ИЗ ХОРЁВКИ – В ТУРГЕНЕВКУ

Рубрика в газете: По следам классика, № 2018 / 17, 10.05.2018, автор: Алексей МЕЛЬНИКОВ (г. Калуга)

– Берите с собой на всякий случай крепкие ботинки, а лучше сапоги, – сразу предупредила меня по телефону ульяновский краевед Александра Черкесова. – Если чуть дождик прыснет – придётся до Хорёвки идти пешком километров 8–10 по бездорожью…

 

НА «УАЗИКЕ» за ТУРГЕНЕВЫМ

 

Но обошлось. Ульяново встретило пронзающей бирюзовое небо краснокирпичной мощью не достроенного ещё со времён Первой мировой храма Знамения, тихими улочками, редкими авто и хорошей перспективой не бить ноги к дорогим для любого русского человека тургеневским святыням. Два моста надёжной «Нивы», по нашим расчётам, гарантировали успех паломничества в самые непроходимые места.

– М-да, – скептически окинув взором наш служебный транспорт, озабоченно вздохнула Александра. – Сделаем тогда так: свою машину вы оставляете здесь, а дальше поедем на «буханке». Иначе не пройти. Тем более что и водитель наш Григорий Королёв – местный, из Хорёвки, дорогу туда, пожалуй, только он и сможет указать.

От Ульянова до того места, где лет 170 назад в избе премудрого Хоря гостил Иван Сергеевич Тургенев, километров тридцать. Из них – с десяток до Крапивны по одиноко странствующему в живописных проседях берёз асфальту. Ещё пяток – и мы уже в старинном Чухлове. Народу вокруг – чуть. Даром что район самый большой и малонаселённый в области. Тесноты никакой: хочешь по левую руку километров десять шагай – и тишина, хочешь – по правую, и те же самые – ни звука.

За Афанасовом, бывшем имением купца Цыплакова, «спешились»: асфальт закончился, а с ним – и остатки цивилизации. Дорога едва обозначалась парой беглых лент вдавленного глубоко в землю пепельно-серого ковыля и от последних афанасовских домов упрямо уводила куда-то в неизведанное. Впрочем, неизведанное – более для нас, нежели для спокойно-раздумчивого и умелого водителя с исчезнувшей с лица земли Хорёвки.

За последней околицей Григорий предусмотрительно затормозил, спрыгнул из кабины на землю и, зазвенев ключами, быстро подключил передний мост. Оказалось, не напрасно: колея временами разваливалась на широкие промоины, то и дело грозя жадно поглотить все четыре колеса нашего «уазика». Вместе с мостами.

– То, скорее всего, охотники проезжали, – уверенно крутя «баранку» и точно втискивая наш «уазик» между густо вставшей вокруг лесной тесниной, пояснял Григорий.

Вскоре дорога вообще перестала давать о себе знать, и лишь чутьё нашего многоопытного гида позволяло надеяться на правильно выбираемый путь к намеченной цели. А именно – в гости к тургеневскому Хорю.

Подскакивая на ухабах, точно попкорн на сковородке, и ловя руками поручни в салоне, заворожённо слушал по пути ещё одного верного хранителя тургеневского духа – Ирину Матвееву:

– У Хорёвки история такая. Образовалась она после переселения Родиона Григорьевича Хорева из деревни Крапивна Жиздринского уезда сюда, на болото. Согласно историческим записям, Хорь работал у барина Голофеева кучером. Была у него любовь с одной дворовой девкой. К ней и приказчик тоже стал подбиваться. Ну и ударил Хорь этого приказчика своим пудовым кулаком разок, а силища-то у него была немереная… Словом, убил приказчика. Барин рассудил по-своему: «Зачем такого работящего в каторгу отдавать – иди-ка ты со своей разлюбезной на болото. Корчуй, паши там, ставь хозяйство. А поставишь – барину оброк платить будешь».

Короче, летописная версия появления Хоря в том месте, куда мы так отчаянно продирались на «уазике», несколько разнилась с классической тургеневской, изложенной в рассказе. Что, впрочем, нисколько не умаляло значимости сделанного для прославления русского крестьянства героем литературного шедевра.

«Человек положительный, – набросал в своих «Записках…» портрет идеального калужского земледельца Тургенев, – практический, административная голова, рационалист… Понимал действительность, то есть: обстроился, накопил деньжонку, ладил с барином и прочими властями… Расплодил большое семейство, покорное и единодушное… Говорил мало, посмеивался и разумел про себя… Возвышался даже до иронической точки зрения на жизнь… Много видел, много знал… Толкуя с Хорём, я в первый раз услышал простую, умную речь русского мужика…»

Я искоса поглядываю на деловито покручивающего уазиковскую «баранку» общительного и основательного в действиях хорёвского земляка. Прилаживаю к Григорию канонические тургеневские строки. Александра Черкесова, как бы угадывая мои мысли, помогает:

– А они, ульяновские мужики, все у нас такие: степенные, рассудительные, надёжные. Если сказал – сделал. Это уже, наверное, у них в крови…

 

 

ЧАСОВЫЕ УШЕДШЕЙ КЛАССИКИ

 

А вот и Хорёвка. На самом деле – те же, что и кругом, заросли, трава. Угадывается, правда, линия старых растрескавшихся ветел – бывшая улица да несколько одичавших груш обозначают былое присутствие человека на месте школьного сада. Под грушей – смуглый от времени и дождей дубовый столб с деревянной табличкой наверху. «На этом месте, – гласит вырезанная ножиком на доске надпись, – стояла изба Хоря (рассказ «Хорь и Калиныч») и деревня Хорёвка».

Деревянный монумент – всё, что хоть как-то напоминает о легендарном калужском мужике, очаровавшем некогда своим трудом и мыслями великого писателя. Появился с лёгкой руки главного редактора журнала «Муравейник» Николая Старченко и не без радения ушедшего не так давно от нас великого журналиста Василия Пескова.

– А откуда известно, что именно здесь стояла Хорёва изба? – интересуюсь у всезнающего нашего проводника. – Документы, что ли, какие сохранились?

– Да какие там документы! – отмахивается Григорий. – Мне родители сказывали, а им – их родители. Так молва и сохранилась. Да как не здесь, если вот он – пруд, что Хорь вручную с сыновьями лопатой выкопал. А чуть ниже мельница его стояла. Тут всё детство моё и протекло…

Григорий незаметно исчезает. 

– На усадьбу к себе, наверное, решил наведаться, – перехватывает беспокойный взгляд Александра Михайловна. – Одному ему хочется побыть теперь. Пускай…

Жадно вглядываюсь в одичавшие в буре мелколесья, но не утратившие величавой святости хорёвские угодья. Представляю ладный труд преобразивших некогда эти неудобья могучих сыновей Хоря и самого хозяина: статный сосновый двор, изба, навес, скотина, полдюжины лошадей, две мельницы, пруды, «торговлишка» какая-никакая, оброк двукратный и не в тягость, раздумчивость в делах, неспешность и достоинство.

Окрестность крепла производством льна и конопли, промыслами деревянными. Политические встряски наверху толковое хозяйничание тут сразу не нарушили, но обескровливали его пошагово, зато неукоснительно: от войны к войне, от продразвёрстывания к раскулачиванию и далее к голодным трудодням и беспаспортному крепостничеству по-советски.

– Я когда в армию в 80-х отсюда уходил, – вдруг появился из-за лохматого ельника Григорий, – так что-то внутри и ёкнуло. Когда вернулся, понял, почему: деревни к тому времени уже не стало – все съехали. И здесь, и в деревнях в округе…

Съезжали, как пояснила Ирина Матвеева, слишком второпях, трагически и бесповоротно: подпаливая иной раз собственные дома, дабы хоть как-то «разжиться» деньжатами за счёт причитающейся погорельцам государственной страховки. На пути великого исхода встал тридцатилетний лес, и мало что теперь напоминает о бьющей здесь когда-то через край величественной крестьянской доле.

Не обошлось в наш приезд и без маленьких географических открытий. Одно из них мы, по совету Александры Черкесовой, решили сделать в обратный путь с Хорёвки. А именно: подтвердить или опровергнуть версию о том, что затаилось где-то тут поблизости не отмеченное ни на одной карте и не помянутое ни в одном официальном документе малюсенькое селеньице под многоговорящим названием Тургеневка. Была ли она на самом деле?

– А как же! – утвердительно кивает в ответ последняя её жительница 86-летняя Татьяна Андреевна Сибиркина. – Конечно, была.

Бабушку мы отыскали в соседней Крапивне, куда она 11 лет назад перебралась жить к сыну из близлежащего Чухлова. Так вот, в этом самом Чухлове один «порядок» (так в ульяновских деревнях обычно называют какую-нибудь деревенскую улицу или край села) именовался Тургеневским.

– Почему? – допытываемся мы у Татьяны Андреевны.

– Дед ишо так говорил. Все так говорили… А! Так ведь там Тургенев ещё жил.

– Он у кого-то останавливался?

– Нет. Дом, сказывали, у него там был…

Кроме старенькой и полуслепой бабушки Тани, никто, похоже, в округе о единственном на земном шаре селенье, названном в честь автора «Записок охотника», рассказать уже не сможет…

Из потерявшейся в ульяновских лесах тургеневской Хорёвки мы покатили дальше – искать пущенные от неё ростки. Не верилось, что могучее крестьянское корневище усохло здесь вчистую, не окропив обширнейшие нивы семенами прежней деловитости…

 

Алексей МЕЛЬНИКОВ

 

г. КАЛУГА