Возвращение Штирлица

№ 2009 / 42, 23.02.2015

Вся Россия вот уже вторую неделю смотрит телесериал Сергея Урсуляка «Исаев».
Как всегда, мнения народа разделились. Первые серии вызвали восторг у живущей во Франции старшей дочери Юлиана Семёнова

Вся Россия вот уже вторую неделю смотрит телесериал Сергея Урсуляка «Исаев».


Как всегда, мнения народа разделились. Первые серии вызвали восторг у живущей во Франции старшей дочери Юлиана Семёнова – Ольги, у телезвезды Марии Ситтель и у журналистов «Известий». Ворчат только сотрудники «Коммерсанта». Да ещё недовольна семья киноактёра Вячеслава Тихонова.


А вот «Комсомолка» уже на фильме вовсю делает бизнес. Во все газетные киоски поступили в продажу первые три повести о первых шагах Штирлица.


Так кто же придумал этого разведчика?







Юлиан СЕМЁНОВ
Юлиан СЕМЁНОВ

Штирлица придумал писатель Юлиан Семёнов. Будущий писатель родился 8 октября 1931 года в Москве. Его отец – Семён Александрович Ляндрес был убеждённым большевиком. В тридцатые годы он работал заместителем редактора газеты «Известия» и входил в ближайшее окружение Николая Бухарина. Кстати, родной брат Ляндреса – Илья Алексадрович тоже ходил в больших шпионах, он долго служил в органах НКВД, пока в 36-м году его не этапировали на Колыму. А вот мать Юлиана Семёнова – Галина Николаевна Ноздрина почти всю жизнь проработала учительницей истории в одной из самых обычных московских школ.


В детстве Юлиан Семёнов хотел стать дирижёром. Но потом он заболел кино и собрался сдавать экзамены во ВГИК. Однако против этого резко выступил его отец. Он считал, что актёрство – это несерьёзно. И по его настоянию сын в 1949 году поступил в Московский институт востоковедения. Там он вскоре близко сошёлся с Евгением Примаковым и Олегом Пересыпкиным, которые впоследствии стали главными лицами российской дипломатии. Кроме того, в институте Семёнов всерьёз и надолго увлёкся боксом.


Радужная жизнь беззаботного московского студента прервалась весной 1952 года после ареста его полупарализованного отца. В чём тогда только не обвинили бывшего соратника Бухарина. Уже летом 1965 года он в письме Илье Эренбургу рассказывал: «Однажды один из моих следователей потребовал признания не только в том, что я то ли запасный правый, то ли запасный левый, но и член какого-то подпольного еврейского правительства, связанного с зарубежной разведкой. Как вещественное доказательство он мне предъявил подшитые в разных делах «документы». В их числе была глава из одного из романов графомана Н.Шпанова, письмо, адресованное мне бывшим директором издательства «Дер Эмес» Стронгиным и еврейский алфавит, напечатанный большими буквами на большом зеленоватом листке бумаги».


Сразу после ареста отца Юлиана исключили из института и выгнали из комсомола. И ещё неизвестно, как бы сложилась дальнейшая его судьба, если б в марте 1953 года не последовала смерть Сталина. А так он отделался, можно сказать, лёгким испугом. Ему потом дозволили вернуться на студенческую скамью и в 1954 году защитить дипломную работу «Классовая структура афганского общества на современном этапе».


После института Юлиан поступил в аспирантуру истфака МГУ, где его научным руководителем оказался брат Ларисы Рейснер. Но до диссертации дело так и не дошло. Чекисты нашли способному востоковеду другое применение. Вскоре его прикрепили к Никите Хрущёву (он, в частности, переводил переговоры советского лидера с последним шахом Ирана Мохаммедом Реза Пехлеви), а потом отправили в Кабул. Тогда же молодой востоковед через своего приятеля Андрона Михалкова познакомился на Николиной Горе с падчерицей Сергея МихалковаЕкатериной Михалковой. Их свадьба состоялась 12 апреля 1955 года.


Разъезжая по службе по миру, Юлиан взял за правило вести дневники, на материале которых он в 1957 – 1958 годах написал несколько романтических рассказов. Эти рассказы принял один из московских журналов. Но редакторы, не забывшие дело космополитов, на всякий случай потребовали от автора скрыться за псевдоним. Он, не мудрствуя, остановил свой выбор на фамилии Семёнов.






Юлиан СЕМЁНОВ
Юлиан СЕМЁНОВ

Свою дебютную книгу «Дипломатический агент» Семёнов посвятил первому российскому послу в Афганистане Ивану Виткевичу. С ней он потом хотел вступить в Союз писателей. Но на приёмной комиссии его кандидатуру категорически зарубили писатель-историк И.Гус и сатирик Л.Ленч. Членский билет ему выдали лишь после вмешательства главного редактора журнала «Знамя» Вадима Кожевникова и директора Института мировой литературы Бориса Сучкова. Правда, когда через год Семёнов тому же Кожевникову принёс рукопись повести о полярных лётчиках «При исполнении служебных обязанностей», где вскользь затрагивалась тема репрессий, главный «знаменосец» тут же умыл руки. Одни утверждали, что Кожевников побоялся какой-либо критики Сталина. Якобы Сталин очень любил прозу Кожевникова. Говорили, что когда Кожевников издал свою повесть «Март-апрель», Сталин в знак благодарности прислал ему конверт с десятью тысячами рублей. Но была и другая версия, почему Кожевников отклонил семёновскую повесть «При исполнении служебных обязанностей». Семёнов, по сути, восхвалял героя Арктики Илью Мазурука, у которого Кожевников в своё время отбил жену. В общем, в итоге семёновское творение появилось не в «Знамени», а в «Юности», которую после великого циника Валентина Катаева принял в свои руки графоман Борис Полевой.


В московских литературных кругах Семёнова считали везунчиком. При нём всегда были большие деньги. Он сразу мог позволить себе приобрести не какой-то допотопный «Запорожец», а машину министров «ЗИМ». Приятельствовавший с ним в молодости Анатолий Гладилин позже в своей мемуарной книге «Улица генералов» (М., 2008) писал: «Все знали, да и Юлик этого не скрывал, что образцом для подражания для него является Эрнест Хемингуэй. Он хотел, как и Хемингуэй, много ездить по свету, много писать, охотиться, заниматься спортом и не быть стеснённым в деньгах. У Юлика и бородка была а-ля Хемингуэй. Юра Киршон, изощрённый острослов, мне рассказал, что когда умер Хемингуэй, он послал Семёнову телеграмму соболезнования, и тот воспринял это как должное. Как-то я спросил Семёнова: «Юлик, если ты подражаешь Хемингуэю, спортсмену и охотнику, то почему, извини, ты такой толстый?» – «Это не лишний вес, – без своего обычного юмора ответил Юлик. – Это сердце. В шахте был взрыв, и я бежал две тысячи ступенек наверх». Может, тогда я понял, что не всё знаю про везунка Семёнова. И значительно позже, в разгар перестройки, когда я прочитал воспоминания Семёнова о его отце, как он, совсем юным, тайно ездил к нему на свидания в лагерь, я ещё раз убедился, что не всё было так просто в семёновской биографии. И на самом деле подражание Хемингуэю было игрой, а лепил он свою жизнь, конечно, не с товарища Дзержинского, но с человека, пришедшего в то же ведомство, своего старого дружка Виктора Луи».


Рубежным в писательской биографии Юлиана Семёнова стал, судя по всему, 1962 год. С одной стороны, его тогда по уши увлекла милицейская романтика. Он сдружился с полковником московского уголовного розыска Вячеславом Кривенко, который подсказал ему сюжеты для милицейского детектива «Петровка, 38». В этой книге Семёнов вывел своего приятеля под фамилией Костенко. Позже линию Кривенко – Костенко писатель продолжит в романе «Огарёва, 6» и в ряде других своих милицейских повестей. А с другой стороны, Семёнов не захотел расставаться и с политической разведкой.


Уже зимой 1985 года писатель, передавая через меня пограничникам таёжного хорского района свои романы, вспомнил одну историю, как в 1962 году по заданию главного редактора журнала «Огонёк» Анатолия Софронова он оказался в Хабаровске, где в одном из архивов ему в глаза бросилась небольшая записка. «Комиссар Восточного фронта П.Постышев сообщал В.Блюхеру о приезде человека от Ф.Дзержинского. В записке говорилось также о том, что люди Постышева благополучно переправили этого человека через нейтральную зону во Владивосток и он вроде начал работать. Записка меня заинтересовала. Захотелось узнать, кто был этот человек, с каким поручением послал его на Дальний Восток Дзержинский, выполнено ли это поручение. Я повёл поиски, на основе которых написал роман «Пароль не нужен». Книга заканчивалась событиями 1922 года. Но ещё в процессе работы мне удалось собрать такие материалы, которые не вместились в рамки одного романа. Тогда появилась идея продолжить повествование о советском разведчике Исаеве-Штирлице, вылившаяся потом в цикл романов и повестей «Альтернатива» («Книжное обозрение», 1985, 22 февраля).


Семёнов, правда, умолчал о том, какую страшную цену он заплатил за свою эпопею о Штирлице. Он ведь с юности просто обожал охоту. Особенно ему нравилось бить лосей в подмосковной Рузе. Но однажды кто-то из охотников промахнулся, и пуля рикошетом задела местного егеря. Следствие длилось десять месяцев. Одни считали, что роковой выстрел произвёл актёр Столяров, другие винили писателя. А тут ещё Семёнов, не дожидаясь приговора, взял на себя все финансовые заботы о семье погибшего егеря. Это, видимо, и предопределило решение суда. Писателю в итоге дали год, но, правда, условно.






Юлиан Семёнов (крайний справа) на Северном полюсе
Юлиан Семёнов (крайний справа)
на Северном полюсе

Кстати, Анатолий Гладилин позже высказал версию, будто Семёнова не посадили в тюрьму лишь из-за вмешательства спецслужб. Якобы в следствие вмешался его влиятельный тесть Сергей Михалков. Гладилин прямо писал: «Из уголовного дела Юлика вытащил его тесть, Сергей Михалков, обратившись к своим покровителям в КГБ. Но там, соответственно, поставили условия. И с тех пор Семёнов стал писать не о полярниках или милиционерах, а о храбрых рыцарях с холодной головой, чистыми руками и т.д. Вопрос: какие всё-таки отношения были у Юлика с ГБ? То есть, грубо говоря, носил он погоны или нет? И опять же, тут несколько версий. Одна из версий официальная, самого Семёнова, для советской печати, правда, уже времён перестройки. В интервью какой-то газете (сам это читал) Юлик рассказывал, что ГБ ему давало материалы для книг, «но, клянусь, я не был сотрудником КГБ». Более того, его вызвал Андропов и сказал, что из книг Семёнова, написанных по материалам ГБ, торчат уши этого ведомства и, дескать, нам этого не надо, и, пожалуйста, уважаемый Юлиан Семёнович, пишите дальше, пользуясь только вашей прекрасной творческой фантазией. Так у вас лучше получается. Вторую версию мне поведала энергичная дама [готовившая для российского телевидения документальный фильм о Семёнове. – Ред.], с которой у меня был двухчасовой телефонный разговор. Она тоже читала это интервью Юлиана Семёнова и консультировалась по этому поводу с профессиональными разведчиками. Асы советской разведки смеялись и говорили, что Юлик – фантазёр, и утверждали, что никаких бесед с Андроповым у него не могло быть, ибо товарищ Андропов принципиально избегал любых встреч с писателями».


Были у Гладилина ещё и другие версии, якобы доказывающие причастность Семёнова к советским спецслужбам. Но где правда, а где мифы, доподлинно выяснить пока никому не удалось.


Но Семёнову нельзя было отказать в другом – в страшной работоспособности. Он каждый год выдавал на-гора тысячи и тысячи страниц. По скорости сочинительства угнаться за ним вряд ли кто мог. При этом писатель не отказывал себе ни в каких удовольствиях. Но означала ли скоропись высокое качество? Ведь не случайно никто из серьёзных критиков о Семёнове никогда не писал. За исключением разве что Льва Аннинского. Впрочем, Аннинский тоже однажды оговорился, что видел в Семёнове не столько блестящего стилиста, а прежде всего удивительно интересного человека.


В начале 2000-х годов в интервью главному редактору журнала «Студенческий меридиан» Юрию Ростовцеву критик, вспоминая свои встречи с писателем, заметил, что «эти его тексты со штирлицами» не лезли ни в какие ворота. «Как-то я ему сказал: «А ты можешь обойтись без Штирлица?». Он расстроился, стал возражать. «А жена говорит, что Штирлиц помогает мне найти тон». Я сразу осёкся, понял, что полез не в своё дело. Действительно, взялся писателя учить. Ни слова ему больше об этом! Семёнов был интересен как политический писатель.


– А вам не кажется, что он одним из первых, может, даже самым первым перестал быть писателем в привычном нам смысле, а стал осуществлять проекты? Сегодня уже значительная часть книг – проекты. И потом – у него был ум, но не было языка. У Астафьева – художественная плоть, он верил в красоту и выразительную силу слова, в художественное осмысление действительности… У Юлиана Семёнова тексты – игра ума.


– Простите, игра ума тоже ценность. Юлиан как-то звонит: ты можешь приехать? Конечно. Это 1969 год, меня не печатают. Приезжаю. Катя кормит нас обедом. Потом он: «Давай поговорим». – «О чём?» – «Представь себе, что ты католический пастор». А я в ту пору читал много религиозной литературы, переучивался за университет.


– В каком смысле?


– Читал Н.Бердяева и подобные книги, всё, что удавалось достать. Так вот, я – пастор. Интересно. Юлиан начинает со мной диалог о России, о мировой политике и так далее. Я ему отвечаю, как если бы был пастором. И он записывает всё это. Для чего, спрашиваю. «Потом скажу». Проходит года два. Появляется его новый роман, в котором действует пастор Шлаг. Он мне дарит. Я начинаю читать, и волосы встают дыбом. Пастор у него говорит моими словами. В 1972 году я перешёл в журнал «Дружба народов», печататься стало легче. У Юлиана идёт роман. Там какой-то белогвардеец Вася Родыгин опять шпарит моими речами. Густо идут Розанов, Леонтьев… Всё, что я тогда читал. Я Юлиану заявляю, что мой патриотический имидж этим белогвардейцем уязвлён. Он говорит: подожди. В следующей журнальной подаче выясняется, что Вася – наш разведчик.


Посмеялись».


Помимо всего прочего, в этом интервью существенна одна ремарка Аннинского: «Семёнов был интересен как политический писатель». Неплохо всё-таки устроились некоторые наши зоилы. Боясь сказать всю правду о низком качестве текстов своих приятелей, они придумали новую тактику: заворачивать халтуру в блестящие фантики. Мне так и непонятно осталось, почему политическим романам простительно по своему уровню уступать, скажем, семейным сагам. Или «политическая» проза – это литература второго сорта.


Лично мне читать Семёнова никогда интересно не было. Другое дело – экранизация его произведений. Один сериал «Семнадцать мгновений весны» чего стоил! К слову, за него писатель в 1976 году получил всего лишь Государственную премию России (когда исполнителю главной роли – актёру Тихонову сразу дали самое высокое звание – Героя Социалистического Труда).


Первый киношный опыт Семёнов приобрёл, кажется, в 1957 году, написав по мотивам восточных сказок сценарий мультфильма «Маленький Шего». Потом через пять лет по его сценарию был снят фильм «Будни и праздники». Но я особо, конечно, выделил бы картину «Пароль не нужен». Она вышла в прокат в 1967 году. Родион Нахапетов стал первым исполнителем роли восходящей звезды советской разведки Исаева. Ну а дальше фильмы об Исаеве-Штирлице у Семёнова стали появляться как грибы после летнего дождя.






С Андреем Тарковским
С Андреем Тарковским

Про книги я уже молчу. Только Исаеву-Штирлицу писатель посвятил 14 романов и повестей. Я перечислю их здесь не по времени создания, а оттолкнусь от хронологии событий, в них освещённых. Порядок получился такой: роман «Бриллианты для диктатуры пролетариата» (в нём рассказывается о действиях ВЧК в Петрограде и Ревеле в 1921 году; экранизировали эту книгу в 1976 году, пригласив на ведущие роли Владимира Ивашова и Александра Кайдановского)» «Пароль не нужен» (1921–1922), «Нежность» (1922), «Испанский вариант» (1938), «Альтернатива» (1941), «Третья карта» (1941), «Майор Вихрь» (1944–1945), «Семнадцать мгновений весны» (1945), «Приказано выжить» (1945), «Экспансия-1» (1946), «Экспансия-2» (1946), «Экспансия-3» (1947), «Отчаяние» (1947) и, наконец, «Бомба для председателя», отчасти реконструирующая события в Западном Берлине в 1967 году.


Народ до сих пор гадает, были ли у Исаева-Штирлица конкретные прототипы. И да, и нет. Возможно, в какой-то мере Семёнов списал своего героя с гауптштурмфюрера СС Вили Лемана. Наша разведка этого сотрудника гестапо завербовала ещё в 1936 году. Но он в 1942 году провалился, рассказав во время операции под наркозом что-то про Москву и шифры. Но по другой версии, писатель, когда работал над своими романами о Штирлице, прежде всего имел в виду советского разведчика Исая Борового, работавшего в Германии с конца 1920-х годов и почти до самого окончания войны. Но истинную правду мы вряд ли когда-либо узнаем.


Кроме Штирлица, Семёнов создал образ журналиста-международника Степанова, который объездил, по сути, все «горячие точки» времён холодной войны и оказался в центре противостояния советской разведки и западных спецслужб. Про Степанова тоже было снято много фильмов. Здесь можно вспомнить хотя бы картину «ТАСС уполномочен заявить».


Историю создания этой вещи позже рассказал один из руководителей советской контрразведки, генерал-майор КГБ Вячеслав Кеворков. Уже в 2000-е годы он вспоминал: «Наступил момент, когда наша контрразведка нащупала шпиона Огородника. Долго за ним ходили, а когда убедились в правильности предположений, я на свой страх и риск позвонил Юлиану. Увиделись мы с ним в ресторане «Узбекистан», что недалеко от Лубянки, и я рассказал ему всю эту «тассовскую» историю. Юлиан моментально захотел об этом написать. Андропов, который к нему прекрасно относился, сразу дал добро. Через несколько дней Юлиан зашёл ко мне в Комитет. Я подготовил три тома дела и говорю: «Вот, посмотри, а я отойду в столовую». Прихожу через сорок минут. Его нет. Спрашиваю секретаря: «Зина, а где же Семёнов?» – «Сказал, что всё прочёл, и ушёл».


Я опешил – мы три года писали, а он за сорок минут прочёл?! При следующей встрече Юлиан мне объяснил: «Документы я просмотрел, но мне легче выдумать, чем следовать за всеми этими подслушками и наружками». Через три недели вернулся ко мне в кабинет, положил на стол объёмистую папку и спросил: «Где тут телефон Андропова?». Я показал. Юлиан решительно снял трубку, его сразу соединили, и я услышал знакомый голос: «Андропов слушает».


– Юрий Владимирович, Семёнов докладывает. Роман «ТАСС уполномочен заявить» написан за восемнадцать дней.


На том конце провода воцарилась долгая тишина, а потом Андропов спросил:


– Юлиан Семёнович, так быстро – не за счёт качества, надеюсь?


А Юлиан в ответ:


– Да что вы, разве Семёнов пишет плохие романы?! Будете зачитываться».


Кстати, мемуары генерала Кеворкова недвусмысленно отвечают на вопрос: так имел ли Юлиан Семёнов прямые выходы на шефа КГБ поэта Юрия Андропова или нет.


Лукавство вообще считалось фирменным стилем Семёнова. Писатель ведь не был дураком. Он знал истинную цену своей писанине. Но это же не помешало ему пообещать Андропову выдать качественный роман о разоблачении Огородника. Выдать фальшь за вкусную конфетку было для писателя плёвым делом.


Пик славы Семёнова пришёлся на 1980-е годы. Он стал одним из самых издаваемых писателей. Злые языки считали его советским миллионером. Семёнов действительно не бедствовал. На свои миллионы он в 1983 году взялся за строительство роскошного дворца в Крыму, в Мухалатке, где окончательно надеялся победить свой туберкулёз. Потом ему дали шикарную квартиру в знаменитом Доме на набережной. Ну а когда началась перестройка, он сразу попал в любимчики к Михаилу Горбачёву (известен случай, когда Юлиан Семёнов, освещая для советской прессы очередную женевскую конференцию мировых лидеров, задал Горбачёву какой-то вопрос, тот, прежде чем ответить, долго восторгался: как же, к нему обратился сам Юлиан Семёнов; Горбачёв даже специально подчеркнул: «Да это Юлиан Семёнов! Знаем, уважаем!». Надо ли говорить, что после этого все проекты писателя тут же получали со стороны правителей мощную поддержку. Так было с созданием Международной ассоциации писателей детективного и политического романа, организацией частного издательства «ДЭМ» и запуском новой газеты «Совершенно секретно». Семёнову уже никто в коридорах власти не мог отказать ни в финансировании, ни в бумажных ресурсах, ни в помещениях. За несколько лет он превратился в магната, управляющего огромной финансово-газетной империей. Писатель стал реально оказывать существенное влияние на расстановку сил не только в России, но и на Западе. А это было уже небезопасно.


Как Семёнов, занимаясь империей, успевал штамповать новые романы и фильмы, загадка. Одни говорили, будто он уже давно писать разучился и все свои вещи надиктовал на диктофон. Некоторые критики даже ввели тогда в обиход новый термин «диктофонная проза». Другие уверяли, что Семёнов завёл себе целый штат литературных негров, которые делали за него всю черновую работу: собирали в архивах материалы, брали интервью у очевидцев событий, придумывали сюжетные ходы, выстраивали различные комбинации. Я, кстати, допускаю, что какая-то доля истины в этих слухах существовала.


Однако под закат перестройки Семёнов стал кому-то по-крупному мешать. Вокруг него появилось много подозрительных личностей. Кто-то явно хотел вывести его из игры.


В апреле 1990 года во Франции вдруг неожиданно скончался его сорокатрёхлетний заместитель по финансам Александр Плешков, отличавшийся до этого отменным здоровьем. Патологоанатомы утверждали, будто Плешков умер от кружки пива и бокала вина. Но в эту версию никто не поверил. А потом буквально через три недели при странных обстоятельствах парализовало уже самого Семёнова.


Один из соратников писателя – журналист Дмитрий Михайлов позже писал: «Свидетелей трагедии, что случилась с Семёновым, осталось не так много. А может быть, и вообще никого не осталось. Ведь в то солнечное утро, когда Юлиан на своём «форде» отправлялся к Речному вокзалу, рядом с ним было всего двое – водитель Семёнова Александр Иванович и Артём Боровик. Они ехали на переговоры с Джоном Эвансом – первым заместителем австралийского медиамагната Руперта Мердока. Эти переговоры, насколько мне известно, через своих знакомых устраивал Боровик с целью привлечения в «Совершенно секретно» теперь уже не советских, а западных инвестиций. О чём уж они там говорили, я не знаю. Только на следующий день Артём рассказал мне, что Семёнов вдруг захрипел и повалился на него всем телом. Рассказал с возмущением, как долго его, известного советского прозаика, пришлось устраивать в ближайшую больницу. И как он долго лежал в коридоре в одних трусах, укрытый больничной нестиранной простынёй. Слава богу, когда появилась такая возможность, Семёнова перевели в госпиталь имени Бурденко, к знаменитому хирургу Коновалову. Там Юлику сделали операцию. Говорили, что успешно. Хотя, по правде сказать, говорилось это скорее в угоду его родным и близким. О том, что Юлиан Семёнович никогда не выберется из своего сумеречного мира, мне стало ясно, лишь только я увидел его в отдельной госпитальной палате. Мне достаточно было встретиться с ним одним только взглядом, чтобы сразу увидеть в нём непроглядную, страшную тьму. И понять: он не вернётся к нам никогда».


Кому же помешал Юлиан Семёнов? Кто был заинтересован в его устранении? По одной из версий, писатель в конце 1980-х годов докопался до каких-то тайных политических и финансовых операций с участием высокопоставленных партийных функционеров и влиятельных церковников. Мол, это и стало главной причиной его гибели. Но истинной правды до сих пор никто не говорит.


Умер Юлиан Семёнов, если верить прессе, 5 сентября 1993 года в Кремлёвской больнице. Но его дочь Ольга в своей книге, вышедшей в серии «ЖЗЛ», привела другую дату смерти писателя: 15 сентября. Похоронили романиста на Новодевичьем правительственном кладбище.

Вячеслав ОГРЫЗКО

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.