РАДИ НЕСКОЛЬКИХ СТРОЧЕК
№ 2007 / 52, 23.02.2015
Автор «Ворошиловского стрелка» вспоминает о том, что предшествовало его детективам
Звонит как-то Вячеслав Огрызко и спрашивает заботливым голосом:
– Витя, ты когда-нибудь имел хоть какое-нибудь отношение к газете?
– Я?! – ору я в восторженном гневе. – Да я весь из газеты! У меня до сих пор в лёгких свинцовые типографские пары! До сих пор самый страшный кошмар – нужно сдавать двести строк, а у меня ничего не готово!
Более того, я сознаю, что уже год ничего не сдавал в секретариат.
И просыпаюсь в холодном поту.
– Вот и напиши об этом, – говорит Слава.
– И про кошмары?
– И про них тоже. Если они у тебя нравственные.
– Случаются, – пробормотал я и положил трубку.
Господи! И какие пошли воспоминания!
Слава тебе, Слава! Ты поднял во мне такой пласт…
Город Днепропетровск. Я заканчиваю Горный институт – у меня диплом, высшее образование и нагрудный знак. Сказать, что я был слишком уж усердным студентом… Этого сказать нельзя. Большую часть молодого своего времени я проводил в соседнем Дворце студентов. Изостудия, литстудия, киностудия… Была ещё какая-то студия, уж подзабыл. Получаю направление на запорожский завод «Запорожсталь». В моём ведении подземное хозяйство этого металлургического монстра. Разумеется, не только в моём ведении – я простой инженер проектного отдела.
А за окном весна.
А мне – двадцать два.
А из окна четвёртого этажа проектного отдела виден Днепр, а на Днепре яхты под белыми парусами, а на яхтах загорелые тела… Вы знаете, какие тела были в 1961 году? Впрочем, откуда вам это знать… А ещё из окна были видны дали, уходящие за горизонт поезда, а ветры, какие были ветры в ту весну!
А вы говорите – подземные коммуникации завода «Запорожсталь»… Не надо мне об этом говорить.
А по радио песня: «Трое суток не спать, трое суток шагать ради нескольких строчек в газете…». Сейчас эти слова могут звучать глупо, для многих они и звучат глупо, а тогда эти слова переворачивали судьбы. Перевернули и мою.
Да, вспомнил, в Днепропетровском Дворце студентов я посещал ещё и фотостудию и достиг в этом деле неплохих результатов. Всеукраинские премии получал, первая премия плюс публикация в газете (летний закат на реке Самаре под Днепропетровском) составила 180 рублей. Неплохие, между прочим, по тем временам деньги. Так вот, о работе в газете я не смел и думать – настолько это было далеко, высоко и недоступно. И тогда институтский однокашник Володя Подгорный взял папку с моими снимками и отправился в редакцию газеты «Комсомолэць Запорижжя» – так это звучало на украинском языке. Он вошёл в небольшое одноэтажное здание редакции, а я остался сидеть в сквере на скамейке и кусать ногти.
Вовушка, его институтская кличка и сегодня, когда ему семьдесят, осталась за ним, так вот, когда Вовушка вышел из редакции, я, наверно, не вполне собой владел.
– Всё в порядке. Тебя берут. Иди, пиши заявление. Будешь фотокором.
– А снимки … Понравились?
– Они потрясены. Зарплата – семьдесят рублей. Втрое меньше, чем на заводе. Пойдёшь?
– Ты что! Я готов даром!
– Даром не надо. Когда-нибудь и покушать захочется.
Кстати – мои однокашники в Донбассе на шахтах уже получали семьсот рублей, они ездили на чёрных «волгах», когда я ещё мечтал о велосипеде. Но никогда, ни единого раза, ни на одну минуту не пожалел, не спохватился, не бросился под спасительный зонтик профессии горного инженера.
Таким было начало.
Вы знаете, что такое фотокорреспондент областной молодёжной газеты в шестидесятые годы? Нет, вы этого не знаете, да и откуда вам это знать. Может быть, лучше и не знать, но я всё-таки расскажу… Нынешние фотокоры, это всё равно что… Нет, сравнивать просто невозможно. Маленькая конура в два квадратных метра – это моя фотолаборатория. Я сам должен был снимать, транспорт только общественный, мне нужно было проявлять плёнки, печатать снимки, сушить их, глянцевать. И ещё – я должен был, отмеряя химикаты на детских весах, составлять проявители, закрепители, разводить их в водопроводной воде, отцеживать…
Но всё это были цветочки. Главное в другом – редактор Васыль Басараб… Как бы это сказать… Ему не нравились люди, которые разговаривали на русском языке. Собственно, я без труда мог бы говорить с ним и на украинском, если бы в этом было дело. Но дело было в другом – фамилия. Она у меня, кажется, более русская, нежели Иванов. Да, пятый пункт подвёл. Кстати, через годы он подводил меня и в Москве. Подробнее пояснять? Не буду.
Так вот, я отработал фотокорреспондентом областную посевную кампанию, уборочную, частенько посещал родной уже завод «Запорожсталь», по долгу службы побывал, и не по одному разу, на всех остальных заводах, а их в Запорожье видимо-невидимо, на стройках, в общежитиях, отразил все спортивные состязания, тогда же познакомился с юным Жаботинским, достойно показал отдых на базах отдыха… Я уже не говорю про сорок центнеров зерна с гектара, про рекордные опоросы, надои, про несушек-пеструшек и прочее, прочее, прочее.
Был случай. Мой друг Вовушка Подгорный получил задание – разбить кривую на территории «Запорожстали» под будущую железнодорожную ветку. А я, воспользовавшись тем, что оказался в это время на заводе, взялся ему помочь. Помнится, это было в апреле. И мы с ним эту кривую разбили. За полтора часа колышками пометили будущую ветку. А вечером выяснилось, что это были как раз те полтора часа, минута в минуту, когда Юрий Гагарин облетал вокруг Земного шара. Поэтому к освоению космического пространства чувствую себя вполне причастным.
А перед Новым годом я подал заявление об уходе по собственному желанию. Вернулся в родной город Днепропетровск совсем не на белом коне, если честно, то даже и не на коне. Поболтался какое-то время без дела и без денег, и ничего мне не оставалось, как прийти на поклон в редакцию молодёжной газеты «Молодый лэнинець» – так её название звучало на украинском. Сам пошёл, хватило духу, хотя Вовушка опять предлагал свои посреднические услуги. Дали мне пробное задание, и справился я с ним просто блестяще, описал спортивную жизнь во дворе какого-то дома. Турник у них там был – водопроводная труба между двумя деревьями, детская песочница, теннисный стол из неструганных досок и в качестве штанги железная ось с колёсами от какой-то вагонетки.
Взяли. Литературным работником. Зарплата такая же, что-то около семидесяти рублей. Но, заметьте, плацкартный билет в Москву стоил всего девять рублей. Прикиньте – сколько сейчас нужно зарабатывать на десять билетов до Днепропетровска!
Счастье было неописуемое! Газетная суета, постоянные истерики ответственного секретаря, которому опять нечего ставить в завтрашний номер, совершенно потрясающий запах свежего номера газеты! А дух типографии, когда там ещё работали линотипы, когда каждая строка отливалась в металле и, отлитая, ещё горячая, с металлическим грохотом падала в общую кучу, о Боже, моих строк! А сокращение этих строк, когда они не влезали в отмеренную ответсекретарём колонку! А срочное дописывание совершенно неизвестного тебе материала, когда в колонке оставалось пустое место! А весёлое и суматошное сочинение подписей к каким-то снимкам, которые пришли в типографию без подписей!
Ребята, это была настоящая жизнь. И если я сегодня такой, а не другой – это газета, это всё газета! А близкие тебе по духу, родные по духу бестолковые журналистки, эти юные оторвы! Какие были оторвы в шестидесятых годах прошлого века! Куда они все подевались, кому мешали, где их теперь найти!?
Я встречаюсь, сталкиваюсь иногда с нынешними… Нет, это нечто совершенно другое. Чёткие, деловые, до изнеможения трезвые. Признаюсь – мы тоже бывали трезвыми, но не часто. Это были времена, когда Хрущёв сказал: «Пусть советские люди пьют сладкое, а не горькое!». Мы прислушались к совету старшего товарища по партии. И какие сухие вина заполонили прилавки Советского Союза! Венгерские, румынские, немецкие, болгарские, югославские! Я до сих пор помню их названия, этикетки, форму бутылок, цены, помню с кем пил, какие глупые тосты произносил и какие отчаянные слова слышал в ответ от тех ж самых оторв.
Вот написал и подумал – а ведь я весь там, я до сих пор там, в тех суматошных газетных редакциях шестидесятых, семидесятых годов. А сейчас, здесь… Только присутствую, изредка, ненадолго, случайно… Я до сих пор разливаю болгарскую гамзу из оплетённой бутылки в затемнённые чаем стаканы, я и сегодня чокаюсь с Лариской Поляковой, с Кларой Агафоновой, Людой Шаповаловой – с тех пор она Пронина.
Ну, что сказать, этот душевный подъём не мог продолжаться долго и ничем хорошим закончиться не мог – шаловливость в меня вселилась, озорство. Пристрастился я тогда фельетоны писать. Ничего получались фельетоны. Особенно один, «Питекантропы» назывался. О диковатых нравах в городе Днепропетровске. И очень он в обкоме партии не понравился. Хотя в печать его подписали и главный редактор, и ответственный секретарь, и заведующий отделом… Выперли из газеты автора, то есть меня, Витю Пронина. А мои друзья и подруги дружно проголосовали за это решение. Партийная дисциплина, блин. Правда, уже на следующий день я вышел на работу в издательство, в промышленный отдел (вот когда пригодилось мне горное образование), в издательство, которое располагалось в этом же здании.
Казалось бы, всё прекрасно, всё продолжается, и ребята на новом месте оказались не хуже, и разнообразие сухих вин на проспекте Карла Маркса ничуть не обеднело, но всё-таки это была не газета. И хотя озорство осталось, его стало поменьше, на убыль пошло озорство, опять же годы. Однако же, как бы там ни было, укоренившееся газетное легкомыслие сыграло со мной злую шутку и через годы. Не сделал я карьеры в издательстве, не состоялось. Может, и к лучшему. Хотя и польза была – вышла моя первая книжечка с хиленькой повестью «Слепой дождь».
Но увидел я эту книжечку, в руках подержал, дух её вдохнул в себя, уже работая в потрясающем «Советском Сахалине». Так называлась эта газета в те годы, сейчас, наверно, переименовали в угоду новым веяниям. Прилетел я на остров в декабре, посадка была ночная, по трапу сошёл в хорошую такую метель. А обшарив все свои карманы уже в здании аэровокзала, насчитал я в своей молодой тогда ещё ладошке что-то около трёх рублей мелочью. Их хватило как раз, чтобы переночевать в коридоре гостиницы «Золотой клоп». Всю ночь гудел буран, ноги мне замело снегом сквозь выбитые стёкла окна, а верхняя половина моего туловища страдала от невыносимого жара раскалённой батареи – она обогревалась пережжённым паром, который бил из всех щелей проржавевших труб.
И ни одного знакомого человека на всю островную область – приятель, который и заманил меня туда, уехал в дальнюю командировку на Курилы, не то на остров Уруп, не то на Итуруп, но, как потом выяснилось, зимовал он на Парамушире.
И что? Уныние, отчаяние и горькое сожаление по поводу собственного безрассудства? Да ничего подобного! И первая моя дорога по утренним заснеженным улицам Южно-Сахалинска – куда? Конечно, в редакцию газеты. Только там брезжила какая-то надежда выжить, только там я мог найти понимание и поддержку, крышу и кормёжку.
И вот стою в кабинете главного редактора Василия Васильевича Парамошкина и, беспомощно разводя руками, хлопая глупыми своими ресницами, рассказываю, кто я такой, чего хочу и как мне плохо. А стоял я перед ним в красном свитере, который связала мне в дорогу юная моя жена Людмила. Маленькая подробность… Помните брови Леонида Ильича Брежнева? Так вот, брови нашего Генерального – это жалкая поросль по сравнению с бровями Парамошкина. Все эмоции, доступные ему и необходимые по жизни, он выражал этими самыми бровями – вскидывал, играл ими, выражая сомнения, колебания, раздумья, а разговаривая со мной, чаще всего прятался за этими бровями, поскольку не было у него никаких сил видеть мою беспомощность. Но наступил момент, когда он радостно поднял эти брови, в глазах его вспыхнул огонь, и он облегчённо откинулся на спинку стула. Это случилось, когда я сказал, что у меня высшее горное образование, я неплохо владею фотоаппаратом и у меня несколько лет газетного стажа.
– Так что же ты мне чушь несёшь! Значит, так… Все шахты Сахалина твои! Всё золото, нефть, газ и уголь – твои! Понял? Деньги есть?
– Копеек двадцать…
– Валя! – проревел Парамошкин, вызывая секретаршу. – Значит, так… Немедленно выписать подъёмные, аванс и командировочные. Сегодня вечерним рейсом наш новый сотрудник Пронин вылетает в Углегорск. На десять дней. Тема – проблемы угольных шахт Сахалина. К его возвращению – номер в гостинице. Семьдесят процентов оплачивает редакция. Вопросы есть? – повернулся Парамошкин ко мне.
– Да, вроде, всё ясно…
– Дуй в бухгалтерию! Валя проведёт. Валя, билет на самолёт и гостиница в Углегорске на тебе.
Так вот, оказывается, для чего я пять лет маялся в горном институте, сказал я себе, спускаясь по лестнице из редакции и ощущая в заднем кармане штанов плотную пачку денег. Подъёмные я тут же отправил в город Днепропетровск Людмиле и малолетнему дитю, которые остались там без средств к существованию, а с остальными деньгами в тот же вечер вылетел на маленьком, насквозь промёрзшем самолётике в самый центр острова, в город Углегорск – угольную столицу Сахалина.
Вспоминая иногда тот декабрьский день, кабинет Парамошкина, ночной вылет в Углегорск, я неизменно прихожу к одному и тому же выводу – он был самым счастливым из всех мною прожитых, он до сих пор светится в моём прошлом ярко и негасимо. Я не подвёл потрясающего человека Василия Васильевича Парамошкина – самолётами отправлял в редакцию свои очерки об угольных проблемах острова и ещё до того, как вернулся из этой командировки, в «Советском Сахалине» были опубликованы три громадных подвала с моими поисками и находками. Вздрогнул комбинат «Сахалинуголь», вздрогнул промышленный отдел обкома партии, вздрогнул город Углегорск – все хотели видеть и слышать главного редактора газеты, которая разразилась столь дерзкими материалами, столь суровыми критическимим выводами.
Вот как обернулось озорство, за которое меня выперли из днепропетровской газеты. А счастливый Парамошкин ходил по обкомовским коридорам с высоко поднятой головой и грозился первому секретарю Леонову Павлу Артёмовичу:
– Подождите маленько, вы не то прочитаете! Мы ещё до нефти не добрались, до газа!
– Вася, ты только это… Не очень, ладно? – бормотал Леонов, которому тоже эти мои материалы были кстати – дали деньги на реконструкцию.
Счастливые были времена! Передо мной открылись самые укромные уголки Сахалина, самые дальние командировки, Курилы… Но другие колокола уже гудели в моей душе. Где-то я говорил – на Сахалине нельзя оставаться слишком долго, затянет, засосёт, не отпустит. Собрались мы с тогда ещё юной Людмилой, подхватили на руки тогда ещё малолетнее дитё Инну и улетели. Рыдала Людмила, рыдало дитё… Улетели. В город Днепропетровск, где к тому времени мы уже никому не были нужны. Опять долги, суета, безнадёга.
Жалею, что покинул остров Сахалин, где меня приняли так радушно? Конечно. Но при этом понимаю – это было правильное решение. Герои романов уже голосили в моём сознании и требовали выхода. Случился и роман – «Особые условия», о Сахалине. Действие происходит на мысе Погиби. Более глухого и недоступного места на острове, наверно, и нет. Неплохая, в общем-то, получилась книжка – вторая премия на Всесоюзном конкурсе «За лучший роман о рабочем классе». Эта моя вторая премия не уступает, может быть, и первой, поскольку первой премией наградил себя председатель жюри этого же конкурса.
Но это уже были другие времена – Москва, журнал «Человек и закон» – по характеру работы почти газета, журнал «Огонёк»… Тут уже не до озорства, не до шалостей. А с 1983 года – вольные хлеба. Продержался до сегодняшнего дня, с трудом, но продержался. Только благодаря газете, газетной закалке. До сих пор, общаясь иногда с юными дарованиями, нет-нет да и сорвусь на шалый совет: «В газету бы тебя годика на два, на три… Многое бы открылось».
Не люблю слово «мечта», стараюсь не употреблять, глуповатым оно мне кажется. Но как удержаться от этого слова – хочу на Сахалин. Мечтаю. Хотя бы на месяц. Любыми парижами пожертвую, любыми канарами. Но нет уж дней тех светлых боле, когда под каждым лопухом готов был мне и стол, и кров. Кстати, лопухи на Сахалине, как и вся остальная растительность, необыкновенных, просто гигантских размеров. Был случай – мы втроём под одним листом лопуха часа два спасались от проливного сахалинского дождя.
До сих пор вспоминаю об этом со счастливой улыбкой на устах.
Сахалинские фотографии Виктора ПронинаВиктор ПРОНИН
Добавить комментарий