ИЗУМЛЯЕМСЯ ВМЕСТЕ С ОЛЬГОЙ РЫЧКОВОЙ

№ 2007 / 21, 23.02.2015


Сборник «Абракадабры» Евгения Весника

Книга «Кризис власти. Воспоминания лидера меньшевиков, депутата II Государственной думы. 1917–1918» Ираклия Церетели

Роман Ирины Ульяниной «Все девушки любят богатых»

Книга «Московские тайны: дворцы, усадьбы, судьбы» Нины Молевой
О братьях больших и меньших

Как правило, открывая книгу известного актёра или режиссёра, сразу настраиваешься на байки, смешные истории и разные казусы из киношной и театральной жизни. Сборник «Абракадабры» (издательство «Вагриус», 2007) Евгения Весника (автора, думаю, специально представлять не надо) в этом смысле является исключением.
Хотя всё вышеперечисленное в книге есть – об этом говорят даже названия некоторых глав: «О Михаиле Михайловиче Яшине», «Браво, Марчелло Мастрояни!», «Из записных книжек артиста»… Вот, к примеру, история из жизни великого Мастрояни (которого Весник озвучивал в фильмах «Брак по-итальянски», «Развод по-итальянски», «Вчера, сегодня, завтра»»). Однажды мастер был приглашён французской секс-бомбой в Париж как потенциальный партнёр в кинобоевике (впрочем, у «бомбы» были на Мастрояни и другие виды). Красотка привела его в съёмочный павильон, усадила в кресло и сыграла в полутьме «сцену обольщения с воображаемым партнёром… Зажгли свет… «Секс-бомба», уверенная в своей неотразимости, неоднократно с успехом проверенной, ожидала услышать аплодисменты гостя, но… взглянув на Марчелло, обомлела, возмутилась и буквально вылетела из павильона. Маэстро, чуть похрапывая, СПАЛ!
Обольщение не состоялось. Партнёрство – тоже.
Хорошо знавшие Мастрояни утверждали, что и похрапывание, и сон были им сыграны!..»
Всё это, конечно, мило и забавно, однако «Абракадабры» – это и философские эссе, и жизненные наблюдения, и, наконец, рассказы из звериного житья-бытья. То смешные, то печальные, но всегда очень яркие и ёмкие. Взять хотя бы первый из них – «Прости, Рекс!» Во время Великой Отечественной Евгений Яковлевич служил в артиллерии – сначала командовал взводом, а потом батареей гаубиц. Дело было в конце войны, в Восточной Пруссии. Наши расположились в брошенных немцами домах, в одном из которых (точнее, во дворе, в будке) остался брошенный пёс. Немецкая овчарка. Незваных гостей он не жаловал – «он действовал! Он прогонял нас! Он пугал!» Весник решил подружиться с «вражеской» зверюгой. День за днём он приучал пса к имени Рекс, к «лапопожатиям» и командам по-русски. «Все семь дней я подавал команды, дублируя немецкие слова русскими да ещё иллюстрируя их жестами. Например, «лиген» – «ложись», «зитцен» – «садись», «фу» – «нельзя», «ком» – «ко мне»… Если употреблял только русские слова, то обязательно наглядно показывал, что нужно делать соответственно команде. Если говорил «бегом!», то бежал вместе с Рексом, если «голос!» – сам лаял…» Но, пожалуй, самым забавным оказалось «идеологическое воспитание». Когда из радиоприёмника неслась громкая, раздражающая Рекса музыка, «дрессировщик» усиливал звук и давал команду: «Гитлер! Голос! Гитлер!» А, поймав лирическую мелодию, «убирал громкость и очень тихо говорил: «Сталин, Сталин!» – и, как правило, давал при этом что-нибудь вкусненькое, поглаживая дружка. Он вилял хвостом, высовывал язык сантиметров на пятнадцать и часто дышал. Затем после нескольких уроков я отбрасывал команду «голос» – и только на «Гитлер» Рекс зло лаял, а во втором случае после «Сталин» вилял хвостом и от удовольствия высовывал язык…»
Не зря одним из эпиграфов к этому разделу сборника взяты слова украинского сатирика Николая Полатая «Близость к животным – очеловечивает».
Так что читайте Весника – и оставайтесь людьми.

Из-под глыб

«Пусть читатель вероятный/ скажет с книжкою в руке:/ «Вот – стихи, а всё понятно,/ Всё на русском языке», – мечтал когда-то советский классик Александр Твардовский. Сейчас, увы, требования к русскому литературному языку всё ниже, и всё чаще в книгах мелькают корявые фразы, безграмотно употребляемые слова, а то и просто нецензурная брань. Конечно, в книге Ираклия Церетели «Кризис власти. Воспоминания лидера меньшевиков, депутата II Государственной думы. 1917–1918» (издательство «Центрполиграф», серия «Свидетели эпохи», 2007) ничего «эдакого» вы не найдёте. Но, впрочем, не найдёте и хорошего (или хотя бы сносного) литературного языка.
Громоздкие до нелепости фразы, тавтология – вот основное «украшение» этих мемуаров. То, что русский язык для автора явно не родной, ощущается почти на каждой странице. Кстати, и сам Церетели признаётся: «Я никогда не питал иллюзий насчёт своих ораторских способностей. В Думе был представлен цвет русской интеллигенции, и, конечно, многие из этой среды владели словом гораздо лучше меня».
Тем не менее приведённые в книге отрывки из думских речей Ираклия Георгиевича – настоящие шедевры по сравнению с «просто текстом» «Кризиса власти». К примеру, такой пассаж: «В этой связи мне запомнился один характерный инцидент, в котором мне пришлось принять участие. 29 апреля, в то время когда Исполнительный комитет сохранял ещё решение не вступать в правительство, руководители совещания фронтовых делегатов, заседавшего в Таврическом дворце, попросили меня взять на себя в этот день председательство на совещании». Пока продираешься к концу фразы, забывается начало, теряется смысл… Или же: «В рабочих кварталах, в казармах столицы возмущение большевиками за их последнюю авантюру было огромно <вообще-то обычно возмущаются чем-то либо, а не за что-то. – О.Р.>. Их поведение клеймилось в бесчисленных резолюциях, отмечалось то вероломство, с каким они подготовляли <может, всё-таки готовили? Или подготавливали? – О.Р.> кровавый конфликт под видом приглашения масс к мирным манифестациям».
В общем, через несколько десятков страниц (а то и раньше) перестаёшь воспринимать исторические факты, которые и составляют главное достоинство книги. Даже тем, кто в последний раз интересовался историей в далёкие школьные годы, будет любопытно узнать, что в апреле 1917-го Ленин «не пользовался никаким влиянием в массах и был так ненавидим солдатами, что вынужден был просить Исполнительный комитет защитить его от эксцессов». На улицах даже появлялись солдаты и студенты с плакатами «Долой Ленина!» Церетели также отвечает на весьма важный вопрос: почему столь популярные в массах партии меньшевиков и эсеров оказались политическими банкротами и не удержали власть. Чем немедленно и воспользовались большевики…
Однако факты фактами, но без должной «словесной оправы» они превращаются в нагромождение глыб. И справиться с ними под силу далеко не каждому читателю. Конечно, показания каждого «свидетеля эпохи» – особенно того, кому довелось оказаться в гуще исторических событий, важны и ценны. Но далеко не каждому удаётся быть понятным и понятым. Увы.

Карамелька вместо ликёра

Признаюсь: роман Ирины Ульяниной «Все девушки любят богатых» (издательство «Центрполиграф», серия «Мужчина и женщина») мне вначале понравился. Конечно, простая здоровая пища – физическая и духовная – для жизни гораздо нужнее, но иногда и конфетой себя хочется побаловать. Да, неполезно, но чуть-чуть можно. Тем паче конфеты бывают разные – есть дешёвые карамельки, от которых сводит скулы, а есть и с более изысканной начинкой. Кофе с молоком или ликёр какой-нибудь.
Вот я и подумала сперва, что «любящие богатых девушки» – из ряда «благородных» «кондитерских изделий». Главная героиня, молодая красотка Марина, не относится ни к ангелам, ни к стервам – нормальная земная женщина. В меру порядочная, в меру взбалмошная. Коня на скаку останавливать не будет, но сесть ночью в машину к незнакомцу может. С мужем Виталей разошлась принципиально – из-за аборта (супруг пошёл на поводу у маменьки, возражавшей против преждевременных для неё внуков). А любовницей богатого банкира Стаса стала в первый же вечер – не потому, что влюбилась (влюбился Стас), и не из-за денег. Просто уступила его напору… Потом вроде бы его полюбила, что не помешало изменять с другим, параллельно мечтая о третьем… Стас оказался в центре криминальных «разборок» и от греха подальше отправил возлюбленную за границу, в Турцию, а сам остался (и вскоре был убит). Марина за него сильно переживала, однако не устояла перед чарами негра Зуи. «Кожа у Зуи лоснилась, ноздри чувственно трепетали, как у породистого скакуна, видит бог, он был безумно красив!» И тоже напорист. «Безвольная идиотка, марионетка, дура несчастная, ты всегда идешь на поводу у мужчин, покоряешься их силе и похоти», – мысленно корила себя, но почему-то не смела ослушаться негра».
За показ женской психологии можно было бы простить и «ноздри, как у скакуна», и прочие штампы. Если бы не концовка. Да, наверное, дамские романы должны иметь хороший финал, но не до такой же – карамельной – степени. Автор решила прекратить плотские и духовные поиски своей героини одним махом: взяла и поставила её перед лицом суженого – тоже богатого, но одинокого (Стас был, разумеется, женат), симпатичного, благородного и т.д. и т.п. Андрея Ярового. Правда, Яровой маячил вокруг да около на протяжении всей книги: то в офисном здании с Мариной столкнётся, то на новой даче у Стаса (соседями оказались). Напившись, Марина даже угнала Андрееву машину (не нарочно, так получилось: пьяный Стас и его гости «достали», она вышла во двор и села в первый попавшийся автомобильчик). Яровой, конечно же, прекрасную угонщицу простил и у гаишников (то есть гибэдэдэшников) её выкупил. А потом эту самую машинку преподнёс Марине как предсвадебный подарок…
Возможно, их счастье было неизбежно и предначертано на небесах. Но почему так сусально, так приторно: «Да, – возразил он счастливым, звенящим голосом. – Извини, что я так неуклюже делаю тебе предложение. Не научился. Но, пожалуйста, не… не отказывайся. Выходи за меня замуж!
Он всё-таки поцеловал меня. И я чуть не упала в те самые розы и… снова воскликнула:
– Андрей, но так не бывает!
– Чего не бывает? – ласковым шёпотом переспросил он.
– Не бывает, чтобы сразу столько всего хорошего… и это случилось со мной!
– Мариночка, любимая моя, ещё не так бывает…»
Наверное, бывает ещё и не так. Но и от этого «карамельного счастья» такая оскомина получилась – бр-р-р… Ну и поделом. Пойду лечиться классикой.

Москва без тайн

«Москва и москвичи» – тема вечная и, похоже, неисчерпаемая. В книге «Московские тайны: дворцы, усадьбы, судьбы» (издательства «Алгоритм», «ЭКСМО») «урок москвоведения» даёт известный искусствовед, писатель и историк Нина Молева. Обложка интригует: «Хранитель тайн Москвы о неизвестных страницах её истории». Четыреста с лишним «неизвестных страниц» – звучит заманчиво. Особенно если учесть, что о столице нашей родины написаны монбланы и эвересты исторической, публицистической, художественной и прочей литературы.
Итак, какие тайны ждут читателя-первооткрывателя на этот раз? Вот названия глав – «Донской монастырь» и «Храм Василия Блаженного», «Пожар Манежа» и «Патриаршие пруды», «Моя Остоженка» и «Большая Пресня», «Век Серебряный – музеи» и «Трамвай (1919 – 1954)» и т.д. – при всей своей разномастности показывают широкую панораму столичной жизни XVI – XX столетий. Конечно, надпись на обложке, как и полагается рекламе, преувеличивает. Многие «тайны» и просто исторические факты москвоведам известны. Например, история «русского «Наутилуса»: как при Петре Первом пытались построить подводную лодку («Ещё раз о «Наутилусе»). Или факты из жизни московского трамвая: «Помимо пассажирских перевозок, московский трамвай обслуживал и грузовые. Так было в годы Первой мировой войны и особенно в годы Великой Отечественной войны. Постоянно производились перевозки массовых грузов – строительных материалов, продовольствия, топлива и т.д.» Но если «трамвайная история» изложена художественно, цветисто («Утро в Москве начиналось с трамвайных звонков. Сначала где-то вдалеке: «дрынь!», «дрынь-дрынь!». Всё ближе. Всё настойчивее. Ведь утро же! Утро!»), то порой автор ограничивается изложением «статматериалов». Например, главка «Индустриализация» целиком состоит из сухих цифр: сообщается, сколько процентов составляла валовая продукция крупной промышленности столицы в 1920 году относительно 1913 года; доля государственной, кооперативной и частной промышленности в общем объёме продукции в 1925 году; длина трамвайных путей накануне Первой мировой и пр. Хотя любителям истории это тоже важно и интересно.
Но главная ценность книги всё же в другом. Вот очерк «Московская учительница»: во время войны «Софья Стефановна Матвеева, обыкновенная учительница самой рядовой 528-й московской школы», собирала второклашек в своей комнатке в коммуналке (в прифронтовом городе школы закрывались). Ну и что здесь интересного, спросите вы. Интересна, прежде всего, сама личность педагога Матвеевой: «Ровно 100 лет назад в канцелярию одного из старейших университетов Европы – парижской Сорбонны пришла женщина и записалась в студенты математического отделения. Совсем юная, модно одетая дама предъявила аттестат об окончании гимназии в совершенно непонятном для французов городе Ливны, на Орловщине, и согласие на её занятия мужа – подполковника русской армии, на попечении которого оставалась четырёхлетняя дочь. Из-за маленькой Тани «мадам Матвеефф»… вынуждена была учиться урывками, постоянно возвращаясь в Варшаву, где тогдашний подполковник служил в штабе Западных войск… После кончины в скупом наборе личных бумаг, которые Софья Стефановна хранила, родные нашли диплом магистра математики и письмо Французской ассоциации математиков: «Глубокоуважаемая коллега, поздравляя Вас с успехом Вашего последнего изыскания, желаем сил и настойчивости в дальнейших исследованиях…» А как Матвеева учила своих питомцев не только математике, но и «труду», «травоведению» и многому другому, разговор особый. И хотя имя Софьи Стефановны широкому читателю не скажет ничего, разве от этого её история менее интересна и замечательна? Русская литература всегда была добра и внимательна к так называемым маленьким людям. Похоже, пришёл черёд истории обратиться к «мелочам». Впрочем, в истории, как и в жизни, мелочей не бывает.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.