Вы человек мужественный

№ 2011 / 47, 23.02.2011, автор: Вячеслав ОГРЫЗКО

Игорь Дедков в юности искренне хотел стать настоящим ленинцем. Он думал, что сможет преобразить партию, и за свою наивность жестоко поплатился. Вместо аспирантуры его после окончания МГУ вынудили уехать в полузаброшенную Кострому, и потом долго ему не давали никакого хода.

Не успев перестроить партию, Дедков в какой-то момент решил, что сможет изменить шкалу ценностей в литературе, сделав главным мерилом не политические или групповые пристрастия, а эстетические критерии. Как он обличал сочинения литературных генералов! Юрий Буртин писал ему после выхода статьи «Когда рассеялся лирический туман»: «В ней такой богатый портрет нашего бедного времени! Это из тех критических статей, которые оправдывают существование критики и говорят о том, что она ещё жива (как ни странно)».

Однако в конце жизни Дедков увидел, что всё, чему и ради чего он служил, оказалось растоптано и порушено. А что-либо изменить уже было невозможно.

 

Игорь Александрович Дедков родился 11 апреля 1934 года в Смоленске. О своих родителях он кратко рассказал в автобиографии осенью 1974 года. «Отец – Дедков Александр Семёнович, – сообщал критик, – до войны работал геологом, с 1941 года в армии, закончил службу в звании полковника инженерных войск. Ныне работает в одном из геологических управлений Москвы. Мать – Дедкова Мария Сергеевна работала инженером-химиком, ныне на заводе».

В 1952 году Дедков поступил на журфак МГУ. Учился он прекрасно. Кроме того, у него рано обнаружилась общественная жилка. Не зря на четвёртом курсе его избрали комсоргом факультета.

Дедков искренне поверил в хрущёвскую «оттепель». Готовя сразу после двадцатого съезда партии доклад для комсомольского собрания, он сделал два акцента: на разоблачении сталинизма и на отсутствии гласности. Стенограмма его выступления потом появилась в спецвыпуске факультетской газеты «Журналист». Это не понравилось ортодоксальным профессорам. Комсомольский вожак был обвинён «в мелкобуржуазной распущенности, нигилизме, анархизме, авангардизме, бланкизме, троцкизме, в политической невоспитанности, в политической незрелости, даже в растлении малолетних – в том смысле, что, оказывается, на том собрании мы приняли обращение к младшим курсам».

Но Дедков всерьёз обвинения консервативно настроенных преподавателей не воспринял. Вскоре он в общежитии на Ленинских горах предложил своим сокурсникам пойти дальше и организовать кружок по изучению проблем диктатуры партии в стране. Кто-то тут же на него донёс на Лубянку. И начались бесконечные проработки. Позже жена Дедкова в комментариях к дневникам мужа отметила: «И.А. Дедков старался не драматизировать события 1956–1957 годов в университете и последовавшие вслед за ними гонения на участников тех событий, в том числе и на себя лично. Главное, что, несмотря на весь драматизм ситуации на факультете журналистики (в действие уже были приведены партийные комитеты всех московских уровней, и не только партийные органы, но, как впоследствии стало ясно, и органы КГБ), И.А. Дедкову и его товарищам дали возможность закончить университет. Но угроза, что именному стипендиату Игорю Дедкову не дадут защитить диплом, была реальной. Научный руководитель его дипломного сочинения доцент В.А. Архипов незадолго до защиты отказался от дипломника по идеологическим соображениям. Военная кафедра напрямую вмешивалась в деятельность комсомольской организации, требовала снять Дедкова с должности секретаря факультетского бюро ВЛКСМ и вывести из его состава, иначе она аттестует Дедкова как студента, не получившего должной военно-политической подготовки. Это означало только одно: три года службы в армии рядовым. Но «оттепельная» инерция в стране и в университете весной 1957 года ещё была жива, и все студенты получили направления на работу. Некоторые из них – как можно дальше от Москвы, И.А. Саркисян, например, на Чукотку. Дедкову, после того как он заболел и за него заступились преподаватели (доцент Е.С. Ухалов в их числе, – как участник ещё гражданской войны он хлопотал за Дедкова в ЦК партии, сказал там старым своим знакомым: «С кем вы останетесь, если такие головы вам не нужны?»), разрешено было при распределении на работу самому выбрать город. Дедков назвал Вологду и Кострому. В комиссию по распределению выпускников факультета журналистики МГУ на работу в редакции газет и журналов непременно входили работники аппарата ЦК КПСС, а трудоустройство выпускников на местах регламентировалось обкомами КПСС».

После бесконечных проработок у Дедкова обострился перенесённый в детстве в войну туберкулёз лёгких. Ему по-хорошему следовало бы лечь в больницу. Но его уже ждали в редакции костромской газеты «Северная правда».

Позже одна из его учениц – Генриетта Хомякова констатировала: «Весь его курс после истории в МГУ страшно пострадал – из-за него, – их бросили в районные газеты, и никто не поднялся. Он же попал в здоровую атмосферу элиты Костромы, которая подняла его до понимания народной темы» («Литературная Россия», 2006, 31 марта).

В Костроме Дедков тесно сошёлся с молодыми преподавателями местного пединститута Михаилом Пьяных и Николаем Скатовым. Тогда молодой критик стоял со Скатовым на одних идейных позициях. Они вместе устраивали шумные обсуждения громких повестей Владимира Тендрякова, до хрипоты спорили о Валентине Овечкине и оба негодовали по поводу романов Всеволода Кочетова.

Вольнодумство Дедкова не укрылось от местных чекистов. Жена критика позже рассказывала: «В 1959 году шли допросы И.А. Дедкова в Костромском УКГБ. От него требовали объяснений по поводу переписки с университетскими друзьями и признания в том, что он продолжал поддерживать существование кружка по изучению проблем диктатуры партии в стране, о котором его товарищи и он договорились в 1957 году в общежитии на Ленинских горах. Организационных форм этот кружок не принимал, и, кроме единственного в 1957 году сбора и единственного прозвучавшего там доклада самого Дедкова о том, что надо изучать современную политическую реальность, и его писем друзьям-однокурсникам с предложением встретиться летом 1958 года, действий кружка не последовало. Официально «университетское дело» Дедкова в 1959 году закрывалось. На самом деле оно велось областным управлением госбезопасности все годы жизни И.А. Дедкова в Костроме. В 1959 году прошли допросы друзей И.А. Дедкова, состоявших с ним в переписке, в самых разных городах, от Пскова до Чукотки. Никакой вины за собой и своими товарищами на допросах и в объяснительных записках, которые ему пришлось писать в Костромском УКГБ, И.А. Дедков не признал».

Более-менее жизнь у Дедкова наладилась в 1962 году. Обком партии утвердил его в должности завотделом культуры в газете. Спустя год он был принят в КПСС. Позже ему предложили должность заместителя главного редактора «Северной правды».

В этом здании в редакции газеты «Северная правда» работал Игорь Дедков

Как критик Дедков впервые заявил о себе в 1961 году, опубликовав в «Новом мире» страстное слово о повести Константина Воробьёва «Гуси-лебеди». Но, кроме текущего литпроцесса, он со студенческих лет хотел заняться чем-то большим и, в частности, фигурой А.К. Воронского. «Мне надо бы писать мою «книгу», – подчёркивал он в мае 1964 года в своём дневнике, – как я называю про себя работу о Воронском. Но я никак не нахожу нужного тона. Написаны уже четыре куска, но они разностильны и содержат в себе только подступы, рассуждения. Мне недавно захотелось написать не последовательную эволюцию взглядов этого человека, а очень прихотливое сочинение, где были бы смешаны история, наука и лирика. Но вот я не пишу. Нет, я не оправдываю себя. Чтобы писать хорошо о том же Воронском, необходим душевный подъём, душевная необременённость». Но свой замысел Дедков так и не осуществил, книгу о Воронском он не написал.

Впоследствии Дедков много писал о В.Быкове, С.Залыгине, В.Богомолове, Д.Гранине, Г.Бакланове. Критики особо отметили его книгу о Быкове. «Дорогой Дед, – писал ему Лев Аннинский, – ты молодчина – при всей тактической неровности книги. От первой фразы, где Кутузов оставляет раненых человеколюбию Наполеона, я взвыл. И продолжал от восторга выть ещё страниц двадцать, – настолько широко, мощно и резко ты начал, настолько горько и трезво видишь нашу эпоху, настолько виртуозно это сделано. Потом несколько ослабло, и я не могу понять: неужто сам Быков так затормозил тебя? Борн, Генри и прочие – новый выход на философию войны».

В начале 1970-х годов Дедков подал заявление в Союз писателей. Рекомендации ему дали Феликс Кузнецов, Игорь Золотусский и костромской сочинитель В.Корнилов. Золотусский в своей характеристике 15 января 1973 года отметил: «Голос Игоря Дедкова звучит независимо и сильно в общем хоре критики. Его не смешаешь с другими голосами. Уже несколько лет я прислушиваюсь к нему, сверяя с ним своё мнение. Думаю, что так поступают многие. Сила таланта Дедкова – в выборе, в точном ощущении того, что нужно жизни, просится в литературу. Недаром он так часто пишет о публицистике. Да и собственные его статьи не что иное как критическая публицистика, где действительность и искусство анализируются на равных. При этом он демонстрирует смелость, ум и вкус, нигде – будь то маленькая статья «Как по нотам» или крупное исследование «Страницы деревенской жизни» – не снижая высоты критериев. Чувство уровня – вот что дорого мне в работах Дедкова. И, наконец, – и это, конечно, главное – сам талант, писательский дар критика. Статьи Дедкова прекрасно написаны. Это не просто умные, точные оценки явлений искусства, опыт жизни и понимание её, но и литература в полном смысле этого слова».

Однако в приёмной комиссии Союза писателей России бумаги Дедкова почему-то застряли на два с лишним года. Возможно, критику вновь помешали чекисты. Дело в том, что ещё в 1973 году шеф-редактор журнала «Проблемы мира и социализма» Константин Зародов очень хотел вытащить его на работу в Прагу. Костромской обком КПСС дал ему блестящие характеристики. Но всё испортила Лубянка, которая извлекла из своих архивов историю с 1957 годом. И в ЦК идею Зародова зарубили.

В Союзе писателей России приёмная комиссия по делу Дедкова собралась лишь 4 апреля 1975 года. Все рецензенты говорили о критике только в восторженных тонах. Сомнения высказал один лишь Александр Овчаренко. «Я прочёл 26 статей и рецензии И.Дедкова, – признался Овчаренко. – Рецензии в местных газетах мне не понравились <…> Почти все они резки, но заканчиваются доброжелательными заключениями: хорошо, что мы познакомились с новыми поэтами, новыми именами. Мне непонятно: что же хорошего, если перед этим ругал и ругал этих поэтов. Это меня насторожило». Но более всего Овчаренко смутило то обстоятельство, что статьи критика носили преимущественно «чисто эссеический характер», а он хотел увидеть в них прежде всего политическую позицию автора. К счастью, брюзжание Овчаренко на исход голосования никак не повлияло.

Получив заветную корочку, Дедков ушёл из газеты на вольные хлеба. В 1981 году он в журнале «Литературное обозрение» напечатал статью «Когда рассеялся лирический туман», которая вызвала в писательских кругах эффект разорвавшейся бомбы. Друзья были просто в восторге. «Прочитал в «Литобозе» Вашу статью о литературе «московской школы», – писал Дедкову Василь Быков, – и не могу не поделиться своим читательским восторгом. Очень обстоятельно, верно и честно! Именно так! Тем более это замечательно, что за последние много лет такая статья впервые. Я не представляю себе, как журнал решился и что теперь будет. Автору тоже. Вы человек мужественный, это давно известно, но тут потребовалось мужество особого рода. Ведь столько теперь обрушится на Вас. Поэтому – стойкости Вам и силы!» Быкову вторил Владимир Богомолов. «Статью прочёл, – сообщал он Дедкову. – Ничего подобного не встречал. Анализ целого литературного явления и на таком высоком уровне». Поддержал критика и бывший «новомирец» Алексей Кондратович. Он заметил Дедкову: «Как спокойно и оглушительно в то же время Вы объяснили всю нынешнюю литературу «сорокалетних» нравственников-интеллектуалов. Давно не читал такого прямого и ясного, неотразимого по своей доказательности печального размышления о значительной (по объёму хотя бы) части нашей литературы, мнящей себя настоящей литературой». Однако другая литературная группа устроила критику за эту честную статью обструкцию.

После чтения статей Дедкова у наших интеллектуалов нередко возникало ощущение, что критику следовало бы писать не статьи, а прозу. Его долго на этот путь наставлял, в частности, Даниил Гранин. В ответ Дедков в августе 1984 года заметил: «Ах, Даниил Александрович, может быть, Вы и правы, и мне следует писать вовсе не критику, а заняться стоящим делом – чем-нибудь художественным или полухудожественным, вольной какой-нибудь эссеистикой, – да кто меня отпустит, иль как мне себя самого отпустить от подённого моего и любимого, – разве не так? – дела, а ведь хотелось бы, хочется – «отпуститься», оказаться по ту сторону жанра, потому что нет утоления тому, чем занята мысль и от чего нарастает ощущение беспомощности и напрасности».

Когда началась горбачёвская перестройка, либерально настроенные писатели решили, что теперь сами могут избирать руководство творческих союзов и редакторов литературных изданий. Не случайно в московских писательских кругах пошли разговоры о том, что неплохо было бы вернуть из Костромы в Москву Дедкова. Зондаж общественного мнения продолжился в июне 1986 года на съезде писателей СССР. Дедков потом в своём дневнике отметил: «Быков на приёме при мне заговорил с Вороновым (заведующим отделом культуры Цека) о том, что вот, дескать, вам редактор «Нового мира» [вместо ушедшего на должность первого секретаря Союза писателей В.Карпова. – В.О.]. Воцарилось неловкое молчание, и я, не выдержав, пробормотал с улыбкой, что это «сложный вопрос», и разговор свернул в сторону. Потом я себя ругал: какой тут «сложный вопрос», когда просто «нос не дорос». Но в оправдание себя подумал: а разве Карпов – в уровень Твардовскому? Я, по крайней мере, сделал бы всё, чтобы приблизиться именно к этому уровню. Когда же в присутствии Баруздина, Видрашку, Бакланова и ещё кого-то стали обсуждать, что меня нужно поставить на место Озерова [т.е. секретаря Союза писателей СССР по критике. – В.О.], подавшего в отставку по болезни, я гораздо удачнее дал понять, что отношусь ко всем этим разговорам как к чему-то «теоретическому».

После недолгих игр партийное начальство главным редактором «Нового мира» утвердило Залыгина. Тот в свою очередь чуть ли не на второй день предложил Дедкову пойти к нему первым заместителем. Но критику не понравилось, как писатель обставил это дело. «Сидели в кафе ЦДЛ, – рассказывал он 23 июля в своём дневнике, – и Залыгин выяснял мои позиции. В этом выяснении мне понравилось не всё: особенно некоторое противопоставление «русской» литературы (Астафьев, Распутин, Белов) всему остальному <…> Мелькнуло что-то недоброжелатльное по адресу Бакланова как некоего знака, обозначения «противоположных» сил». Судя по всему, Залыгина тоже не всё в разговоре с Дедковым устроило, и он взял паузу, сославшись на якобы необходимость утрясти вопрос о возможном назначении Дедкова с партийными и литературными функционерами.

Согласования затянулись до поздней осени. 22 ноября 1986 года Дедков записал в свой дневник: «Вчера и позавчера последовали звонки от Залыгина и Богомолова. Залыгин говорит, что дела «наши» обстоят плохо, но небезнадёжно. Богомолов говорит, что Залыгин лукавит и что первым замом он хочет взять Кривицкого из «Литературной газеты». «Наш современник» под управлением Викулова напечатал против меня статью Федя, многие говорили мне, что статья гнусная. Я ещё не читал, а может, обойдусь и без чтения. Владимир Осипович возмущён и собирается что-то предпринимать. Он рассказывал, что чуть ли не пятьдесят сочинителей из так называемых «сорокалетних» под руководством Бондаренко написали куда-то письмо против того, чтобы я вернулся работать в Москву».

Видя нерешительность Залыгина, Григорий Бакланов и Владимир Богомолов предложили Дедкову «развязать» себе руки и пойти заместителем в «Огонёк» к Виталию Коротичу. Но критик продолжал надеяться на Залыгина. Хотя шансов у него уже не было. Всезнающая радиостанция Би-Би-Си ещё 14 ноября передала следующее сообщение: «Последний по счёту главный редактор самого престижного в Советском Союзе литературного журнала «Новый мир» Сергей Залыгин взял (под давлением извне, скорее всего) вторым заместителем… литературного чиновника, поэта Владимира Кострова. Первое место он упорно держит для неподкупного критика Игоря Дедкова, который живёт в недоступной для иностранных журналистов Костроме с тех пор, как его исключили из Московского университета как защитника чешского освободительного движения».

Позже Залыгин попытался оправдаться. 4 января 1987 года Дедков записал в своём дневнике: «А разговор с Залыгиным выяснил одно: наверху, то есть в Цека, против меня ничего не имеют, то есть – поддерживают, но в дела Союза напрямую вмешиваться не хотят (звонить, распоряжаться и т.п.). Вот и упирается всё в конторщиков Союза, а они то ли темнят, то ли откровенно сопротивляются… Завёл Залыгин разговор (и прежде, летом, была попытка в этом роде) об отношении моём к московским «партиям»… Ведь у них в руках, сказал Залыгин, журналы «Знамя», «Огонёк», «Литературное обозрение»… Я помолчал, скрывая удивление (откуда мне знать, что Коротич и Лавлинский относятся к «ним» и каков у Леонида Илларионовича состав крови с расовой точки зрения?), а потом сказал, что в детстве для меня не имело никакого значения, кто какой национальности, – просто не приходило в голову. Залыгин подхватил: «И для меня тоже, но, знаете, в Москве это так важно». Я постарался свернуть с этой дороги, потому что для меня и по сей день это не важно». Потом в судьбу Дедкова вмешался бывший секретарь Костромского обкома КПСС по идеологии Борис Архипов. Он, будучи ответственным секретарём главного теоретического издания партии – журнала «Коммунист» предложил своему начальству взять критика на должность политического обозревателя по вопросам искусства. Эта идея аппарату Александра Яковлева пришлась по душе. «20 июля, – зафиксировал Дедков в своём дневнике, – я должен выйти на работу в «Коммунист»: должность – политический обозреватель по вопросам культуры и литературы. Сначала меня отвезли в «лес» на встречу с Биккениным (он сидит на правительственной «рабочей» даче – кажется, на ждановской – и участвует в сочинении каких-то документов), затем утвердили на редколлегии. Думать о дальнейшем не хочется: как я там буду работать, когда дадут жильё, как вообще будем жить в Москве, когда буду писать, если день станет тратиться на службу, – не знаю».

В Москве для Дедкова всё оказалось плохо. Если в Костроме критик был в творческой среде первым, то в столице он стал одним из многих. Большой свободы ему так и не дали. От него постоянно требовали какие-то справки, казённые отчёты, предложения к чужим докладам.

Окончательно добил Дедкова крах Советского Союза. Спустя месяц после поражения путчистов, 26 сентября 1991 года он записал в дневнике: «Впервые подумал: придётся уходить. Не куда-нибудь, а как в 76-м, просто домой. Вариант сохранения нашего журнала, предложенный А.Н., – через утверждение на ноябрьском съезде Движения (за демократические реформы) и перехода в изд-во «Прогресс» с подразумеваемым превращением в ЦО (не зря же предложил включить в редакционный совет Г.Попова и Шеварднадзе), – меня не устраивает. Нынешний «радикализм» А.Н. – при всём моём к нему уважении – кажется мне избыточным и всё менее точным в своей обличительной части. Сегодня он говорил Н.Б., что надо решительнее порывать с прошлым, кончать с ним, – т.е. начинать новый журнал, а Н.Б.-то уже поддержал мой текст (вступительный к № 14), а там о том, что мы не хотим перелицовываться и отрекаться от себя. А мне-то куда проще отречься, чем А.Н. Или он не чувствует, что его ответственность за состояние партии такова, что просто так, как пиджак с плеча, её не скинешь. Всё-таки я верно написал, что капитаны покинули корабль первыми, а что это тогда за капитаны?»

Дедков страшно разочаровался в Яковлеве и прочих «прорабах перестройки». Ельцин тоже никаких надежд ему не внушал: «Он слишком мал и мелок для этой страны», – подчеркнул критик в своих записях за 24 июня 1992 года.

В конце 1992 года приятели предложили Дедкову выставить свою кандидатуру на выборах главного редактора журнала «Дружба народов». Но он отказался. И вся основная борьба развернулась между Александром Руденко, Александром Архангельским и Вячеславом Пьецухом. Победил Пьецух, который привёл журнал к параличу.

Умер Дедков 27 декабря 1994 года в Москве.

 

Вячеслав ОГРЫЗКО