Почему застрелился Кочетов

№ 2012 / 23, 23.02.2015

Сегодня Александр Байгушев предложил обратиться к фигуре Всеволода Кочетова. Сейчас этого писателя помнят в основном даже не по роману «Журбины», а по талантливой экранизации

Сегодня Александр Байгушев предложил обратиться к фигуре Всеволода Кочетова. Сейчас этого писателя помнят в основном даже не по роману «Журбины», а по талантливой экранизации той прямолинейной книги – по фильму Хейфица «Большая семья». Кочетова очень не любили как левые, именовавшиеся тогда в партийных кругах ревизионистами, так и правые, хотя вплоть до 1965 года охранители публично его всегда поддерживали и, более того, рьяно отстаивали (пока руководитель Союза писателей России Леонид Соболев, спасавшийся от частых пьяных загулов морфием, не дал команду, по сути, на уничтожение этого романиста).

Александр БАЙГУШЕВ

Михаил СУСЛОВ

Всеволод КОЧЕТОВ

– Александр Иннокентьевич, так что же из себя представлял Кочетов?

– Это была очень сложная фигура. Он искренне верил в коммунизм и всегда выступал, по сути, за диктатуру пролетариата. Другой вопрос, насколько писатель был талантлив? Я считаю, если что и осталось от него, это «Журбины». Все эти «Братья Ершовы» и «Секретарь обкома» – сиюминутная ерунда. А его памфлет «Чего же ты хочешь?» – полная чушь.

– Кочетов тоже входил в «красную паутину»?

– Нет. Он был, грубо говоря, подсусловским выкормышем. Будучи редактором «Литгазеты» и журнала «Октябрь», Кочетов, как я убедился, взяток не брал и перекрёстным опылением не занимался. В этом плане он был монахом. Но ближайшее его окружение к партийной разведке отношение имело.

– Это кто же?

– Да хотя бы его первый заместитель Строков. Я его очень хорошо знал ещё по газете «Советская культура». Кстати, Строков тоже вёл себя как монах.

– А почему вы считаете Кочетова подсусловским выкормышем?

– Суслову нужен был серьёзный противовес Твардовскому и журналу «Новый мир». Он считал, что лучше Кочетова роль противовеса исполнить никто не мог.

Сегодня наметилась тенденция оглуплять Суслова. Но это был очень сложный и хитрый политик. Вы знаете, что партийная элита, когда надумала свергнуть Хрущёва, поначалу хотела на должность первого секретаря ЦК выдвинуть Суслова. Но он от этой чести категорически отказался. Помню, когда уже в конце 1960-х годов Суслов пригласил меня прогуляться с ним по Александровскому саду, он признался, что всегда лучше быть вторым человеком, нежели первым. «Первому, – утверждал Суслов, – вечно отрубают голову, а второй всегда при деле».

Тактика Суслова обычно сводилась к тому, чтобы всех друг с другом стравить.

– А какое вы от Суслова получили первое задание?

– Познакомиться с дочерью бывшего директора издательства «Известия» Скворцова-Степанова – Мариной. Сегодня Скворцова-Степанова все подзабыли. А зря. Он был правой рукой Ленина. Именно через него Ленин поддерживал связи с масонами.

Суслов хотел, чтобы я вошёл к Марине в полное доверие. Он даже пообещал, что в случае, если я женюсь на Марине, подыскать мне хорошую «крышу» и на несколько лет отправить в Париж. Видимо, его очень интересовали связи отца Марины с масонами. Но после двух или трёх совместных с Мариной походов в театр от Суслова поступила новая команда: войти в доверие к Гале Брежневой.

– Ну а Кочетов тут при чём был?

– Суслов хотел стравить Кочетова с Твардовским и на какое-то время дал ему полный карт-бланш.

– А ваша роль в чём заключалась?

– В году шестьдесят пятом или шестьдесят шестом Суслов попросил меня подготовить справку о «новомирских» тенденциях. Дело явно шло к снятию Твардовского. Я должен был подсчитать, сколько Твардовский напечатал «рабочей» прозы, сколько «сельской». Это был полный идиотизм. Но Суслов такие вещи просто обожал.

Когда справка была готова, мне дали понять, что было бы неплохо её опубликовать в «Октябре» у Кочетова. Все заместители Кочетова мой материал встретили на «ура». Сомнения высказал один лишь Идашкин. Но Кочетов его слушать поначалу не стал. А потом вдруг всё резко изменилось.

Я впоследствии попытался у Кочетова выяснить, что произошло. Но он отделался общими словами: мол, ты должен быть мне благодарен за то, что я в последний момент твою статью из номера снял, иначе от позора не отделался бы до конца жизни. Это точно: если б статья вышла, мне как критику пришёл бы полный конец. Позже стало ясно, почему Кочетов так поступил. Он сам (или по чьему-то указанию) сделал попытку к примирению с Твардовским.

– А насколько серьёзны у них были разногласия?

– По большому счёту, Кочетов и Твардовский как редакторы мало в чём друг другу уступали. Мало кто знает, что у нас существовали договорённости публично имитировать войну между «Новым миром», «Молодой гвардией» и «Октябрём». А в реальности всё обстояло иначе. Если цензура снимала какие-то куски, к примеру, из «молодогвардейской» статьи Чалмаева, мы те же самые мысли и факты через своего человека – Михаила Хитрова – навязывали «новомирским» критикам типа Игоря Виноградова, и всё проходило в «Новом мире», но уже в качестве ругани. И наоборот, когда цензура что-то вычёркивала, допустим, у Лакшина, то же самое, но в ругательном ключе, мы протаскивали через, скажем, Сергованцева в «Октябре». Этот приём выдумал не я. Это идея исходила от Егора Яковлева, которого тогда обожали как левые, так и правые. Кто бы и что сейчас ни говорил, но Егор был одним из умнейших людей.

– А почему Кочетова потом отверг русский клуб?

– Всех причин я не знаю. Видимо, стороны так и не поняли друг друга. Я только знаю, что в какой-то момент мои товарищи Николай Шахмагонов, который по линии ЦК работал помощником у Шолохова, а в реальности занимался партийной разведкой (он, кстати, приходился зятем руководителю СМЕРШа Абакумову), и Сергей Семанов потащили Кочетова к Шолохову. Но серьёзного разговора у этих писателей не получилось.

Кончилось же всё трагически. Кочетов потом заболел раком и застрелился.

Беседу вёл Вячеслав ОГРЫЗКО