Аркадий МИШУРИС. ЧЁРНОЕ МОРЕ

№ 2016 / 39, 11.11.2016

На даче, перебирая ящики стола, я наткнулся на старую записную книжку, где пустяковая запись вдруг всколыхнула память и те события, которые словно магнит, притянули к себе… Мне казалось, что я помнил абсолютно всё: даже имена людей, оказавшихся тогда, по воле случая, в моём окружении. Несмотря на то, что с тех пор прошло более 20 лет, я неожиданно почувствовал желание об этом написать. Но никак не мог приступить – не начиналось. Другими словами – надо было оттолкнутся от берега и прыгнуть воду… Не сразу, где-то через месяц я это сделал.

Было начало девяностых. Мы с коллегой летели в командировку в небольшой сибирский городок, где наш НИИ на протяжении полутора лет внедрял АСУ. Работа шла ни шатко ни валко. Деньги у компании, правда, были, но менялись руководители и, естественно, менялись приоритеты: то ли тратить на АСУ, то ли на недвижимость, как правило, в южных широтах. Шёл октябрь, на даче в Подмосковье только-только заканчивалось бабье лето, осенние многолетники ещё не собирались зимовать, а в иллюминаторе самолёта уже была видна заснеженная земля, белизну которой подсвечивали яркие факелы буровых, чернели, словно жирные кляксы, нефтяные разливы.

В гостинице с романическим названием «Горные встречи» было, несмотря на серьёзный мороз, жарко и сильно пахло, как сейчас помню, жареным луком. Несмотря на позднее время, нас радушно встретили заказчики Геннадий и Андрей. Средних лет, они были в нашей теме активными участниками, регулярно приезжали в институт, одним словом, отношения сложились вполне приятельские. В небольшом номере, как всегда, был накрыт стол со значительным количеством спиртного и, конечно, местным деликатесом – малосолёной нельмой, вкус которой я хорошо помню до сих пор. Грибы, морс из клюквы, вяленая оленина и привозное, роскошное украинское сало. За время наших командировок мы к этому уже привыкли, но всё равно искренне радовались вечернему застолью. Всё было, как и раньше: те же разговоры о работе, зарплате, анекдоты и прочее. Новым было только одно: официантка по имени Рита. Маленькая, смуглая, с ярко накрашенными губами, она как бы случайно была послана кем-то в нашу компанию, чтобы четверо мужиков по-настоящему почувствовали праздник. Ближе к полуночи, когда все местные и столичные новости были обсуждены, я, как человек мало пьющий, извинился и ушёл в свой номер, твёрдо сознавая, что для застолья эта потеря невелика, а мой институтский коллега Саша вполне это компенсирует.

Утром я ещё спал, когда мне постучали в дверь. Пришли ребята, слегка помятые, но встревоженные вопросом: «где Александр?» С их слов я понял, что Саша около часа ночи пошёл провожать официантку домой. Рита снимала жильё недалеко от гостиницы. Ребята ждали его около получаса, а потом решили, что он остался там ночевать. Вызвали водителя и собрались было уехать, но не успели. Прибежала дежурная и сказала, что ей звонила хозяйка, где жила Рита, обеспокоенная её отсутствием. С её слов девушка, если задерживалась или оставалась ночевать в гостинице – обязательно предупреждала. В Сашином номере всё оставалось нетронутым. До обеда мы перебирали все варианты, включая различные версии, и ждали. На улице шёл сильный снег, к вечеру разразилась настоящая метель. Новостей по-прежнему не было. Всегда, когда я влипал в чужую историю, быстро умел собраться с мыслями и начать действовать. Но сейчас растерялся, что-то мешало мне сосредоточиться: ничего не мог даже условно предположить. С Сашей мы работали вместе в одной лаборатории около трёх лет. Достаточно серьёзный, я бы даже сказал вдумчивый человек. Жену я не знал, но, судя по всему, никаких домашних проблем у них не было. Он умел хорошо выпить, но форму никогда не терял, скорее, наоборот. Ближе к вечеру мы поехали в РОВД. Эту встречу я очень хорошо помню. К нашей истории отнеслись, я бы сказал, сдержанно весело. Всё свелось к банальному: с кем не бывает, скоро возвратятся… Заявление пока не взяли. Увы, не возвратились они ни вечером, ни ночью. Что делать, я не знал. Ребята принесли водки. Легче не стало, скорее наоборот, как-то всё обострилось.

Утром приехали сотрудники из службы безопасности компании. Накануне они занимались поисками, результатов не было. Ясно было только одно: искать больше негде – город маленький, одна гостиница, три общежития, десяток квартир, где живут вахтовики и рабочие с буровых. Всех опросили, никто наших не видел.

Тут ещё некстати на следующий день я заболел. Ангина, температура 38,5 – для меня это всегда серьёзно. Ночью лежал пластом. Из гостиницы выйти невозможно, ветер почти сбивает с ног.
С трудом дошёл до машины, поехали в местную больницу. Молодая фельдшерица не выдержала и спросила, нашлись ли ребята. Я понял, что о нашей истории уже знают все. Бессмысленно было отвечать. Всё, что произошло в эти дни, объяснить я не мог ни фельдшерице, ни ребятам, ни самому себе. Было стыдно и до боли обидно за эту нелепую историю, и вместе с тем я боялся самого страшного. Вечером в гостинице попросил сварить какую-нибудь кашу, ничего другого есть не мог. Мне принесли огромную тарелку манки и полулитровую банку горячего молока. Ночью проснулся от жуткой боли в горле, температура, видимо, зашкаливала, лежал и проклинал эту командировку. Отдал бы тогда всё, чтобы это оказалось сном.

Утром пришли всё те же и двое из милиции. Попросили Сашин домашний телефон и фотографию. Я категорически возражал, чтобы звонили домой. Фотографии не было. Вечером третьего дня, когда я окончательно понял, что случилась беда, в номер прибежала дежурная и позвала меня к телефону. В трещавшей трубке еле слышным голосом Саша отрешённо сообщил: «Сегодня прилечу с почтовым».

За три дня я впервые почувствовал, как прекрасна может быть жизнь, когда вновь появляются оптимизм и надежда. Наскоро накрыли стол, хорошо выпили. Ребята уехали к руководству, а я в состоянии, когда ровно идти уже не получалось, радовался и злился одновременно, что не помешало мне впервые за это время крепко заснуть.

Вечером поехали в аэропорт. По трапу медленно спустился Саша. Риты не было. Кисти обеих его рук были забинтованы, на лице явные следы обморожения. Мы обнялись и молча сели в машину. Он попросил отвезти его к врачу, глядя на меня так, что накопленную злость мгновенно сменила такая жалость, какую я никогда не испытывал к взрослому мужику.

Пока он лежал в местной больнице, я пытался оформить что-нибудь по командировке. Конечно, все всё понимали и ни о чём не расспрашивали, хотя и так слухов было более чем достаточно.
Я осознавал наше положение, поэтому, заручившись поддержкой ребят не сообщать в институт, внёс в Договор устное допсоглашение о проведении ряда работ в рамках темы абсолютно бесплатно, с учётом компенсации за причинённые волнения. Главный виновник, он же главный исполнитель подтвердил это, лёжа на больничной койке. Саша, конечно, был классным специалистом, это знали и в Москве и здесь.

Через неделю мы улетели, увозя с собой горькие воспоминания и килограмм десять великолепной рыбы – нельмы.

В старой записной книжке лежал вчетверо сложенный лист бумаги. Это была объяснительная, которую попросили у нас в руководстве компании. Саша, будучи в больнице, диктовал мне свои похождения. За день до отлёта нам её вернули. Как бы в знак понимания того, что произошло. Помню, там ещё была открытка с видом города Сочи и приглашением в будущем воспользоваться небольшим отдыхом на Чёрном море. Открытку, по-видимому, забрал Саша. Текст Сашиной объяснительной, записанной мною, привожу ниже.

 

В ту ночь я решил пойти проводить Риту. Она жила в 10 минутах от гостиницы. Метель была такая, что в темноте можно было идти только по дороге, никуда не сворачивая. Почти сразу нас обогнал вездеход. Водитель, судя по всему её знакомый, предложил подбросить нас до дома. В кабине он рассказал, что летит с рабочими, закончившими вахту, на отдых в Сочи. Рейс через час. Возле дома он внезапно предложил нам полететь с ними, а на следующий день этим же рейсом вернуться обратно. У него, как он сказал, было два свободных места. Рита сразу проявила интерес, да и я тоже. Было заманчиво искупаться в Чёрном море. Также он пообещал позвонить её хозяйке и предупредить моих в гостинице, чтобы ждали завтра к обеду. Там ещё купальный сезон, вода замечательная, – рассказывал он. Я не всё помню, так как был в определённой кондиции и задремал в машине. Проснулся уже в аэропорту. В зале было ужасно холодно. Протрезвел. На вопрос притихшей Риты: «купаться летим?» Сразу согласился, хотя небольшие сомнения и были. Рита заявила, что если я полечу, то и она тоже. Пока готовился вылет, я узнал, что два раза в месяц компания предоставляла возможность своим вахтовикам бесплатно летать на курорт в Сочи и через две недели вернуться. Дело в том, что работа на буровой в любое время года была не просто тяжёлой, а невыносимой. Многие рабочие, отработав один месяц и получив неплохие деньги, брали расчёт и улетали домой, откуда потом многие не возвращались. Создавался дефицит рабочей силы. Тогда умные головы, со слов нашего нового знакомого, придумали этот бесплатный рейс в Сочи. Получив зарплаты, люди увольнялись и летели на курорт, где очень быстро спускали всё, что заработали. Денег не оставалось даже на билет домой. Тут-то и появлялся сотрудник компании и предлагал вновь лететь на вахту, чтобы подзаработать. Такая практика себя оправдывала и длилась у многих годами.

Самолёт скоро вылетел. Однако, минут через 40 мы вынуждены были приземлиться. Метеоусловия не позволили лететь по запланированному маршруту. В маленьком аэропорту было тоже довольно холодно. Вскоре мы узнали, что рейс задерживается до утра. Стало быть, обратно из Сочи можно в лучшем случае вылететь только на третий день. Я, окончательно протрезвев, понял, что мне лететь надо не в Сочи, а назад. Ритин приятель согласился помочь, предложив долететь обратно другим самолётом, который будет здесь в 9 часов утра. Это был спецрейс, который еженедельно доставляет в наш городок корреспонденцию. Я с радостью согласился завтра вернуться. С Ритой всё было по-другому. Она сказала, что ей очень хотелось в Сочи и, пожалуй, она на пару дней может себе это позволить. Утром они улетели. Маленький аэропорт опустел. Пристроившись на ледяной скамейке, я задремал, мысленно проклиная свою глупость. Около 8 утра дежурный разбудил меня и сказал, что спецрейс задерживается до 14:00 и предложил поехать к нему домой погреться и перекусить. Где-то за час мы на его «Ниве» добрались в небольшой посёлок. После обеда машина не завелась. У соседей нашли в гостях водителя на газике, тот был после запоя не в лучшем настроении куда-то ехать. Но потом согласился отвезти на своей машине. Проехали километров пять и увязли. Снежные сугробы доходили до метра. Стали откапывать. Жгли соляру, поминутно грели руки и лицо. Всё впустую. Боялись окончательно замёрзнуть. Вернулись обратно домой. Не успели выйти из машины, как по рации сообщили, что борт сегодня не прилетит по метеоусловиям. Разрешили задержаться до утра, и тут связь оборвалась. Я не успел ею воспользоваться, чтобы сообщить о себе. К вечеру на руках и лице у меня появились волдыри. В соседнем доме нашли какую-то мазь. Фельдшерский пункт в тридцати километрах, в такую погоду никто не доедет. Я отчётливо понимал, что наломал дров и, несмотря на усилившуюся боль, ругал себя последними словами. Лишь на следующий день метель утихла, и мы кое-как добрались в аэропорт. Спустя несколько часов я вылетел почтовым. Вот и всё, что хотел сказать… прошу меня извинить, понимаю, доставил всем много волнений, но был уверен, что Ритин знакомый обо всём предупредит. Обещал ведь… С моих слов записал старший научный сотрудник ВНИО А.Борисов.

В институте мы вместе работали ещё около года. Раньше уволился я, родственник пригласил в научно-производственный кооператив, где я отработал 23 года. Саша иногда звонил, но встречаться не получалось. Это было очень давно. Я его не осуждаю, скорее наоборот. Иначе жить, наверное, было бы не так интересно. Жаль только, что тогда он не выкупался в Чёрном море. Где Рита – не знаю. Когда мы тогда улетали, я её не видел, а Саша ничего больше не рассказывал.

Arkadii Mishuris

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Аркадий МИШУРИС

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.