СЛЁЗЫ АБХАЗИИ

№ 2007 / 15, 23.02.2015

Зинаиде Папцава посвящается Зинаида, как уже много лет бывало с ней здесь, на фамильном родовом кладбище, и сегодня с моляще-зовущим душевным чувством, упорно и долго смотрела печально-вопрошающим взглядом сквозь прозрачную пелену солоновато-горьковатых слёз на стоящие рядом – рядышком, родно-родненькие могильные памятники, два любо-любоньких, мило-миленьких дорогих лица. Невероятная, жгучая, неистребимая, муторная, диковинная искриночка вечной человеческой надежды-надёженьки о встрече с умершими близкими людьми всегда пряталась в глубине её сердца и в день их гибели, вспыхнув пожирающим с ног до головы пламенем, гнала прочь из осиротелого дома. Туда, только туда, на кладбище, к дорогим могилкам. Она ехала, шла, бежала, немного оживлённая, трепетная и возбуждённая. Не было никого в мире, кто мог остановить Зинаиду, отвлечь в этот день от дарованной самим Господом Богом долгожданной встречи с ними. Вот и скрипучие железные ворота, тропка влево, прямо на плоскую горку, утонувшую в царстве буйной зелени. Середина кладбища, два похожих памятника. Всё. Наконец-то она дома. Как вкопанная в землю жертва, Зинаида замирала и часами неотрывно смотрела на фотографии самых близких и дорогих людей. Она ждала, надеялась, верила в чудо. И оно свершалось. Каждый год в день их гибели, на протяжении более десяти лет. В глубочайшей божественно-таинственной тишине, только для неё одной во всём мире, её погибшие на проклятой войне пятидесятилетний муж Мирод и двадцатилетний сын Эдик раздвигали своими могучими плечами черную гранитную мумию памятников и ласково протягивали руки к ней. Скрежетала, вздыбливалась, взрывалась в потустороннем стоне земля, и они воскрешались из мёртвых. Муж, виновато прищурившись, нежно говорил: – Здравствуй, любимая, – и бережно обнимал за талию. Сын, встряхнув шевелюрой непокорных, как он сам, упрямых смоляных волос, громко крикнув: «Здравствуй, мам!», – настойчиво тянул её за руку на тропинку к уютному домику посреди двора. Все трое присаживались на скамейку под пышными кронами деревьев, к ним присоединился младший сын Феликс. Брат Мирода приносил и ставил на стол всевозможные угощения – фрукты, овощи, бутыль виноградного вина, и все вместе они дружно пели старую народную песню о вечной любви и благополучии. Ярко светило утреннее июльское солнце, обволакивая спокойствием и покоем усталое сердце, убаюкивая прекрасным сном исстрадавшуюся душу, наполняя Зинаиду с ног до головы долгожданным женским счастьем. Заливались весёлой трелью стайки парящих в белёсой вышине звонкоголосых птиц, шелестела о чём-то добром и светлом листва деревьев, окруживших зелёным кольцом кладбище рода Папцава. Со всех сторон лилась дивная небесная музыка. Голоса сотен предков, ушедших на небеса, подпевали им, и сам сын Божий Иисус Христос тихо и радостно пел с ними. И она, совсем молодая и красивая, склоняла голову на крепкое и уютное плечо мужа, нежно и ласково гладила уверенную сильную ладонь сына, и бесконечно наслаждалась мимолетной близостью воскресших дорогих ей людей. Не было никого счастливее Зинаиды на земле. Пусть только на миг, одну минуту, каждый год, в один и тот же день. В тот день шли проливные тёплые июльские дожди… Нугзар Долбая, командир Пицундского добровольческого батальона, долго осматривал в бинокль мохнатые сопки горы Ахбюк. Оторвав взгляд от окуляров бинокля, вытер ладонью пот со лба, тяжело покачав седеющей головой, промолвил вслух: – Эта гора – ключ к Сухуму. Надо брать этот ключ, но как? Его заместитель, Джон Дбар, ещё совсем молодой, среднего телосложения крепыш, участник штурма города Гагры, негромко ответил Нугзару : – Надо брать штурмом именно сегодня, пока они не ожидают нашей атаки. Без десантников не обойтись. Командир согласно кивнул и, совсем не по-военному, философски добавил: – Жара и дождь. Война и мир. Небо и земля. Жизнь и смерть. Советский Союз и Россия. Была страна и нет её, словно дождь… Какие яркие контрасты. Абхазы и грузины. Два разных народа, живущих на одной земле. Всё так переплелось. Кто виноват, кто прав? В природе нет таких противоположностей, она едина, не так, как мы, люди. Я согласен с тобой, Джон. Без десантуры нам не обойтись. Сообщи в штаб. Предстоит жаркая работа, достанется всем. Джон Дбар молча повернулся и направился к штабной палатке. Он без слов понимал, что страшный маховик необъявленной войны, запущенный с той стороны реки Ингур, перемелет не одну судьбу, будут новые жертвы с обеих сторон. Другого пути нет. Сухум должен быть взят. На рассвете снова прошёл дождь. Десантура пошла в атаку. Трудное это дело – война, современная, локальная. Враг может быть везде – впереди, сзади, справа, слева. Современная война полупартизанская. Вроде бы война, вроде бы нет. Где враг притаился и ждёт смерть – об этом иногда может и не узнать сражённый воин. Только одно объединяло людей в разные времена, на любой праведной или нет бойне – это чувство страха и желание жить. Десантники штурмовали первую небольшую сопку подножия горы Ахбюк. Из «зелёнки», прямо над головой, с трёх направлений, концентрируя огонь по фронту наступающих десантников, короткими очередями строчили пулемёты, срезая огненными стрелами разлапистые ветки деревьев. Где ползком, где короткими перебежками, стреляя на ходу из автоматов куда-то туда, вверх, в невидимого врага, десантники упорно, шаг за шагом, метр за метром, дерево за деревом, травинка за травинкой отвоёвывали клочки родной земли. Страх остался там, позади, у подножия горы, притаился в глубине сердца. В душе назревала злость, подкатывала ярость, чувство ненависти к врагу. Именно в такой миг командир отдал приказ начать решающую атаку. И они пошли в полный рост на врага. Их расстреливали в упор из пулемётов и автоматов, заживо жгли из гранатомётов, они подрывались на минах, но шли, шли, шли… И победили врага! Злотворный запах мясокостной человеческой гари повис той ночью над горой Ахбюк. Ох, тяжёл, нелёгок, муторен и противен запах сожжённых останков людей. Людьми ли? Во имя чего и за что? Ответ может дать лишь Господь Бог. И каждому воздать должное. За взятой сопкой была вторая, третья… На одной из них, почти на вершине горы, погиб Эдик. Их было пятеро из группы «Горец», следовавших по еле заметной скользкой тропинке друг за другом, нога в ногу, вверх, в гору. Впереди шёл Эдик, за ним Дима Хижба, и вдруг – взрывной хлопок минной ловушки – растяжки. Эдик успел повернуться лицом к друзьям, как-то удивлённо, растерянно посмотрел на них и жалобно закричал: «Мама!» И его крик-молитва о помощи, страдания и боль отозвались в сердце его отца, штурмовавшего в тот день Шрому. Быть может, узнал, быть может, не узнал Мирод о смерти сына, это навсегда останется тайной. Только он неожиданно для врага вскочил на ноги, громко закричал и повёл бойцов за собой, в бой. И упал, сражённый наповал свинцовой очередью. А дождь лил и лил, громыхал гром, сверкала молния. Плакало, плакало сумрачное небо… Зинаида, пригорюнившись, низко склонила обвязанную чёрным траурным платком голову над могилками. Из глаз капали слёзы. Постаревшая, поседевшая в одночасье женщина, вспоминала и вспоминала тот страшный день. Первым привезли тело погибшего Мирода. Её сердце вздрогнуло в извечном материнском вопросе: «Кто из них?» Трепетно приоткрыла накидку с лица. Сразу узнала мужа. Пусть простит он её, видит Бог, в первую минуту облегчённо вздохнула: «Лишь бы не сыночки-кровинушки. Ну, а дальше? Она обняла кровоточащее тело мужа, и зарыдала – закричала во весь голос. Кто-то из старейшин мягко, но крепко тряхнул её за плечи: – Крепись, милая… Не подобает жене погибшего воина лить слёзы. – И она крепилась. В оцепенении просуществовала целый день. Ночью доставили мокрое и холодное тело старшего сына. Мать, как сумасшедшая, подбежала к грузовой машине и, ясно понимая, что привезли кого-то из любимых сыночков, не выдержала и громко, протяжно прокричала-провыла: – Кто?! Кто?! Кто?! Увидев на сером брезенте юное красивое спокойное лицо Эдика, а на груди десантную бирку с проклятым номером 1018, она пошатнулась и упала на его тело, потеряв сознание. На следующий день из дома вынесли два одинаковых гроба. Зинаида ждала на похороны младшего сына Феликса, которому успели сообщить о гибели отца. Не то мёртвым, не то живым. Всё так спуталось тогда в её бедной голове. По дороге на фамильное кладбище в Отхару Бог услышал её молитвы. На Бзыпском мосту похоронную процессию остановил бородатый худой мокрый оборванный солдат. Кто-то вскрикнул: – Феликс вернулся! Да, это был он, живой, невредимый, долгожданный её младшенький сын. И тут внезапно Зинаида подумала: – Феликс не знает о смерти брата! И откуда только сила взялась. Она обняла младшенького за плечи и увела в сторону от скорбной машины. Сели в другую, идущую следом. «Пусть узнает не сразу, пусть узнает не сразу», – стучала, как набатом, мысль в её голове. – Не плачь, мама, – пытался успокоить её сын. С долей тревоги в голосе вдруг спросил: – Где Эдик? Почему его нет рядом с тобой? – Он уехал раньше в Отхару, – обманула его мать. Когда вышли из машины, на фамильном кладбище Феликс остолбенел, увидев, как снимают с кузова два гроба. Замахал перед глазами руками, замотал головой, невнятно, жалобно, как в детстве, прошептал: – Мама! Мама! Мне плохо, кружится голова, меня тошнит! Мне кажется, несут два гроба. Мама! Мама! Феликса подхватили под руки родственники и увели в дачный домик. Зинаида вытерла шёлковым платочком слёзы, струившиеся по её щекам, почувствовала, что просыпается от чудесного сна встречи с мужем и сыном. Исчезли, унеслись куда-то далеко-далеко отзвуки последнего куплета песни. Муж и сын опять в граните предстали перед её глазами. Но полегчало на душе от встречи с ними. Пусть только на миг воскресшими и живыми. При выезде на дорогу послышался шум машины. Она вздрогнула, встрепенулась, как когда-то, тогда… Услышала весёлый лепет внучки Эммы. Приехал с семьёй её сын Феликс. Успокоилась. Война давно кончилась. В небе загрохотал гром, сверкнула вспышка молнии – быстрая, яркая, стремительная, как короткая жизнь её старшего сына. Со стороны Чёрного моря подул порывистый сильный ветер, вихрем пронёсся по макушкам деревьев, сорвав с веток с десяток ещё зелёных листьев, бросив их на землю. К следующему рассвету сорванные листья пожухнут и умрут под жаркими лучами солнца, как её муж, вырванный из человеческого бытия свинцовой очередью. Люди забудут многие беды и невзгоды. Так устроен мир. Ещё будет гром и молния, зеленеть листва на деревьях, рождаться дети. Всё повторится. Только никогда не будет её мужа и сына на земле, лишь слабая надежда на встречу с ними. Навсегда. В том, другом мире. Грусть и печаль до могильной плиты останутся в её сердце. И слёзы на глазах. Надо жить, жить и жить. Скоро пойдёт дождь.

 

Александр ИГУМНОВ
г. СОВЕТСКИЙ, Ханты-Мансийский автономный округ – Югра

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.