Омар Хайям из Коктебеля

№ 2009 / 37, 23.02.2015

Человек, посетивший Нижний буфет раз-другой, может впасть в заблуждение и решить, что жизнь здесь хотя временами и забавна, но достаточно однообразна. Так вот, спешу заверить – ничего подобного!

Фольклор Нижнего буфета


Человек, посетивший Нижний буфет раз-другой, может впасть в заблуждение и решить, что жизнь здесь хотя временами и забавна, но достаточно однообразна. Так вот, спешу заверить – ничего подобного! Душа этого заведения, Юрий Васильевич Куксов, поэт, прозаик, мыслитель, знаток жизни и напитков, никогда не позволит поселиться здесь скуке и однообразию. И если заподозрит, всего лишь заподозрит, что кто-либо из обитателей Нижнего буфета начитает иссякать в финансовом ли смысле слова, в умственном, если человек перестал замечать женские формы или изысканность форм бутылочных, он тут же находит ему достойную замену.






Георгий МЕЛЬНИК
Георгий МЕЛЬНИК

Так появился в Нижнем буфете гость из Коктебеля Георгий Сергеевич Мельник, тоже поэт, мыслитель, знаток жизни и напитков. В быту, в том же Нижнем буфете, он охотно откликается на имя Жора, хотя в многочисленных публикациях его частенько называют Омаром Хайямом из Коктебеля, отдавая должное его таланту, жизнелюбию и потрясающему сходству в творчестве с древним Омаром ибн-Ибрахимом Нишапурским, тоже, между прочим, неплохим поэтом и мыслителем.


Так вот, сидим мы как-то с Куксовым за угловым столиком, рассуждаем, как водится, о жизни и о различных её проявлениях в Нижнем буфете, как вдруг приоткрывается дверь и в помещение протискивается мужичок при очках и чёрной сумке, которая тяжестью своей перекосила всю его фигуру.


– Жора! – заорал вдруг Куксов и, опрокидывая столы и стулья, рванулся к гостю. Это и был Жора Мельник, коктебельский поэт, известный под именем… Хотя я об этом уже говорил. А что касается его знаменитой чёрной сумки, то каждый обитатель Нижнего буфета мгновенно догадался, что там позвякивает, и этак незаметно, как бы между прочим, переместился поближе к нашему угловому столику, чтобы все радости жизни оказались для него на расстоянии вытянутой руки. Прошло совсем немного времени, и эти радости жизни в золотистых играющих бликах были разлиты по гранёным стаканам, а в чёрной сумке, между тем, что-то продолжало призывно позвякивать и полыхать опять же золотистыми бликами…


Вы когда-нибудь пили в Нижнем буфете настоящий коктебельский коньяк, пили? Как жаль, что вас тогда не было с нами!


Талант Георгия Мельника был столь огромен, а его чёрная сумка была так вместительна, что он на несколько часов заполонил собой и своими стихами весь Нижний буфет. Да, Жора читал стихи, а классик щедро делился с обитателями буфета своими восторгами.



Куксов поднялся, обвёл всех обитателей Нижнего буфета сияющим взором, как бы в предвкушении неземного блаженства, и произнёс… Нет, он не сказал, не прокричал в пространство буфета, он произнёс:


– Жора… Не все здесь достаточно наслышаны о тебе, поэтому прошу… Представься. Пусть все проникнутся счастливым моментом!


Жора поднялся, потоптался у нашего столика…


– Ну, что сказать…







Мне лишнего не надо –


Была бы у окна


Беседка с виноградом,


Бутылочка вина,



С домашней снедью столик,


Нехитрая постель…


Я скромный алкоголик


В посёлке Коктебель.



– Ну, что ж… – рассудительно произнёс Куксов, – откровенность тоже должна иметь свои границы. Нет ничего тягостнее в собутыльнике, нежели безудержная, незатихающая откровенность. Тайна! Всегда должна оставаться тайна! В стихах, в женщине, в собутыльнике! Согласен? – резко повернулся он к Жоре.


– Поэтому я прочитал лишь отрывок из маленькой поэмы об алкоголике из Коктебеля.


– И в этой поэме ты…







– Я славлю коктебельское вино


За сладость незаметного


глупенья,


За мягкость беззаботного


общенья,


Которое дарует нам оно.



– Вы слышали?! – взревел мыслитель, вскакивая со своего стула. – Вот чем мы занимаемся в Нижнем буфете! Сладость беззаботного общенья, как сказал поэт! А нам здесь что говорят?! Нас срамят! Но всегда найдётся человек, который всё назовёт своими именами! Продолжай, Жора!







– О, если б, молодость, ты знала,


О, если б, старость, ты могла,


То зрелость ярче бы гуляла


И не жалела капитала


Для милых дам и для вина!



Куксов как-то странно замолчал, подперев клочковатую бороду тощеватыми кулачками, и, внимательнее взглянув на него, я вдруг увидел, что из глаз мыслителя выкатываются редкие крупные слезинки и теряются в щетинистых его щеках.


– Это про меня, это всё про меня, – задыхаясь в рыданиях, проговорил он. – Я никогда не жлобился ни на дам, ни на вино, но, только услышав строки Омара нашего коктебельского, понял, что мог быть и щедрее! Господи! Да я обязан быть щедрее! Как и все мы, между прочим, – закончил Куксов уже твёрдым голосом и суровым взором окинул притихших обитателей. И махнул Жоре рукой – продолжай, дескать.


– Ну, что ж, – Жора помолчал. – Здесь не место для длинных поэм, поэтому прочту ещё один куплетик…







Казалось бы, чего не жить –


И выпить есть, и закусить,


Да праздничных четыре дня…


Лишь нет любимой у меня.



И так далее, и тому подобное… Или вот ещё нечто печальное…







Ни мысли, ни в рифму строки,


Ни общей канвы разговора,


Ни прикосновений руки,


Ни проникновенного взора…


Ни полной бутылки вина,


Ни линий зовущего стана,


Лишь с неба струится Луна


По граням пустого стакана.



– Так наполним же наши стаканы! – воскликнул мыслитель, опуская руку в бездонную омаровскую сумку.


Жора Мельник не мог упустить прозвучавшую под сводами Нижнего буфета тему и тут же включился в разговор…







– Когда звучит призыв «Налей!»,


То утверждать я не устану –


Мне блеск гранёного стакана


Милей всех кубков королей!



Сольёмся, друг, ведь мы с тобой,


Пожалуй, братья – два сосуда,


Наполненно живём, покуда


Полно в нас жидкости хмельной!



Одобрительный и единодушный гул Нижнего буфета красноречиво подтвердил, что поэзия Георгия Сергеевича Мельника получила настоящую путёвку в жизнь, и теперь уже эту его песню поистине «не задушишь, не убьёшь».


– Простите, пожалуйста, Омар Сергеевич, – поднялась из-за столика представительная дама в алой фетровой шляпе с широкими полями.


– Меня зовут Георгий Хайямович, – серьёзно поправил даму Мельник.


– Тем более, – невозмутимо кивнула алая шляпа. – Скажите, женщины в ваших стихах присутствуют?


– Постоянно, – заверил её Жора. – Вот, например…







Вина! Шампанского! Сейчас!


Из тонкостенного бокала!


Я так любить желаю вас!


Мне лишь любви недоставало!



Всю ночь шампанское лилось,


Пока рассвет нас не приветил,


А после сладко так спалось –


Вы в ночь ушли… Я не заметил.



– Ещё, пожалуйста, – зарделась от смущения дама. – Только чтобы конец был не столь печален. Мне кажется, вы на себя наговариваете, вы не такой.


– Концу не прикажешь, – тонко заметил поэт Куксов и тоже зарделся.


– Как скажете, – повёл плечами Мельник. –







Мила мне женщина с вином,


С такой всегда готов к причастью,


Не только ночью, даже днём,


Лишь бы найти хмельное счастье.



Но дни проходят, меркнет свет,


Я вновь наедине с сомненьем –


Или она источник бед,


Или глубокое похмелье?



– А социальность, международные отношения, политика вам доступны? – не унималась шляпа.







– Не пей, красавица, при мне


Ты вина Грузии заморской,


У нас в Крыму портвейн


Приморский


Вполне приемлем по цене.



– Пейзажная лирика вас тоже интересует?


– Ха! – весело воскликнул Жора и пригубил коктебельского коньяку. – Постоянно! Круглый год! Сейчас вспомню…







О, ты, пьянящая весна,


Ты, упоительное лето,


Для коктебельского поэта –


Пора пьянительного сна!



И осень – пьяница в плаще,


Зима – алкаш в потёртой шапке,


А кабы мне ещё и бабки,


Я не трезвел бы вообще!



– Ну что, поэты, мыслители, вольнодумцы? – воскликнул Куксов с некоторой глумливостью в голосе и осуждающе посмотрел в глаза каждому из обитателей Нижнего буфета. – У вас насыщенная литературная жизнь? У вас поездки, встречи, чтения и обсуждения? Презентации, доклады, семинары? Фуршеты и банкеты? Это прекрасно! А стихи вы писать не пробовали?


Обитатели посрамлённо молчали, опустив взоры в стаканы.

Участвовал в творческой встрече,
слушал и записывал
постоянный обитатель
Нижнего буфета
Виктор ПРОНИН

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.