РАДИ НЕСКОЛЬКИХ СТРОЧЕК

№ 2007 / 52, 23.02.2015


Автор «Ворошиловского стрелка» вспоминает о том, что предшествовало его детективам

Звонит как-то Вячеслав Огрызко и спрашивает заботливым голосом:
– Витя, ты когда-нибудь имел хоть какое-нибудь отношение к газете?
– Я?! – ору я в восторженном гневе. – Да я весь из газеты! У меня до сих пор в лёгких свинцовые типографские пары! До сих пор самый страшный кошмар – нужно сдавать двести строк, а у меня ничего не готово!
Более того, я сознаю, что уже год ничего не сдавал в секретариат.
И просыпаюсь в холодном поту.
– Вот и напиши об этом, – говорит Слава.
– И про кошмары?
– И про них тоже. Если они у тебя нравственные.
– Случаются, – пробормотал я и положил трубку.

Господи! И какие пошли воспоминания!
Слава тебе, Слава! Ты поднял во мне такой пласт…
Город Днепропетровск. Я заканчиваю Горный институт – у меня диплом, высшее образование и нагрудный знак. Сказать, что я был слишком уж усердным студентом… Этого сказать нельзя. Большую часть молодого своего времени я проводил в соседнем Дворце студентов. Изостудия, литстудия, киностудия… Была ещё какая-то студия, уж подзабыл. Получаю направление на запорожский завод «Запорожсталь». В моём ведении подземное хозяйство этого металлургического монстра. Разумеется, не только в моём ведении – я простой инженер проектного отдела.
А за окном весна.
А мне – двадцать два.
А из окна четвёртого этажа проектного отдела виден Днепр, а на Днепре яхты под белыми парусами, а на яхтах загорелые тела… Вы знаете, какие тела были в 1961 году? Впрочем, откуда вам это знать… А ещё из окна были видны дали, уходящие за горизонт поезда, а ветры, какие были ветры в ту весну!
А вы говорите – подземные коммуникации завода «Запорожсталь»… Не надо мне об этом говорить.
А по радио песня: «Трое суток не спать, трое суток шагать ради нескольких строчек в газете…». Сейчас эти слова могут звучать глупо, для многих они и звучат глупо, а тогда эти слова переворачивали судьбы. Перевернули и мою.
Да, вспомнил, в Днепропетровском Дворце студентов я посещал ещё и фотостудию и достиг в этом деле неплохих результатов. Всеукраинские премии получал, первая премия плюс публикация в газете (летний закат на реке Самаре под Днепропетровском) составила 180 рублей. Неплохие, между прочим, по тем временам деньги. Так вот, о работе в газете я не смел и думать – настолько это было далеко, высоко и недоступно. И тогда институтский однокашник Володя Подгорный взял папку с моими снимками и отправился в редакцию газеты «Комсомолэць Запорижжя» – так это звучало на украинском языке. Он вошёл в небольшое одноэтажное здание редакции, а я остался сидеть в сквере на скамейке и кусать ногти.
Вовушка, его институтская кличка и сегодня, когда ему семьдесят, осталась за ним, так вот, когда Вовушка вышел из редакции, я, наверно, не вполне собой владел.
– Всё в порядке. Тебя берут. Иди, пиши заявление. Будешь фотокором.
– А снимки … Понравились?
– Они потрясены. Зарплата – семьдесят рублей. Втрое меньше, чем на заводе. Пойдёшь?
– Ты что! Я готов даром!
– Даром не надо. Когда-нибудь и покушать захочется.
Кстати – мои однокашники в Донбассе на шахтах уже получали семьсот рублей, они ездили на чёрных «волгах», когда я ещё мечтал о велосипеде. Но никогда, ни единого раза, ни на одну минуту не пожалел, не спохватился, не бросился под спасительный зонтик профессии горного инженера.
Таким было начало.
Вы знаете, что такое фотокорреспондент областной молодёжной газеты в шестидесятые годы? Нет, вы этого не знаете, да и откуда вам это знать. Может быть, лучше и не знать, но я всё-таки расскажу… Нынешние фотокоры, это всё равно что… Нет, сравнивать просто невозможно. Маленькая конура в два квадратных метра – это моя фотолаборатория. Я сам должен был снимать, транспорт только общественный, мне нужно было проявлять плёнки, печатать снимки, сушить их, глянцевать. И ещё – я должен был, отмеряя химикаты на детских весах, составлять проявители, закрепители, разводить их в водопроводной воде, отцеживать…
Но всё это были цветочки. Главное в другом – редактор Васыль Басараб… Как бы это сказать… Ему не нравились люди, которые разговаривали на русском языке. Собственно, я без труда мог бы говорить с ним и на украинском, если бы в этом было дело. Но дело было в другом – фамилия. Она у меня, кажется, более русская, нежели Иванов. Да, пятый пункт подвёл. Кстати, через годы он подводил меня и в Москве. Подробнее пояснять? Не буду.
Так вот, я отработал фотокорреспондентом областную посевную кампанию, уборочную, частенько посещал родной уже завод «Запорожсталь», по долгу службы побывал, и не по одному разу, на всех остальных заводах, а их в Запорожье видимо-невидимо, на стройках, в общежитиях, отразил все спортивные состязания, тогда же познакомился с юным Жаботинским, достойно показал отдых на базах отдыха… Я уже не говорю про сорок центнеров зерна с гектара, про рекордные опоросы, надои, про несушек-пеструшек и прочее, прочее, прочее.
Был случай. Мой друг Вовушка Подгорный получил задание – разбить кривую на территории «Запорожстали» под будущую железнодорожную ветку. А я, воспользовавшись тем, что оказался в это время на заводе, взялся ему помочь. Помнится, это было в апреле. И мы с ним эту кривую разбили. За полтора часа колышками пометили будущую ветку. А вечером выяснилось, что это были как раз те полтора часа, минута в минуту, когда Юрий Гагарин облетал вокруг Земного шара. Поэтому к освоению космического пространства чувствую себя вполне причастным.
А перед Новым годом я подал заявление об уходе по собственному желанию. Вернулся в родной город Днепропетровск совсем не на белом коне, если честно, то даже и не на коне. Поболтался какое-то время без дела и без денег, и ничего мне не оставалось, как прийти на поклон в редакцию молодёжной газеты «Молодый лэнинець» – так её название звучало на украинском. Сам пошёл, хватило духу, хотя Вовушка опять предлагал свои посреднические услуги. Дали мне пробное задание, и справился я с ним просто блестяще, описал спортивную жизнь во дворе какого-то дома. Турник у них там был – водопроводная труба между двумя деревьями, детская песочница, теннисный стол из неструганных досок и в качестве штанги железная ось с колёсами от какой-то вагонетки.
Взяли. Литературным работником. Зарплата такая же, что-то около семидесяти рублей. Но, заметьте, плацкартный билет в Москву стоил всего девять рублей. Прикиньте – сколько сейчас нужно зарабатывать на десять билетов до Днепропетровска!
Счастье было неописуемое! Газетная суета, постоянные истерики ответственного секретаря, которому опять нечего ставить в завтрашний номер, совершенно потрясающий запах свежего номера газеты! А дух типографии, когда там ещё работали линотипы, когда каждая строка отливалась в металле и, отлитая, ещё горячая, с металлическим грохотом падала в общую кучу, о Боже, моих строк! А сокращение этих строк, когда они не влезали в отмеренную ответсекретарём колонку! А срочное дописывание совершенно неизвестного тебе материала, когда в колонке оставалось пустое место! А весёлое и суматошное сочинение подписей к каким-то снимкам, которые пришли в типографию без подписей!
Ребята, это была настоящая жизнь. И если я сегодня такой, а не другой – это газета, это всё газета! А близкие тебе по духу, родные по духу бестолковые журналистки, эти юные оторвы! Какие были оторвы в шестидесятых годах прошлого века! Куда они все подевались, кому мешали, где их теперь найти!?
Я встречаюсь, сталкиваюсь иногда с нынешними… Нет, это нечто совершенно другое. Чёткие, деловые, до изнеможения трезвые. Признаюсь – мы тоже бывали трезвыми, но не часто. Это были времена, когда Хрущёв сказал: «Пусть советские люди пьют сладкое, а не горькое!». Мы прислушались к совету старшего товарища по партии. И какие сухие вина заполонили прилавки Советского Союза! Венгерские, румынские, немецкие, болгарские, югославские! Я до сих пор помню их названия, этикетки, форму бутылок, цены, помню с кем пил, какие глупые тосты произносил и какие отчаянные слова слышал в ответ от тех ж самых оторв.
Вот написал и подумал – а ведь я весь там, я до сих пор там, в тех суматошных газетных редакциях шестидесятых, семидесятых годов. А сейчас, здесь… Только присутствую, изредка, ненадолго, случайно… Я до сих пор разливаю болгарскую гамзу из оплетённой бутылки в затемнённые чаем стаканы, я и сегодня чокаюсь с Лариской Поляковой, с Кларой Агафоновой, Людой Шаповаловой – с тех пор она Пронина.
Ну, что сказать, этот душевный подъём не мог продолжаться долго и ничем хорошим закончиться не мог – шаловливость в меня вселилась, озорство. Пристрастился я тогда фельетоны писать. Ничего получались фельетоны. Особенно один, «Питекантропы» назывался. О диковатых нравах в городе Днепропетровске. И очень он в обкоме партии не понравился. Хотя в печать его подписали и главный редактор, и ответственный секретарь, и заведующий отделом… Выперли из газеты автора, то есть меня, Витю Пронина. А мои друзья и подруги дружно проголосовали за это решение. Партийная дисциплина, блин. Правда, уже на следующий день я вышел на работу в издательство, в промышленный отдел (вот когда пригодилось мне горное образование), в издательство, которое располагалось в этом же здании.
Казалось бы, всё прекрасно, всё продолжается, и ребята на новом месте оказались не хуже, и разнообразие сухих вин на проспекте Карла Маркса ничуть не обеднело, но всё-таки это была не газета. И хотя озорство осталось, его стало поменьше, на убыль пошло озорство, опять же годы. Однако же, как бы там ни было, укоренившееся газетное легкомыслие сыграло со мной злую шутку и через годы. Не сделал я карьеры в издательстве, не состоялось. Может, и к лучшему. Хотя и польза была – вышла моя первая книжечка с хиленькой повестью «Слепой дождь».
Но увидел я эту книжечку, в руках подержал, дух её вдохнул в себя, уже работая в потрясающем «Советском Сахалине». Так называлась эта газета в те годы, сейчас, наверно, переименовали в угоду новым веяниям. Прилетел я на остров в декабре, посадка была ночная, по трапу сошёл в хорошую такую метель. А обшарив все свои карманы уже в здании аэровокзала, насчитал я в своей молодой тогда ещё ладошке что-то около трёх рублей мелочью. Их хватило как раз, чтобы переночевать в коридоре гостиницы «Золотой клоп». Всю ночь гудел буран, ноги мне замело снегом сквозь выбитые стёкла окна, а верхняя половина моего туловища страдала от невыносимого жара раскалённой батареи – она обогревалась пережжённым паром, который бил из всех щелей проржавевших труб.
И ни одного знакомого человека на всю островную область – приятель, который и заманил меня туда, уехал в дальнюю командировку на Курилы, не то на остров Уруп, не то на Итуруп, но, как потом выяснилось, зимовал он на Парамушире.
И что? Уныние, отчаяние и горькое сожаление по поводу собственного безрассудства? Да ничего подобного! И первая моя дорога по утренним заснеженным улицам Южно-Сахалинска – куда? Конечно, в редакцию газеты. Только там брезжила какая-то надежда выжить, только там я мог найти понимание и поддержку, крышу и кормёжку.
И вот стою в кабинете главного редактора Василия Васильевича Парамошкина и, беспомощно разводя руками, хлопая глупыми своими ресницами, рассказываю, кто я такой, чего хочу и как мне плохо. А стоял я перед ним в красном свитере, который связала мне в дорогу юная моя жена Людмила. Маленькая подробность… Помните брови Леонида Ильича Брежнева? Так вот, брови нашего Генерального – это жалкая поросль по сравнению с бровями Парамошкина. Все эмоции, доступные ему и необходимые по жизни, он выражал этими самыми бровями – вскидывал, играл ими, выражая сомнения, колебания, раздумья, а разговаривая со мной, чаще всего прятался за этими бровями, поскольку не было у него никаких сил видеть мою беспомощность. Но наступил момент, когда он радостно поднял эти брови, в глазах его вспыхнул огонь, и он облегчённо откинулся на спинку стула. Это случилось, когда я сказал, что у меня высшее горное образование, я неплохо владею фотоаппаратом и у меня несколько лет газетного стажа.
– Так что же ты мне чушь несёшь! Значит, так… Все шахты Сахалина твои! Всё золото, нефть, газ и уголь – твои! Понял? Деньги есть?
– Копеек двадцать…
– Валя! – проревел Парамошкин, вызывая секретаршу. – Значит, так… Немедленно выписать подъёмные, аванс и командировочные. Сегодня вечерним рейсом наш новый сотрудник Пронин вылетает в Углегорск. На десять дней. Тема – проблемы угольных шахт Сахалина. К его возвращению – номер в гостинице. Семьдесят процентов оплачивает редакция. Вопросы есть? – повернулся Парамошкин ко мне.
– Да, вроде, всё ясно…
– Дуй в бухгалтерию! Валя проведёт. Валя, билет на самолёт и гостиница в Углегорске на тебе.
Так вот, оказывается, для чего я пять лет маялся в горном институте, сказал я себе, спускаясь по лестнице из редакции и ощущая в заднем кармане штанов плотную пачку денег. Подъёмные я тут же отправил в город Днепропетровск Людмиле и малолетнему дитю, которые остались там без средств к существованию, а с остальными деньгами в тот же вечер вылетел на маленьком, насквозь промёрзшем самолётике в самый центр острова, в город Углегорск – угольную столицу Сахалина.
Вспоминая иногда тот декабрьский день, кабинет Парамошкина, ночной вылет в Углегорск, я неизменно прихожу к одному и тому же выводу – он был самым счастливым из всех мною прожитых, он до сих пор светится в моём прошлом ярко и негасимо. Я не подвёл потрясающего человека Василия Васильевича Парамошкина – самолётами отправлял в редакцию свои очерки об угольных проблемах острова и ещё до того, как вернулся из этой командировки, в «Советском Сахалине» были опубликованы три громадных подвала с моими поисками и находками. Вздрогнул комбинат «Сахалинуголь», вздрогнул промышленный отдел обкома партии, вздрогнул город Углегорск – все хотели видеть и слышать главного редактора газеты, которая разразилась столь дерзкими материалами, столь суровыми критическимим выводами.
Вот как обернулось озорство, за которое меня выперли из днепропетровской газеты. А счастливый Парамошкин ходил по обкомовским коридорам с высоко поднятой головой и грозился первому секретарю Леонову Павлу Артёмовичу:
– Подождите маленько, вы не то прочитаете! Мы ещё до нефти не добрались, до газа!
– Вася, ты только это… Не очень, ладно? – бормотал Леонов, которому тоже эти мои материалы были кстати – дали деньги на реконструкцию.
Счастливые были времена! Передо мной открылись самые укромные уголки Сахалина, самые дальние командировки, Курилы… Но другие колокола уже гудели в моей душе. Где-то я говорил – на Сахалине нельзя оставаться слишком долго, затянет, засосёт, не отпустит. Собрались мы с тогда ещё юной Людмилой, подхватили на руки тогда ещё малолетнее дитё Инну и улетели. Рыдала Людмила, рыдало дитё… Улетели. В город Днепропетровск, где к тому времени мы уже никому не были нужны. Опять долги, суета, безнадёга.
Жалею, что покинул остров Сахалин, где меня приняли так радушно? Конечно. Но при этом понимаю – это было правильное решение. Герои романов уже голосили в моём сознании и требовали выхода. Случился и роман – «Особые условия», о Сахалине. Действие происходит на мысе Погиби. Более глухого и недоступного места на острове, наверно, и нет. Неплохая, в общем-то, получилась книжка – вторая премия на Всесоюзном конкурсе «За лучший роман о рабочем классе». Эта моя вторая премия не уступает, может быть, и первой, поскольку первой премией наградил себя председатель жюри этого же конкурса.
Но это уже были другие времена – Москва, журнал «Человек и закон» – по характеру работы почти газета, журнал «Огонёк»… Тут уже не до озорства, не до шалостей. А с 1983 года – вольные хлеба. Продержался до сегодняшнего дня, с трудом, но продержался. Только благодаря газете, газетной закалке. До сих пор, общаясь иногда с юными дарованиями, нет-нет да и сорвусь на шалый совет: «В газету бы тебя годика на два, на три… Многое бы открылось».
Не люблю слово «мечта», стараюсь не употреблять, глуповатым оно мне кажется. Но как удержаться от этого слова – хочу на Сахалин. Мечтаю. Хотя бы на месяц. Любыми парижами пожертвую, любыми канарами. Но нет уж дней тех светлых боле, когда под каждым лопухом готов был мне и стол, и кров. Кстати, лопухи на Сахалине, как и вся остальная растительность, необыкновенных, просто гигантских размеров. Был случай – мы втроём под одним листом лопуха часа два спасались от проливного сахалинского дождя.
До сих пор вспоминаю об этом со счастливой улыбкой на устах.

Сахалинские фотографии Виктора ПронинаВиктор ПРОНИН

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.