«Сейчас, после ХХ съезда партии, все будет иначе…»

№ 2022 / 7, 25.02.2022, автор: Василий ЦЕРЕНОВ

Весной 1956 года Давид Кугультинов, находившийся после освобождения из Норильского лагеря в ссылке, обратился к известной советской писательнице Анне Караваевой с большим письмом. Мне оно показалось интересным во многих отношениях. За некоторыми сокращениями, не имеющими существенного значения, приведу его полностью:

 

«Здравствуйте, многоуважаемая Анна Александровна!

Много лет назад мне приходилось слышать Ваше искреннее суждение по вопросу, с которым обращаюсь к Вам. Чуточку воспоминаний.

Был замечательный, предвоенный, сороковой год. Наступил сентябрь, но у нас стояли жаркие дни. В числе знаменитых советских писателей, во главе с А.А. Фадеевым, желанными гостями, Вы прибыли к нам на празднование 500-летия «Джангара». Наши степи с благоговением приняли Вас в свое лоно. Тогда мне было 18 лет. Я успел выпустить книгу и напечатать две поэмы, весьма благосклонно встреченные критикой. Меня приняли, минуя кандидатскую ступень, в члены Союза советских писателей. Я был представлен Вам, и с жадностью впитывал каждое слово, изреченное всеми вами. Никогда не забуду обаятельного и жизнерадостного Алексея Силыча (Новикова-Прибоя – В. Ц.), общительного и умнейшего Петра Андреевича (Павленко – В. Ц.) хорошего, хорошего, милого академика Юрия Матвеевича (Соколова – В. Ц.) и всех, кто ныне здравствует.

Быть может, я многим мешал, но мне удалось поговорить почти со всеми… Я чувствовал значимость событий. С Вами я говорил трижды. Самой обстоятельной была беседа, когда мне, в единственном числе, довелось провожать Вас в среднюю школу на встречу с читателями. Помню, Вы страдали одышкой, и я с затаенной тревогой думал: «Такой большой писатель и вдруг болен. Как нехорошо!» Вы говорили мне, что писатель должен любить фольклор, рассказывали, как самозабвенно работали в области фольклора братья Юрий и Борис Соколовы. Вы восхищались «Джангаром».

Перевод «Джангара», как известно, был предпринят по инициативе Алексея Максимовича Горького и блестяще осуществлен Семеном Липкиным. «Джангар», появившись на русском языке, сразу стал одним из крупных алмазов в короне, венчающей мировую литературу. Нет нужды говорить о достоинствах «Джангара» – они общеизвестны. Творцом «Джангара» был калмыцкий народ. Несколько слов о калмыках. Великий Ленин 22 июля 1919 года писал в своем воззвании: «Братья-калмыки!..» Так писал Ленин, называя нас братьями.

Началась война… Мы, молодежь, были на различных фронтах».

Далее Кугультинов сообщал, что из-за группы предателей, «от которой с презрением отвернулся сам народ, пришло возмездие – весь народ, до единого, по признакам национальной принадлежности был сослан, или, как стыдливо определяют, переселен в Сибирь. Так гневной рукой властелина была захлопнута страница истории одного из народов. Почти полностью был соблюден закон кровной мести. Правильно ли наказание? С точки зрения марксизма-ленинизма? Наказание за принадлежность к национальности? За постановку этих вопросов и отрицательный ответ, десять лет назад, 23 лет от роду, автор настоящего письма, с партбилетом в руках, был арестован и осужден. Совесть не позволяла мне молчать, хотя я знал, что придется пострадать… После отбытия срока я те же вопросы в том же плане еще раз поставил [перед] ЦК.

Сейчас я вспомнил банкет, состоявшийся в сентябре сорокового года в нашем государственном театре по случаю юбилея «Джангара». Банкет шел, как банкет, но вдруг где-то раздался шум. Известный бурят-монгольский писатель Хоца Намсараев, в экстазе, не смог сдержать слезы. «Джангар» – это… это шедевр!» – кричал он на весь зал. Вера Инбер успокаивала: «Ну, что, Хоца, разревелся белугой, успокойся!» Поэт Александр Решетов импровизировал: «Мы все напилися арзы, // Стали шумнее грозы».

Я вспомнил этот эпизод в связи с тем, что Хоца Намсараев впоследствии учинил подпись под смертным приговором «Джангару». Письмо группы бурят-монгольских писателей, напечатанное в «Литературной газете», определило «Джангар» «буржуазно-ханским» эпосом и сделало уничтожающий разнос. С тех пор нигде не упоминается о существовании «Джангара». Разумеется, непреходящий «Джангар», которому в сороковом году исполнилось только 500 лет, спокойно, может, с мудрой, немного грустной улыбкой взирает на быстротекущие волны бытия наших дней, ибо он знает, что будет за тем, что есть. Но кто-то из древних сказал: «Великая доблесть остается на месте, если о ней широко не разошелся слух», то есть на языке наших дней, если не популяризуется. А «Джангар», как видите, предан остракизму. Верно ли это? Нужно ли так? Я думаю, что нет. Что бы ни случилось с калмыками, творцом эпоса, а «Джангар» должен жить, ибо он принадлежит человечеству.

Что касается того, что написали бурят-монгольские писатели, то это гроша ломаного не стоит. Вероятно, в делах литературных Горький больше знал, чем авторы письма, так храбро напавшие на «Джангар». Разве можно назвать «буржуазно-ханским» эпос, в котором народ, выражая свои сокровенные чаяния, в поисках обетованной земли мечтал и создал идеальную страну Бумбы, где люди живут, «ничего не деля на мое и твое»? Разве можно назвать «буржуазно-ханским» эпос, герои которого клянутся: «груди свои обнажим и вынем сердца, и за народ отдадим свою кровь до конца!»?

О «Джангаре» есть великолепная литература, исследования, доказывающие большую нужность этого бессмертного эпоса. Есть много статей, работа Соколова, фундаментальное исследование академика Козина. Прекрасным знатоком «Джангара» является его переводчик Семен Израилевич Липкин. Так, не пора ли сейчас ставить вопрос о реабилитации «Джангара»?

«Джангар» был издан большим тиражом в 1940 году, сейчас он стал библиографической редкостью. Зная Ваше отношение к «Джангару», я хотел бы просить Вас выступить в печати в защиту его. Я думаю, что у больших писателей не может быть столь быстрых метаморфоз во взглядах на литературные явления. Я уверен в том, что большие литераторы должны и обязаны отстаивать ценности общечеловеческой культуры.

Дорогая Анна Александровна, сможете ли Вы выступить в защиту «Джангара»? Вот тот основной вопрос, с которым я хотел обратиться к Вам. Простите, если просьба моя будет обременительной для Вас.

Позволю написать пару слов о себе. Только в период культа личности и произвола могло случиться то, что случилось со мной. Арестовывают писателя-коммуниста с партбилетом в руках, обвиняют и судят его за утверждение, что нельзя наказывать человека за принадлежность к национальности, и помимо этого, «Кугультиновым (цитирую из приговора с точным соблюдением орфографии, пунктуации, стиля) в период проживания в г. Бийске была частично написана поэма, в седьмой главе этой поэмы содержание было изложено антисоветского характера, которая была изъята в квартире обвиняемого Кугультинова». Отсюда, без слов видна компетенция суда в том, за что он судил меня. Но это дело десятое. С шести лет я был октябренком, с 10 – пионером, с 15 – комсомольцем, с 20 – в рядах партии. Добровольно пошел на фронт и не посрамил чести коммуниста и писателя. А все остальное – болезнь времени. Я уверен в своей скорой реабилитации.

На днях прочитал в «Новом мире» Ваш ответ корреспондентам «О прямой дороге и проселках». Как бы то ни было, я считаю себя на прямой дороге.

Меня совершенно не удовлетворило выступление Суркова, хотя и не следовало ожидать лучшего. Но Шолохов!.. Я преклоняюсь перед его гением, я признаю его национальной гордостью, но на таком ответственном съезде так легковесно выступать… не понимаю.

Сейчас, после ХХ съезда партии, надо надеяться, что все будет иначе…

Как Вы думаете, Анна Александровна, в отношении «Джангара»? Был бы очень рад, если Вы подтвердите получение этого письма. С приветом Давид Кугультинов».

Караваева не смогла ответить на это письмо, она заболела и находилась на длительном лечении. По ее просьбе это сделал С.В. Евгенов, ответственный сотрудник аппарата Союза писателей СССР. Обращаясь к Кугультинову, Семен Владимирович назвал его письмо «во многом острым, но правдивым» посланием. Далее он продолжил: «…Ко времени получения Вашего письма вопрос о переиздании «Джангара» был уже решен – переиздание эпоса включено в план Гослитиздата. (С удовольствием вспоминаю, как в 1940 году мы трудились – с большой любовью и тщательностью – над первым изданием этой прекрасной книги).

Хотелось бы, кроме «Джангара» в Гослитиздате, предложить издательству «Советский писатель» произведения и современной калмыцкой литературы, но, к сожалению, на этот счет нет ни предложений, ни даже информации. Не подумайте, что мы как-то обвиняем в этом самих калмыцких писателей – их вынужденное многолетнее творческое бездействие никто не имеет права поставить им в вину. Но все же жаль, что мы, пока что, не находим что предложить издательству «Советский писатель».

Вы в своем письме довольно ярко иронизируете по поводу позиции Х. Намсараева в отношении «Джангара». Но старик едва ли уж так повинен – его поставили в смешное положение. Еще более смешным (и грустным) оказалось его положение и положение других бурят-монгольских писателей, подписавших «знаменитую» статью по поводу их собственного национального эпоса «Гэсэр», который сейчас тоже реабилитируется, будет переводиться и издаваться.

Вы правильно оцениваете огромные исторические результаты ХХ съезда. Сейчас наша страна и литература под руководством ленинского ЦК выходит к новому, большому подъему. Хочется верить, что и калмыцкие писатели, старые и вновь входящие в литературу, внесут свой вклад в дело грядущего, еще небывалого расцвета многонациональной советской литературы.

Подробнее напишите, как складываются Ваши личные дела, в том числе и творческие.

Шлю Вам наилучшие пожелания.

Евгенов. 1956 г.»

 

Более точная дата в письме отсутствует. Это было доброе послание. Вскоре Кугультинов предложил журналу «Огонек» стихотворение «Высота», написанное им в годы войны. Оно увидело свет в переводе Владимира Луговского. Это было первое произведение калмыцкого писателя, опубликованное в центральной печати после сталинской ссылки.