КОЕ-ЧТО О ПОПУЛЯРНОЙ ЛИТЕРАТУРЕ

№ 2006 / 23, 23.02.2015

…Вот, например, вчера. Еду в метро, а стоящий рядом мужчина, с приличной уже сединой, читает книгу «Гнев орка»*. На яркой обложке – хищный оскал страшной морды этого самого орка. Ну как можно в его-то годы читать такую муть?! Да ещё – увлечённо вперившись в текст повествования о войнах гоблинов с гномами…
Глядя на пассажиров метрополитена, нельзя не подумать, что мы по-прежнему остаёмся самой читающей страной. Наверное, каждый третий что-то читает. Вот только что? Когда взрослые люди запоем поглощают «фэнтези», где придуманные существа штурмуют крепости, ниспосылают колдовские проклятья и заклятья, я думаю – ну что они там находят? Какова мотивация у здоровых мужиков, имеющих жён, детей, любовниц, неплохо зарабатывающих, устроенных, в общем, в жизни, чтобы тратить на это время? Я вспоминаю одного знакомого шофёра, тёртого мужичка, умевшего зашибать деньгу на всём, в бардачке которого я наткнулся на книгу «Как увеличить размеры своего полового члена». Может быть, это и забавно, но вполне понятно – мужик зарабатывает бабки, тратит их на девок, и хочет делать это с максимальным удовольствием. Чтение подобной книги – вполне взрослый поступок, свидетельство недетских увлечений. Но поглощение сказок в зрелом возрасте…
Так случилось, что за последнее время мне довелось кое-что прочесть из литературного масскульта. Сразу скажу, что это были не «фэнтези», с которых я начал. Их бы я не смог, наверное, одолеть даже из любопытства. Итак, Оксана Робски «Casual», Роман Трахтенберг «Путь самца», Наташа Маркович «Анти-Casual», Катя Метелица «Лбюовь» и «Дневник Луизы Ложкиной», «Духless» Сергея Минаева. Набор поп-литературы, как видите, совсем случайный, но тем интересней. Сразу оговорюсь – я могу нести фантастический вздор с точки зрения тех, кто разбирается в массовом чтиве. За что и приношу заранее извинения.
Первое наблюдение – я поймал себя на мысли, что читал любую из этих книг с увлечением. В чём же дело? Упала ли планка моих читательских требований? Поглупел ли я до уровня читателей в метро? Думаю, что дело в следующем. «Высокая» литература и модное чтиво – разные измерения. Чехова мы читаем совсем из других соображений, чем Робски. У него мы ищем гениальности, у неё – мастерски описанных ситуаций реальной жизни. Можно возразить, что в жизни не бывает как у Робски. Да, но и не бывает как у Чехова. Литература – не зеркало. Книги Толстого и Гоголя интересны нам своим субъективным восприятием мира, умением передать его по-своему, то есть тем, что и составляет «искру божью». Другими словами, в Чехове нам интересен Чехов, в Робски – то, о чём она пишет.
Особенность тех книг, что я прочёл, – их информативность. Вне зависимости от качества исполнения из любой из них мы можем что-то узнать, относящееся к нашей повседневной жизни. Массовая литература – свидетельство эпохи. Глупо рассматривать её, ища каких-то особенных художественных достоинств, или, наоборот, выискивая недостатки. Зачем нам анализировать французские шансонетки, которые напевали франты в России XIX века, главное знать – что они пели. Если кто-то спустя сто лет возьмётся вдруг внимательно читать какую-либо из книг, из упомянутых сегодня, то они будут интересовать его не сами по себе, а лишь как орнамент нашего времени, отражение его мифов, стремлений, желаний.
Но роль массовой литературы этим не исчерпывается. Популярные романы создавали своих героев, поведению которых следовали, чьи остроты повторяли. В России начала XIX века светские львы следовали эталонам из романов Марлинского, они говорили их языком, соответственно одевались, и даже самые «романтические» позы и жесты были заимствованы оттуда же. Нет оснований думать, что сегодня «Casual» и «Духless» не будут оказывать подобного влияния на вкусы публики. Та же Рублёвка мифологизируется, как мифологизировались салоны высшего света сто пятьдесят лет назад. Бытующие нравы фиксируются робски и минаевыми, и уже в их обработке возвращаются в реальную жизнь, становясь шаблонами для поведения.
Те книги, о которых ведётся речь, попали мне в руки случайно, за исключением разве что Маркович – рекламный плакат с её пристально смотрящим лицом так преследовал меня при восхождении по эскалатору на «Тверской», что я не выдержал и купил её «Анти-Casual». Потому с неё и начну.
Опус Наташи Маркович – какое-то недоразумение. Детские восторги по поводу SMS, мобильных телефонов, прелестей московской жизни… Вместо того чтобы рассказать о своей жизни в Перми, сравнить условия ведения бизнеса на Урале и в Москве – единственное, что могло быть интересно в её изложении, авторша грузит нас впечатлениями провинциалки о столице.
Честно говоря, я так и не понял – зачем книга была вообще издана? То ли это реклама Наташиного ресторана, то ли чей-то щедрый спонсорский жест, то ли загадочная стратегия издательства?.. Досматривал я «Анти-Casual» уже через силу. Вялая история приключений провинциалки в столице, озабоченной двумя желаниями – поиска счастья в личной жизни и возможности открыть ресторанчик, к концу повествования совсем теряет интригу. Ни в какое сравнение с Оксаной Робски Наташа Маркович не идёт, посему название её книги представляется чрезмерно смелым. Скорее, «Анти-Casual» являются последующие книжки самой Робски, которые, говорят, очень бездарны.
Катя Метелица, чей голос я слышал регулярно по «Свободе» лет десять-пятнадцать назад и которую я представлял этакой худосочной барышней, немного манерной эстеткой, оказалась совсем неплохой писательницей. Из рассматриваемых авторов она самая, если так можно выразиться, талантливая, по крайней мере, приближающаяся к «настоящей» литературе. Иногда кажется, что Метелица специально оглупляется, дабы быть понятней массе. Во всяком случае, самоирония – самая сильная её сторона. Недаром в журнальном варианте «Дневник» назывался «Хроникой подвига Луизы Ложкиной». В «Луизе Ложкиной» трудно понять – смеётся ли Метелица над глупым наивным читателем, развлекая его всякой туфтой, или же она всерьёз верит, что в мелочах быта таится прекрасное.
Как свидетельство её популярности могу привести следующее наблюдение – на днях я шёл по Тверской и увидел, как две девицы остановились перед каким-то кафе. Одна сказала другой: «Про него пишет Катя Метелица», и они вошли. Вот это читательский успех! «Кафе (магазин, сквер), упомянутое Катей Метелицей», – как свидетельство модности заведения. (См. ранее высказанную мысль о влиянии продуктов масскульта на текущую жизнь.)
Я не читал «Дневников Бриджит Джонс» и потому не могу сравнивать оригинал с российским откликом. Думаю, что вторичность замысла совсем не умаляет достоинств милой прозы отечественной сочинительницы. Воспринимается же «Моя прекрасная няня» как нечто «своё». В этом жанре удачно найденная идея только помогает выразиться турчанкам и китаянкам, русским и армянкам. Используя замысел Хелен Филдинг на разных языках, мы получаем любопытный документ эпохи – жизнь «маленькой» женщины в разных обществах. Бриджит Джонс раздваивается, утраивается и так далее, не повторяясь и воплощаясь в новых героинях. Интересно только – есть ли свои Кати Метелицы в Китае и Армении?
Не случайно, думается, в «Дневнике Луизы Ложкиной» столько места отводится массовой культуре, в том числе и популярному чтиву. Иронизируя над одержимостью героев сериалами, Метелица, сама создавая продукт масскульта, одновременно словно извиняется – «поймите меня, таковы законы жанра, требования рынка, это, конечно, всё вздор, но жить-то и печататься надо. Да и как по-другому приучить народ читать?» Особенно мило выглядит привычка её героини коверкать иностранные имена и названия – «Голтесарай» вместо «Галтасарай» и т.д.
Катя Метелица пытается убедить нас, что повседневный быт – страшно милая и забавная штука, что не бывает жизней, прожитых напрасно, что в самой ничтожной мелочи можно найти, как сейчас принято выражаться, fun. И, странное дело, хочется в это верить, начинаешь отмечать, что такие-то и такие-то знакомые вполне могли бы называться персонажами Кати Метелицы, что консьержка в подъезде, продавец на рынке – не заурядные неприметные личности, а забавные люди со своими милыми слабостями. И хоть это не так, хоть жизнь жестока и бессмысленна, книжки, подобные «Дневнику Луизы Ложкиной» и «Лбюови», помогают об этом забыть, за что автору – большой решпект.
«Путь самца» Романа Трахтенберга, вопреки сразу же представляющимся мерзостям, вытекающим как из названия, так и из репутации автора, не такая уж глупая книга. Любопытный и оригинальный взгляд на сексуальные нравы последних пятнадцати лет, вкупе с размышлениями о половой судьбе своего поколения, придают книжке Трахтенберга оттенок документальной наукообразности. «Путь самца» – своего рода включённый эксперимент по наблюдению за эволюционным развитием «свободы секса», от двойной морали позднего «совка» до нынешней всеохватной терпимости.
Для любителей pick-up’а в книге – большой материал для размышлений на тему женской психологии, да ещё в убедительной трактовке такого знатока темы. Забавные анекдоты о нескончаемой войне полов чередуются с примерами творческого претворения алгоритмов соблазнения, коим, впрочем, не так уж легко следовать, учитывая незаурядные способности автора. То, что легко даётся Трахтенбергу, не обязательно получится столь же просто у желающего повторить его трюки.
В некотором смысле «Путь самца» напомнил мне совершенно неизвестную у нас книгу – классику викторианской литературы «My secret life» (Моя тайная жизнь») анонимного автора XIX века. Тот, правда, переимел женщин на порядок больше Трахтенберга – что-то около полутора тысяч. Но обоих роднит серьёзное и внимательное отношение к сексу. Для них он не забава, и не «половой инстинкт», а смысл всей жизни. Действительно, можно быть сколь угодно талантливым учёным, успешным политиком, удачливым предпринимателем, но если женщины тебе не дают, то никакие иные радости и почести не скроют щемящей проблемы. И наоборот, сколь счастливей будет жизнь простого работяги или журналистишки, который соблазняет легко, просто и изящно. Собственно говоря, книга Трахтенберга именно об этом. Она не политкорректна, идёт в разрез с устоями моногамного общества, воспевающего романтическую любовь, но полна жизненной правды.
К недостаткам её можно отнести излишнюю затянутость. Под конец устаёшь от описаний злосчастий автора, которого постигла роковая страсть. Его ничуточки не жалко, и лишь досадуешь, что во второй половине «Пути самца» Трахтенберг уходит от темы, впадает в занудство, пытается морализировать.
Книга Сергея Минаева, вроде бы уже очень популярная и чуть ли не культовая, написана как бы «как бы». Как бы она об экзистенциальных томлениях героя, как бы о топ-менеджерах, как бы о тусовке, как бы о нашем времени… Но всё дело заключается именно в «как бы». Как бы книга серьёзная, но как бы и нет. «Духless» по сути – а) удачно выбранная идея, затрагивающая ещё не паханное поле душевных метаний преуспевшего российского яппи, б) доступная для толпы профанация серьёзного романа вкупе с захватывающим сюжетом и «сенсационными» подробностями из жизни «элиты», точнее «тусовки».
Впечатление такое, что «Духless» написан по советам и под руководством умелого маркетолога. Провели исследование, выяснили – что хочет публика, о чём она ещё не читала, что способно привлечь внимание в максимальной степени. Затем проработали вопрос построения сюжета, по уже миллион лет известным рецептам – и за работу. Пример Оксаны Робски оказался вполне успешным. В известном смысле «Духless» есть мужская вариация «Casual». Хотя есть в «Духless» и какие-то отзвуки Бегбедера, Хейли и кого-то ещё. В отличие от Робски, Минаев подпускает в роман философии и психологии, заправляет туда идейные диалоги-схватки что твой Леонид Леонов.
В любом случае «Духless», как и творение Робски, всерьёз принимать нельзя. А эту ошибку, как кажется, делают многие. «Духless» – не манифест поколения, а коммерческий опус. Переизбыток наивного хвастовства уподобляет автора Хлестакову. Когда герой небрежно подчёркивает – сколько он получает, какой костюм на нём надет, что он – поклонник Уэльбека и т.д., нельзя не вспомнить о прыщавых подростках, потребителях интернетовской порнографии, хвастающих друг перед другом любовными победами во всех подробностях, почерпнутыми из того же Интернета. Ясно, что жизнь в крупных корпорациях протекает совсем не так, как описано у Минаева. И не все там ослы и бездельники, иначе бы всё было слишком легко и просто. Но читать Минаева легко и приятно, кое-какие мысли по поводу нашего времени в голове рождаются по ходу чтения, о судьбе поколения 1970 – 1976 годов рождения, которому, кстати, посвящён специальный сайт, задумываешься, особенно когда сам к нему принадлежишь…
И, наконец, Робски. Это она сделала очередной прорыв в попсовой литературе, открыла нам прежде неведомое, указала путь другим пишущим. Её судьба – оставаться автором одного произведения. Не знаю – как она пришла к мысли написать «Casual», но всё получилось в высшей степени удачно – и сюжет, и исполнение, и промоушен.
Сегодня уже удивительно сознавать, что волшебный мир Рублёвки оставался немым до появления этой писательницы. Вроде бы в её замысле ничего особенного, а вот – поди ж ты, никто прежде Робски не вторгся в заповедную зону.
Оценивая собственно «Casual», заметим, что подобно Трахтенбергу, Робски заметно устаёт к концу книги, не справляется с управлением сюжетом, придумывает какую-то Индию, что-то такое волшебное, что несколько смазывает общее впечатление от хорошо построенной в целом вещи.
По сути «Casual» – детектив. Но в данном случае описания жизни новой русской буржуазии превалируют над лихо закрученным сюжетом. В этой двойственности книги – свидетельство добротной работы автора. Робски увлекает нас и криминальной интригой, и описанием экзотики, которая совсем рядом, но скрыта за высокими заборами.
Не будем вслед за Альфредом Кохом и прочими выискивать в «Casual» какие-то неточности, большие или малые, уточнять – повествует ли Робски о рублёвских жёнах или содержанках. Не в этом дело. Дело в привлечении внимания читающей публики к ранее неизвестной стороне нашей новой жизни, убогой и сложной у большинства, яркой и сложной – у меньшинства. Таких «писателей», как Робски, оценивают именно по этим показателям – есть или нет коммерческий успех? Заявлено ли что-то новое, способное привлечь внимание? Гарантирован ли скандал? Колоритна ли личность автора?
С точки зрения коммерческой успешности и её составляющих Робски – победитель. С чем её и поздравляем.

Максим АРТЕМЬЕВ