СВЯТАЯ СВЯТЫХ – ЧЕЛОВЕК

После юбилея Алексея Горького

Рубрика в газете: Связующие нити, № 2018 / 48, 28.12.2018, автор: А. КУТЫРЁВА (Нижний Новгород)

Уважаемая единственная неангажированная литературная газета России!

Заканчивается юбилейный год Горького и Солженицына. И если второму оказаны почести на государственном уровне и в СМИ, особенно в «Литгазете» (с портретом А.М. Горького на фронтоне), то юбилей Алексея Максимовича свели, по сути, на уровень одного города. Даже записные «горьковеды» пытаются выискивать сомнительные штрихи в его жизни с целью умаления его значения для России, а то и опорочить как личность. В своё время Горький назвал Ромена Роллана «Человеком человечества». А сегодня, когда все просто задыхаются от счастья обладать искусственным интеллектом, пора самого Горького назвать Человеком человечества.

«Если есть что великое, необозримое и обетованное, что мы привыкли объединять под именем Руси, то выразителем его в громадной степени приходится считать Максима Горького» – писал Александр Блок в 1901 году.

Сам Алексей Максимович в день 60-летия так оценил своё значение: «Товарищи! Меня сегодня назвали счастливым человеком. Это правильно, пред вами действительно счастливый человек, в жизни которого осуществились лучшие его мечтания, лучшие его надежды. Смутные мечтания, может быть, неясные надежды, может быть, но именно те надежды, те мечтания, которыми я жил. Если бы я был критиком и писал книгу о Максиме Горьком, я бы сказал в ней, что сила, которая сделала Горького тем, что он есть, каким он стоит перед вами, тем писателем, которого вы так преувеличенно чтите, которого так любите, заключается в том, товарищи, что он первый в русской литературе и, может быть, первый в жизни вот так, лично понял величайшее значение труда, образующего всё ценнейшее, всё прекрасное, всё великое в этом мире» (М. Горький. Речь на торжественном заседании Пленума Тбилисского совета 27 июня 1928 г.).

Именно в тифлисской газете «Кавказ» в 1892 году появилось первое произведение писателя, которому суждено было выполнить великую задачу – запечатлеть час рождения пролетарской эры. Эта эпоха началась в стране, в которую переместился центр международной революции и в которой приход такого художника был подготовлен всем предшествующим развитием литературы и поколений революционеров.

 

 

Алексей Максимович Горький занимает исключительное место в русской литературе не только по необъятному богатству своих тем и важности социальной позиции, которую он занимал, но и по непосредственному литературному таланту, что ставит его в разряд мировых писателей. Быть может, во всей русской литературе не было писателя с таким богатым опытом. Богатство это дано Горькому не только пережитым в его многострадальной и многоцветной жизни, но, конечно, и чуткостью восприятия и объёмом памяти. Художника вообще создают три основных элемента психики, отмечал Луначарский: во-первых, чуткость, богатство и тонкость восприятия; во-вторых, умение удержать в памяти и внутренне переработать впечатления, как бы создать из них долго хранящийся запас; и в-третьих, выразить их с достаточной заразительностью и силой. Во всех трёх отношениях Горький – обладатель совершенно исключительного таланта, яркой чертой которого является законченная жизненность его типов. Ему изумительно удавались человеческие портреты. Не только крупные типы, неизгладимо вошедшие в сознание народа, но и более мелкие запечатлеваются в памяти надолго. Он много писал и как публицист и как критик. Лучшее, что написано о Л.Н. Толстом – это воспоминания о нём Горького. Замечательны этюды о В.И. Ленине, В.Г. Короленко. Но и здесь он не кончается: его переписка огромна, его эпистолярное искусство высоко. Уже давно никто не пишет таких содержательных и отделанных писем. Он писал их и друзьям, и знакомым и незнакомым корреспондентам, писал с величайшей тщательностью, обдуманностью, находчивостью, и в этих письмах на каждом шагу появляются настоящие перлы.

Горький работал по 10–12 часов в сутки как над своими художественными произведениями, так и над чтением бесчисленных книг, которое сделало его одним из образованнейших людей своего времени, и наконец, над громадной перепиской и просмотром чужих рукописей в качестве редактора или просто так, по дружбе, в качестве старшего товарища. Работоспособность эта приводила к тому, что Горький, создавая большое количество продуманных, тщательно проработанных произведений, являлся и организатором в разных областях культурной жизни. Гигантская переписка с писательской молодёжью сделала его крупнейшим руководителем новой литературы. Одному из молодых литераторов он писал: «Перед молодой русской литературой лежит огромнейшая задача – изобразить старый быт во всей полноте его гнусности, помочь созданию нового быта, новой психологии, звать людей к мужественной, героической работе во всех областях жизни и к преображению самого себя. Я не проповедую этим никаких «тенденций» – мир есть материал для художника, человека всегда неудовлетворённого действительностью, да и самим собой. Да и самим собой, заметьте». Возвращал присланные ему рукописи с замечаниями, советами, поправками, а часто и полностью отредактированными с предложениями публикаций в руководимых им журналах. Естественно, всё делал безвозмездно, наоборот, предлагал деньги на дальнейшие занятия литературой, например, Корнею Чуковскому, впоследствии нелестно отзывавшемся о Горьком, вырастил целый ряд писателей из народа, объединил литературные силы, создал Союз писателей, сегодня благополучно развалившийся, поскольку нет достойных продолжателей, да и новой буржуазной власти он ни к чему. В лице Горького слились народный и национальный художник, и в этом его огромная сила. Он – господин своего слова, здесь он знамя живой любви к человеку, знамя протеста, знамя расцвета и радости жизни. Он прекрасно владел красивым и звучным русским языком, его стиль отличался приподнятостью, что было созвучно бурной эпохе и мятежной массе. Но и умел быть мягким и нежным, находить тихие как музыка слова, когда писал о детстве, о материнской ласке, о родной ему Волге. «Детство» его описано так захватывающе, сильно и интересно, что до сих пор остаётся любимым произведением многих русских.

Горький осознавал бытие, как деяние, а мир – как своё хозяйство. Ещё в ранних произведениях он писал о людях буржуазного мира, столь ничтожных рядом с воздвигнутыми железными колоссами, о людях, придавленных к земле «продуктами своего рабского труда: созданное ими поработило и обезличило их». Эта мысль – о порабощении человека вещами – вспыхнула с особенной силой в сознании Горького, когда перед ним предстал капиталистический мир в его высшем техническом расцвете, когда перед взором писателя прошла старая и новая столицы капиталистического мира – могучий, суровый каменный Лондон и «город Жёлтого Дьявола» – Нью-Йорк. «На смену сковывавшей прежде человека «власти земли» приходила здесь ещё более деспотическая власть денег, и люди казались лишними в огненном золотом вихре, в тесном плену угрюмой фантазии из камня, стекла и железа». Этот мир, в котором, по словам Маркса, вместо средневековой поговорки «нет земли без господина» выступает другая поговорка – «деньги не имеют господина», в чём находит своё выражение полное господство мёртвой материи над людьми. Тема порабощения человека вещами, постепенного умерщвления его души всегда волновала писателя. Она отражена в образах людей, отцы которых были выходцами из крестьянской массы, попавшими на «чужую улицу», влившимися в эксплуататорский класс и обрекшими детей своих на медленное духовное умирание. Последние уже не ощущали той связи с народной почвой, которая наделяла их отцов стремлением к созиданию, соединяя в их характерах уродливые, деспотические черты эксплуататоров с чертами волевых, жадных до жизни работников, творцов. Дети не обладали уже ни их положительными, ни их отрицательными чертами, а обладали, в сущности, только одной чертой – всё обостряющимся чувством душевной пустоты, ощущением мира как враждебного им существа и игры случайностей. Фома Гордеев, Матвей Кожемякин болезненно ощущали свою неспособность проникнуться поэзией коллективного труда, мир казался им заваленной мёртвыми вещами кладовкой ростовщика. И если об этих людях нельзя было сказать, что «созданное ими поработило и обезличило их», то по отношению к ним верно другое – созданное для них поработило и обезличило их ещё больше, чем своих создателей. И мы видим сегодня, что общество погрязло в вещах, и даже утонуло в них.

Этому царству мёртвых вещей Горький противопоставил новое человечество, с его совершенно новым отношением к миру – пролетариат, освобождающий себя и свой труд от рабства и осознающий всю окружающую действительность как результат своих деяний, своего разума, своей направляющей воли.

Уже первые выступления Горького против декаданса, не говоря уже о его последних высказываниях о задачах советского искусства, вызвали яростное сопротивление литературных «теоретиков». Они объявляли горьковское стремление к идеалу и красоте идеализмом, боролись с идеей слияния реализма и романтизма, поскольку защищали от революции буржуазно-индивидуалистический взгляд на жизнь. Типичный человек декаданса – Самгин, мещанин по психологическому складу, кадет по политическим симпатиям, веховец по «философским» устремлениям. Ренегатствующий интеллигент, он потому так тянулся к Нехаевой, что в нём зрела «утешительная догадка»: нехаевщина, декадентщина смогут послужить для него «хорошим оружием самозащиты». «Всё это очень твёрдо противостоит кутузовщине, – думал он, вспоминая о большевике Кутузове, – социальные вопросы ничтожны рядом с трагедией индивидуального бытия». А ведь Самгины-то сегодня, в разгуле индивидуализма, и победили!

Кто-то считает, что Горький несовременен. А разве сегодня не «создалась атмосфера преклонения перед действительностью и фактом, жизнь стала бедна духом и темна умом», произошло «полное падение морали, оскудение идеализма. Стало возможно многое такое, что было совершенно невозможно даже четверть века тому назад». По сути дела, возродилось декадентство. Появилась целая плеяда писателей, режиссёров, художников, культивирующих пошлость, скабрёзность, приветствующих распад личности. Общество уже распалось. Многие ищут пикантных ощущений и впечатлений. Телевидение, умело пользуясь этими желаниями, создаёт одну за другой передачи, где обнажается вся пошлость нового образа жизни и призывает следовать за собой безвольное и беспринципное население.

А.М. Горькому не пришлось бы сокрушаться по поводу юбилея. Сегодня его «не раскрасноречат и нерасцицеронят». Наоборот, в канун юбилея, в конце декабря 2017 года, опробована шквальная критика, скорее суд над писателем, конечно, в «культурной революции» Швыдкого. Высокомерно-пренебрежительно, уничижительно высказался «очень известный» победитель какого-то Букера Пётр Алешковский: «Главное в Горьком – актёрство, его романтические сопли. Слово «народ» – ничего не значит, оно пустое, личность – вселенная». Ему вторит В.Новиков, видимо литературный критик: «Старуха Изергиль» – дурновкусие, Горький – сомнителен». Вот так! А вы говорите, Горький не актуален! Если декаденты начала XX века восторженно заявляли о конце Горького, то декаденты XXI века пытаются его отменить. Как вообще отменить Труд в его высоком смысле, поскольку праздность, развлечения губят человека, отвращают его от работы. Горький утверждал, что «процесс социально-культурного роста людей, развивается нормально только тогда, когда руки учат голову, затем поумневшая голова учит руки, а умные руки снова и уже сильнее способствуют развитию мозга. Но… голова оторвалась от рук, мысль от земли. В массе деятелей явились созерцатели, объясняющие мир и рост мысли отвлечённо, в независимости от процессов труда, которые изменяют мир сообразно интересам и целям людей. Всю мою жизнь я видел настоящими героями только людей, которые любят и умеют работать, людей, которые ставят себе целью освобождение всех сил человека для творчества, для украшения нашей земли, для организации на ней форм, достойных человека».

Горького надо не отменять, а прислушаться к Певцу Труда и Человека на фоне действительности, которую мы сейчас наблюдаем, когда отменяют не только созидательный труд, когда человека не только оскорбляют, а даже отменяют. Значит, не актуальны мы, люди!

А верить хочется Алексею Максимовичу: «До поры, пока мы не научимся любоваться человеком, как самым красивым и чудесным явлением на нашей планете, до той поры мы не освободимся от мерзости и лжи нашей жизни. С этим убеждением вошёл я в мир, с ним уйду из него, и, уходя, буду непоколебимо верить, что когда-то мир признает: святая святых – человек». А не искусственный интеллект.

10 комментариев на «“СВЯТАЯ СВЯТЫХ – ЧЕЛОВЕК”»

  1. Правильная статья. Весьма своевременная. Жаль только, что ничего она в умах современников не изменит. В России уже как минимум два писательских поколения подряд, не обладая и сотой долей горьковского жизненного опыта, высасывают сюжеты из пальца – и публикуются, и получают гонорары, и неплохо живут…

  2. Да, очень много разумного, доброго и вечного сделал А.М. Горький для русской культуры. Его стараниями из литературы Павла Васильева убрали, а потом и изолировали, на всякий случай. И формулировка про врага, который не сдается, очень хороша. И книга о Беломорканале замечательная. И появление бездарностей от сохи и от станка в литературе тоже он поддержал. В общем, заслужил вечную благодарность. И такой был отзывчивый – только позови, он отзовется в газете “Правда” установочной статьей. Так что это был писатель-то о двух концах.

  3. Максим Горький будет жить в веках, его “Буревестника” будут читать дети будущих столетий, а швыдкие, путины, медведевы, алешковские, новиковы и прочие случайные люди эпохи предательств исчезнут из памяти народной, как скверные анекдоты, как скверные люди.

  4. А что, кроме “Буревестника”, Вы проходили в школе, Livan? Неужели и “Песню о Соколе” знаете наизусть?

  5. А я вчера прочитал рассказ М. Горького “Книга”…
    Вот это художник! Вот это человечище!
    Вот это картина провинциального существования представителей массы народа!
    Кажется, тоску их заброшенности, их бесперспективности ощущаешь всеми фибрами души… Хотя я, например, ни к какой тоске в своей жизни не имею никакого отношения – живу и радуюсь, не смотря ни на что, бодро подскакивая кажин день в половину седьмого – ведь столько дел интересных вокруг…
    Местами, конечно, подсократил бы… – Именно пейзажи. Да нет, вру, наверное. Дело в том, что вслед за этим рассказом прочитал другой – “Кладбище”. Вот здесь, наверное, подсократил бы пейзажи.
    А что касается “Книги”, слов нет, так и хочется повторять вслед за одним из героев её: “Как жалко людей! Ой-ё-ёй, как жалко…”
    И ещё фантазии лезут в голову. – Вот девочка эта пятилетняя, спрашивающая про своего отца, синего, как мертвец лежащего на полу: “Не до смерти ещё напился?”… Рассказ заканчивается её пронзительнейшим, бесподобнейшим по своей взрослости вопросом: “Зачем вы его обидели?” – Вот, к революции 17-го года она ведь уже вырастет. Как сложится её судьба, кем она себя покажет? А может, она и не доживёт до того времени?..
    Жалко, жалко людей… Ой-ё-ёй, как жалко…
    Плакать хочется.

  6. Вам бы, милок “рецептур”, прочитать хотя бы малую часть из прочитанного мной. Читайте, милок, читайте. И Горького тоже.

  7. И горького читали мы, и сладкого, и кислого… А ты, болезный, помене о нещастном народе-то пекись. Сразу и язва твоя зарубцуется. А там, глядишь, и про “эпоху предательств” трындеть на форумах перестанешь.
    Выше нос, дружочек Livan!
    Приободрись!

  8. Хорошая статья, боевая. верно показывающая, как далеко людям до М. Горького, – в каком падении в декаданс оказался сегодня целый ряд известных деятелей культуры, увлекающих за собой бОльшую часть творческой молодёжи…

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.