажется – могу ошибаться – что автор рецензии спектакля не видел вовсе.
    И это плохо – если конечно я прав…

  6. В пьесе изображены русскоговорящие татары и казахи, но в жизни они говорят с акцентом. Поэтому в пьесе они выглядят недостоверно, не говоря уже о том, что у большинства этих восточных персонажей чисто славянская внешность.

  7. Для Алексея ремарочка
    Если уж беретесь цитировать эпиграммы Гафта и других авторов, то цитируйте полностью – это эпиграммы.

    Валентин Гафт — Эпиграмма Л. Ахеджаковой:

    Всегда играет одинаково
    Актриса Лия Ахеджакова
    Великолепно! В самом деле
    Всегда играет на пределе.

    (цит. по https://rustih.ru/valentin-gaft-epigramma-l-axedzhakovoj/) Стоило Вам процитировать полностью и как изменился бы смысл…

  8. Вот и муфтий уже сделал заявление о неприемлимости изображения в спектакле татарки-алкоголички. Это, пишет муфтой, противоречит обычаям татарского народа и искажает его облик в глазах зрителей. “Глубоко меня, как татарина, как мусульманина, тревожит то, что известный деятель культуры играет роль татарской бабушки, и она молодым татарским драматургом описана в таком несвойственном нашей традиции характере алкоголички”, – сказал муфтий Москвы Альбир Крганов. По его мнению, подобный образ не соответствует традиционному образу татарской женщины и препятствует его пониманию. “Я татарин, меня воспитывали в детстве мои татарские бабушки и в селе, и в городах, и за свою деятельность в религиозной сфере почти 30 лет я видел каждый день татарок, бабушек в ином образе. Они… по-мудрому дают наставления своим детям”, – рассказал муфтий, – и так, как в пьесе, они себя не ведут”. Однако, создатели спектакля считают, что бабушка Нурия истинно свободна, обладает вселенской мудростью, видит мир насквозь и “готова объявить войну тому, кто противоречит закону любви и свободы”, как написано в аннотации к спектаклю “Первый хлеб” молодого татарского драматурга на сайте театра “Современник”.

  9. Алексу. Уж если беретесь обсуждать, то знайте как лично фигурантов, так и историю вопроса (можно косвенно). Сначала эпиграмма В.Гафта ограничивалась двумя первыми строчками и передавалась устно. Но Л.Ахеджакова обиделась, после чего автор приписал две завершающие строки. Впрочем, я уверен, что заслуги и таланты Гафта в актерском деле много превосходили его поэтические дарования.

  10. Остаюсь при своем мнении (жаль не все посты проходят).
    Экстраполяция в СМИ личностных характеристик придуманного автором героя на личностные характеристики реального человека (в данном случае – актрисы Лии Межджидовны Ахеджаковой) недопустима по определению.
    И – ещё – готовый спектакль – плод коллективного творчества – руководства театра, автора пьесы, членов худсовета, режиссера, бутафоров, гримеров, реквизиторов, осветителей и на самом последнем месте в этой цепочке актеры, выполняющие творческие задачи режиссера в предлагаемых режиссером обстоятельствах и мизансценах.
    Поэтому писать рецензию на спектакль, забывая при этом всех вышеперечисленных (особенно в тексте меня потрясло отсутствие фамилии режиссёра – !!!) и обвинять во всем актрису – исполнительницу одной из ролей – НЕСПРАВЕДЛИВО.

  11. Для Алексея.
    Окончательным и пригодным к цитированию считается текст, опубликованный и завизированный автором. Ссылку я Вам предоставил.
    Т.н. “устные предания” без визы автора, считаются апокрифами и их использование в тексте специально оговаривается.
    Учите матчасть…

  12. Алексу. Сколько угодно можете считать себя правым, а меня нет. Оставайтесь в своих заблуждениях. Для меня ни этот спектакль, ни поcредственная актриса Ахеджакова, ни тем более эпиграммы не являются предметами даже глубокого раздумья, не то, что обсуждения. Про Ахеджакову и ее величие могу только сказать, что она была актрисой одного единственного амплуа. Такие не бывают великими. Уродливая внешность и карликовый рост не позволяли ей играть роли, которые доверяли истинно великим актрисам. Она не была ни Джульеттой, ни леди Макбет, ни Дездемоной… Можно ееще назвать десяток-другой классических ролей. Даже Раневская играла Вассу Железнову. А Ахеджакова – увы! Бог не дал. Оттого, видимо, и выпирает из нее актерская неустроенность и неудовлетворенность, тяга к политическому реноме. Жалкая роль, жалкие эпиграммы. Утешайтесь авторским визированием разнообразных пошлостей и лелейте восторги об Ахеджаковой. DIXI.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *