Что ты за существо, Человек?
Светлой памяти Нодара Думбадзе
№ 2023 / 27, 14.07.2023, автор: Руслан СЕМЯШКИН (г. Симферополь)
Почти сорок лет прошло с того времени, как порог вечности переступил человек, при жизни земной постигший закон этой самой вечности. Ему было всего 56… Жизнь прервалась, что называется, на взлёте. А время не стоит на месте, и приходят новые поколения, увы, о Нодаре Думбадзе, чей 95-летний юбилей со дня рождения приходится на 14 июля текущего года, мало что знающие. Сегодня это славное имя в России порядком подзабыто. Книги Нодара Владимировича давно на русском языке не переиздаются, а напечатанные в советские годы пылятся на библиотечных полках, упорно ожидая своего читателя…
В отведённые писателю годы творчества (а сочинять он, выпускник экономического факультета Тбилисского университета, начал достаточно рано, успев создать целую прозаическую галерею потрясающих произведений), Нодару Думбадзе определённо сопутствовала удача. Он увидел и ощутил признание и любовь сограждан. Его печатали огромными тиражами, ставились спектакли и фильмы по написанным им произведениям. Имел Думбадзе в своём багаже и официальные регалии, старт которым дал ЦК ВЛКСМ, удостоив его в далеком 1966 году, в числе первых, недавно учрежденной премии Ленинского комсомола. Затем была Государственная премия Грузинской ССР имени Шота Руставели, серебряная медаль имени А.А. Фадеева и высшая и самая авторитетнейшая награда – Ленинская премия. Два созыва представлял писатель интересы родной республики и в Верховном Совете СССР. Тогда – в 70-80-е годы прошлого столетия – он без преувеличения был одним из самых любимых и почитаемых писателей Советского Союза.
При этом, оставаясь человеком скромным и интеллигентным, к славе он относился и философски, и с юмором:
«…я расскажу, какой я популярный. Мы сегодня на съезде писателей с Чингизом Айтматовым разговаривали. У нас все знаки отличия одинаковые: и он лауреат, и я лауреат, и он депутат, и я депутат. Подходит к нам фотограф, снимает нас, крутит и так и сяк, мол, улыбайтесь, говорите между собой. И мы говорим. А о чём говорить, когда не о чем говорить. А он снимает. Потом я отхожу в сторону, а он подходит к Чингизу, и я слышу, спрашивает, а кто этот человек? Это – про меня. «Это же Нодар Думбадзе», – отвечает Айтматов. Он записал: «Нодар Думбадзе. Справа». Потом Чингиз ушёл, фотограф ко мне подходит, спрашивает, кто этот человек? Я отвечаю, что это Чингиз Айтматов… Это о популярности».
В этом ответе – весь Нодар Думбадзе с его искрометной иронией и глубоким взглядом на всё происходящее вокруг. Так он и жил, балансируя на грани высоких идеалов и обыденной повседневности с её непредсказуемостью и естественной весёлостью.
Писательский голос Нодара Думбадзе зазвучал в конце 50-х годов прошлого столетия, а по сути, более шестидесяти лет тому назад, когда в свет вышел его первый и один из самых удачных и любимых читателями роман «Я, бабушка, Илико и Илларион». С тех пор в его произведениях читатель неизменно сталкивался не только с искромётным юмором, незатейливыми, добрыми и смешными житейскими ситуациями, искренним интересом к тяготам и заботам самого обычного, «рядового» человека, постоянным стремлением к торжеству доброты и справедливости, но и с сонмом проблем куда более конкретных, требовавших общественной огласки и искоренения, таких как социальное разложение, поклонение материальным благам, сознательный отход от нравственных правил и социалистической законности. При сём он всегда искал выход из сложившихся обстоятельств, безоговорочно веря в действенную силу добра, оставаясь убеждённым коммунистом, сторонником советского образа жизни и гуманного жизнеустройства.
Кстати, произведения Думбадзе были во многом автобиографичными. Курьёзные, смешные и одновременно поучительные истории он находил в повседневности. «Правдивость и автобиографичность иногда мне очень мешают в жизни, – вспоминал писатель. – Особенно если я пишу настоящие фамилии. Был такой случай, когда я был редактором грузинского «Крокодила». В повести об Илико и Илларионе, вы помните, у Иллариона есть свинья? Я её называю именем и фамилией человека, потому что эта свинья была похожа на этого человека.
И оказалось действительно такой человек есть. Он подал заявление в Центральный Комитет, что я, Нодар Думбадзе, высмеиваю его, что весь район бегает за ним и называет его свиньёй. Потом пришлось выдать ему справку, что он не свинья, и он успокоился и счастливый ходил. Потом ещё был случай: я напечатал в своём журнале один фельетон, что директором сахарного завода выдвинули крысу. И вдруг заходит ко мне в кабинет человек, не здоровается и говорит: «Ты сам крыса!» Я говорю: «Почему я крыса?» – «А почему ты написал, что директором сахарного завода выдвинули крысу?» Я говорю: «А почему вы думаете, что это вы?» «А потому, – отвечает он, – что в Грузии один завод сахарный и я директор этого завода». Ему тоже пришлось выдать справку, что он не крыса. А потом оказалось, что он крыса, и его арестовали».
Впрочем, творческий путь Думбадзе был не так уж прост. Он сопровождался внутренним поиском – своего героя, сюжетных линий, тем, проблематики и конфликтов. На помощь, уже в самом начале долгой писательской дороги, пришли потрясающий, переплетенный с народными традициями, юмор, лукавая ирония, весёлые остроты. Но эти юмористические вставки и диалоги, начиная с «Я, бабушка, Илико и Илларион», а затем и в последующих романах – «Я вижу солнце», «Солнечная ночь» – не были самоцелью. Писатель никогда не уходил от серьёзных вопросов. Юмор и смех были фоном и средством, благодаря которому Думбадзе доносил свои далеко не праздные мысли до читателей. Взять хотя бы его легендарного и незабываемого Зурикелу из дебютного романа. На первый взгляд, он прохвост и простак, испытывающий окружающий мир своим простодушием. Но на самом деле Зурикела со своим добрым чудачеством вступает в противоборство с такими прохвостами как управдома, помогая вскрыть их истинное лицо. Потому-то образ этот и получился таким притягательным, что, беря на себя и доводя до шаржа недостатки, хитрость, плутовство других людей, он тем самым просветлял тех, кто находился рядом с ним.
Со временем, от романа к роману, а затем и в рассказах (прежде всего в таких как «Дидро», «Коррида», «Солнце», «Собака», «Желание», «Неблагодарный») писатель будет плавно уходить от народно-бытовых ситуаций, присущих грузинскому народу и наполненных бесподобным самобытным юмором. Нет, сам смех не уйдёт, но он начнёт трансформироваться, всё больше переплетаясь с серьёзностью и сентиментальностью, жизненными коллизиями и судьбами героев. Затем придут и другие, далеко не смешные темы. Так уже во втором романе «Я вижу солнце» появится память о войне, с которой нам доведётся повстречаться и в ряде других произведений. Столкнёмся мы и со студенческой средой, побываем на пограничной заставе, а чуть позже окажемся и в тюрьме. Ирония всё более станет отходить на второй план, а нравственно-философская проблематика прочно укореняться в каждом новом его произведении. И смех, в конечном итоге, окажется каким-то вынужденным: там, где надо смеяться, смеяться вовсе и не захочется.
В историю многонациональной советской литературы Нодар Думбадзе вошёл, благодаря крепкому переплетению в его творениях таких полярных начал, как смешное и серьёзное, реальное и нереальное, причудливое и глубокое, философское и обыденное. Оттого-то и по прошествии лет не устаревает, не тускнеет привлекательность, сочность и красочность всего им написанного, не теряется актуальность, злободневность озвученных тем и вопросов, их всеобъемлющий философско-нравственный подтекст. Произведения писателя, к счастью, уверенно перешагнули в XXI век, сумев не раствориться в его безумной, не прекращающейся ни на минуту круговерти…
Пытаясь в сегодняшнее недоброе и неспокойное время, когда в сознании многих и многих сограждан укоренились совсем другие «ценности», напрочь неприемлемые для писателя, вновь представить весь масштаб его незаурядной личности, следует в первую очередь обратиться к истокам, к той среде, в которой он сформировался.
«Я из Гурии. Гурийцы действительно очень остроумные люди. Но это характерно не только для гурийцев, это общехарактерно для всей грузинской нации: весёлое такое настроение, остроумие», – вспоминал не одно десятилетие спустя Нодар Владимирович.
Ему, как, впрочем, и его сверстникам, пришлось немало пережить, а затем и переосмыслить:
«Тяжёлое детство было, и я рано остался без родителей. Меня воспитывали чужие люди. Не чужие, свои люди, но не родители. И этот период, когда происходило становление моего характера, как парня, как юноши, как мужчины, это время совпало с тяжелыми годами войны».
Отсюда – из детства, юности – он и черпал на начальном этапе темы для своих произведений. О тех непростых, но светлых для писателя годах он отзывался всегда очень тепло и искренне.
Гораздо позднее, в начале восьмидесятых годов ушедшего века, вглядываясь через призму собственного детства в проблему одиночества современного человека, Думбадзе заговорит о том, что сейчас, когда некогда единый многонациональный советский народ разбежался по национальным квартиркам, воспринимается ещё острее.
«А в Грузии мы привыкли жить как: у нас были общие дворы, общие балконы. Мы выросли во дворе. Вот русский язык… я выучил на улице, во дворе. Есть у меня друзья, которые говорят на армянском, на азербайджанском, на курдском языках одновременно. На улице, среди детей изучали мы эти языки. А сейчас какое-то отчуждение происходит, когда человек отгораживается заборами, квартирами, комнатами, замками. Дырки какие-то придумывает, щели, чтобы не ворвался к нему кто и не отнял чего-нибудь».
Да уж, как в воду глядел! Только сегодня новые хозяева жизни огораживаются уже не заборами, квартирами и домами, а целыми поселениями со своими «барскими» угодьями, лесами и водоёмами, прежде бывшими общедоступными, народными… а вместе с ними поместьями, дворцами, виллами, военизированной охраной и обслуживающим персоналом, вынужденным подстраиваться под непредсказуемые запросы и пожелания своих хозяев-работодателей. Грустно, какое-то щемящее, исконно думбадзевское чувство горечи начинает давить и преследовать, когда думаешь и сопоставляешь день вчерашний и день нынешний, такой безрадостный и мрачный.
Посему творческое наследие этого удивительного правдолюбца, гуманиста, тонкого психолога, философа, всю жизнь настойчиво и последовательно изучавшего феномен человеческой личности, принципиально не устаревает. В нём по-прежнему можно разыскать ответы на многие вопросы. Есть в нём и ещё одно неизменное качество – оно до предела наполнено всепобеждающим светом доброты. А значит, произведения Думбадзе, по меткому выражению писателя, являются «врачевателями», способными «помогать людям», отводя от них боли и переживания. Хотя, свою собственную боль отвести от себя Нодар Владимирович так и не смог…
Будучи человеком глубоким, стремившимся постигать непреходящие истины, Думбадзе не оглядывался на критиков, а старался балансировать на темах не просто мировоззренческих, но и напрямую связанных с верой. И надо признать, что советская вездесущая цензура, которая, по мнению сегодняшней злобствующей либеральной братии, якобы «душила» и «уничтожала» всё талантливое, никак принципиально писателю не мешала. Но, безусловно, не обходилось и без споров, отстаивания своей позиции. В результате же выходили вполне полемичные, не скрывавшие взглядов писателя книги, причём тиражами, о которых нынешним «свободным» от политики писателям приходится только мечтать.
Но вернёмся к вопросу о вере. Точнее, не о самой вере, а о том, как видел её писатель в жизни советского общества. В связи с этим вспоминаются горячие споры обитателей тюремной камеры из романа «Белые флаги».
Как известно, сей роман Думбадзе посвятил борьбе с протекционизмом, взяточничеством, схватке, осложненной цепкостью национальных предрассудков, здоровых сил общества с его отсталой прослойкой – мещанами, ростовщиками, теми, для кого нажива становится целью жизни. Вместе с тем, отрицательные явления писателем в романе показаны сатирически. Камера тюрьмы, где развёртывается основное действие повествования, превращена в некую условную арену столкновения сил добра и зла. Преступники здесь наказаны и юридически, и, если можно так сказать, бичом авторской сатиры, а невинно пострадавший герой, не затратив особых усилий в борьбе за справедливость, приходит к счастливому финалу. Таким образом, добро, в широком понимании, торжествует.
В своих спорах обитатели камеры всё же подводят к мысли, что безверие опаснее и страшнее любой веры, пусть даже противоречивой, наивной. Интересен диалог из романа «Закон вечности». Полушутя, ставя перед собой задачу не обидеть, а возвысить и очистить души своих героев, Думбадзе говорит о том, что из главного героя, убеждённого коммуниста Бачаны Рамишвили, вышел бы неплохой священник, а из его соседа по больничной палате и постоянного оппонента, отца Иорама, получился бы хороший партийный работник. В этом условном единении, основанном на духовно-нравственном родстве, писатель и показывает своё отношение к вере, объединяя столь разных людей желанием сделать человека чище и достойнее. За брошенными вскользь фразами писатель подводит нас к вечным вопросам и пониманию того, что жить нужно по совести, достойно, с верой в добро, в светлые идеалы и во имя великих целей.
Здесь немаловажно подчеркнуть и то, что Думбадзе сознательно выводит на первый план настоящего коммуниста, но не партийного функционера. Путь Бачаны по велению совести в ряды партии станет для него отнюдь не простым. Сын репрессированных родителей, он вступит в Ленинский комсомол в то время, когда таких как он в комсомольцы не принимали. Вынужденный скрывать правду, Бачана пойдёт на этот шаг ради единения с товарищами, близкими ему по духу. Но придёт час – и он честно, открыто расскажет о своём поступке старым большевикам на предшествовавшей заседанию бюро райкома встрече. И умудренные жизненным опытом партийцы поймут его.
На бюро райкома партии, услышав вопрос о том, зачем же он вступает в партию, Бачана, сам от себя не ожидая, откровенно ответит: «Хочу, чтобы в партии было как можно больше честных людей». И в этих словах проявится не только его гуманистическое мировоззрение, но и изначальное представление о коммунисте, которое, к сожалению, как покажет время, у многих членов единственной правящей в Советском Союзе партии окажется совсем иным, далёким от идеологический установок, которыми они лживо долгие годы в своих корыстных интересах прикрывались.
Вот как сам Думбадзе поясняет, с какой целью он вводил в роман образ Христа:
«Я хотел снять с человечества обвинение, что люди променяли Христа на разбойника. Мне хочется верить, что такой человек существовал на свете. И я хочу доказать, что люди пришли не менять его на жулика, на разбойника, а пришли посмотреть, как он сотворит еще одно чудо, как он посмеётся над римлянами. Но он не смог сотворить чуда. <…>
И ещё я хотел как-то выразить, что очень оскорбительно, когда считают, что Христа продали за 30 сребреников. Я очень люблю и Новый завет, и Ветхий завет, знаю и читаю эти книги. И я всегда переживал, что существует такое мнение, что Христа продали за 30 сребреников. Я хотел сказать, что 30 сребреников – это не цена Христа, это Иуду купили за 30 сребреников, это цена Иуды. У Христа не было цены…»
Роман «Закон вечности», удостоенный в 1980 году Ленинской премии, имел важное значение не только для грузинской, но и всей многонациональной советской литературы. Он стал настоящим событием, живо подхваченным всем огромным советским читательским сообществом.
Это произведение – наверное, главное в творческой судьбе писателя – далось ему непросто. На одной из встреч с читателями в Концертной студии Останкино, отвечая на вопрос об этом произведении, он говорил:
«Замысел немножко чёрный. Знаете, со мной случился инфаркт. И когда меня везли в больницу, я услышал такую фразу: как мог такой молодой человек заболеть инфарктом? И вот одна эта фраза родила роман. Я действительно все эти месяцы, которые лежал в больнице, думал: «Неужели причиной инфаркта могло быть то, что произошло в тот вечер?» А ничего не произошло. Я сказал вам, что буду откровенным: я выпил два стакана вина. А у грузина от двух стаканов вина инфаркта не бывает. <…>
Я подумал: что могло повлиять на моё сердце, чтобы такой молодой человек (это я о первом инфаркте говорю) заболел? Что могло так повлиять? И я пришёл к выводу, что всё это постепенно накапливается, и потом происходит взрыв, как эволюция и революция. <…>
Первый долг писателей, конечно, заботиться о моральной чистоте своей нации. И вот мы, насколько можем, помогаем. Губительный процесс продолжается и сейчас (речь идёт о конце 70-х – начале 80-х годов XX века. – Р.С.). Нельзя сказать, что в Грузии всё ладно, всё уже хорошо, всё в порядке и всё гладко… Нет, не так обстоят дела. Это только начало, по-моему. Борьба будет долго продолжаться. Всегда, наверное. Это уже зависит от того, в какой дозе эти пороки проявятся в той или иной республике. <…>
И я призываю, если есть здесь писатели, и не только писателей, всех: с этим надо бороться, с этим мириться нельзя, потому что это не тот путь развития человечества, на который мы имеем право встать или равнодушно смотреть».
Реальное и фантастическое в романе «Закон вечности» причудливо переплетаются. Перед нами предстаёт главный герой, известный писатель, член ЦК Бачана Рамишвили, переживший в детстве тяжёлое заболевание туберкулёзом, работавший пастухом, получивший образование и работающий ныне редактором газеты. Периоды его жизни подаются писателем через воспоминания, своеобразные «видения» самого Бачаны, лежащего в больнице. Посредством этих эпизодов из биографии героя обозначаются серьёзнейшие проблемы общественного устройства тех лет. Как и ранее, Думбадзе выступает непримиримым борцом с миром хапуг, хищников, приспособленцев, расхитителей социалистической собственности. Но это, однако, не отвлечённый рассказ, написанный в детективном жанре. Поднятую проблематику писатель подаёт в философском контексте. Его волнуют вопросы нравственного падения отдельных, внешне благополучных, скрывающихся под личиной благодушных и порядочных граждан, личностей, способных на откровенное мошенничество и жульничество. При этом отрицательные персонажи выступают с претензией жить и действовать согласно своим эгоистическим стремлениям, намеренно попирая законность. Мастерство Думбадзе, его неповторимое своеобразие, способность к подаче философских обобщений в доступной, притчеобразной форме, проявляется в романе и в том, что негативные образы порой доведены до карикатуры, предельно обнажены их старания представить себя в привлекательном свете. Такова сцена с прожжённой мещанкой и мелкой хищницей Ниной Санеблидзе, пришедшей к Рамишвили просить за своих сыновей. И кто же они? Старший отбывает наказание в колонии, но сердобольная матушка хлопочет о приготовлении для него отдельной квартиры, чтобы он мог жениться «поприличнее». Младший, на поступление которого в университет она истратила две тысячи сто рублей, всё равно проваливается на экзаменах. И теперь она ищет способы восстановления «попранных прав» и страшно возмущается, что нигде не может найти поддержки.
Роман «Закон вечности» всецело проникнут идеей борьбы добра со злом. И зло в романе показано живучим, неуязвимым, способным маскироваться, всплывать на новых местах. Не брезгует оно и угрожать, шантажировать, оговаривать, вредить. В этом отношении показателен пример Маглаперидзе – откровенного мошенника и спекулянта, бывшего руководителем комбината меховых изделий, который после выхода в газете разоблачающего фельетона о нём и пожара на комбинате сумел всё-таки оказаться на доходном месте в новом объединении ресторанов.
Бачану отличало ещё одно свойство – поразительная незащищённость, когда речь заходила о потере чего-то дорогого и сокровенного. Ему, многоопытному бойцу и человеку с давно устоявшимися взглядами на жизнь, оказалось не под силу перенести известие о предательстве друга, пошедшего на продажу профессиональной совести и убеждений.
И вот – инфаркт… Но едва оправившись от болезни, Рамишвили проявляет и волю к жизни, силу духа и готовность вместить в своё сознание пёстрый, неспокойный, клокочущий, доставляющий столько боли и такой прекрасный, неповторимый мир.
Сознание Бачаны динамично, оно легко схватывало суть и диалектику жизненных явлений. Потому с одобрением и воспринималось читателями его стремление к бесконечному движению и совершенствованию. Начиная с раннего детства, ни один из нравственных уроков, добрых или горьких, не прошёл для него впустую. Они отложились в его душе. А многочисленные испытания доказали, что без опоры в виде нравственности, выработанной многими поколениями предков и проверенной новым социальным опытом, повседневная жизнь теряет ориентиры, становясь пустой и бесцветной.
Думбадзе осознанно соединит в натуре Бачаны различные, иногда даже полярные жизненные начала, такие как любовь и ненависть, прошлое и настоящее, вечное и сиюминутное, вынуждавшие его стремиться к душевному покою и тут же энергично действовать на благо людей.
«Закон вечности» буквально кипел злободневностью. В нём подчас прорывались чуть ли не репортажные ритмы – так велико было стремление Думбадзе показать сам ход тогдашней тбилисской жизни, но показать её с философских позиций, затрагивая одновременно темы непреходящие, живущие в людском обществе веками.
Так в чём же заключался этот необычный «закон вечности», о котором всерьёз задумался правдолюбец и гуманист Думбадзе? Ответ на сей вопрос писатель представил в диалоге Бачаны и профессора Нодара Григорьевича:
«– Два месяца в вашей больнице были для меня временем поразительных открытий!
– Что же вы такое открыли?
– Закон вечности!
– Что?! – воскликнул изумлённый профессор.
– Закон вечности! – повторил Бачана.
– Мм… м… В таком случае этот закон должен иметь какую-то формулу, не так ли?
– Конечно!
– Быть может, поделитесь со мной этой формулой? Уверяю вас, Бачана Акакиевич, я не намерен присваивать её или записываться в соавторы! – пошутил профессор.
– Суть этого закона, Нодар Григорьевич, заключается в том, что… Душа человека во сто крат тяжелее его тела… Она настолько тяжела, что один человек не в силах нести её… И потому мы, люди, пока живы, должны стараться помочь друг другу, стараться обессмертить души друг друга: вы – мою, я – другого, другой – третьего, и так далее до бесконечности… Дабы смерть человека не обрекала нас на одиночество в жизни…
Профессор удивлённо прислушивался к словам Бачаны.
– Сложный, однако, закон вы открыли, Бачана Акакиевич! – сказал он после продолжительного молчания.
– Сложный! – согласился Бачана.
– И вы надеетесь осуществить его в жизни?
– Иначе вообще не стоило бы жить, и я, кстати, был бы сейчас мёртв».
Бачана Рамишвили, конечно, далеко не первый на земле, кто осознал величайшую истину и готов истово работать над претворением её в жизнь. Но разве от того, что рождённый в его сознании «закон вечности» был сформулирован задолго до него, в жизни самого Бачаны могло что-то поменяться? Да и, собственно, Думбадзе ведь писал не сагу о жизненном пути своих героев, а философский роман-рассуждение о добре и зле, о предназначении человека на земле и о его естественном стремлении к справедливости как главному и основополагающему мерилу, определяющему все жизненные законы и правила.
Горькими размышлениями о человеке, его природе, способной вести не к гармонии, а к упадку, потере человеческого облика, была посвящена и одна из последних вещей Нодара Владимировича – повесть «Кукарача».
Повесть-воспоминание с детективным и параллельно лирическим сюжетом рассказывает о довоенном Тбилиси и неземной любви участкового милиционера к городской красавице. По существу, писатель представляет нам жизнеописание подлинного героя, способного во имя любви к людям на любое самопожертвование. Скромный, простой и доступный милиционер по прозвищу Кукарача любит и готов защищать не людей вообще, а конкретного обычного человека, стоящего рядом, нуждающегося в помощи и поддержке. И такое отношение к людям милиционер распространяет даже на уголовника-рецидивиста Муртало, так как нравственные законы для него всеобъемлющи и каких-либо исключений не предполагают. А потому и смерть Кукарачи от подлой руки рецидивиста выступает в повести не ради придания ей слезливой мелодраматичности, а для того, чтобы этой сознательной жертвой заявить о неминуемой и окончательной победе сил добра. Думбадзе непреклонен, его понимание мира неизменно. Гуманист, философ, тонко понимавший человеческие характеры, взаимоотношения и конфликты, он твёрдо стоял на позиции, что здоровые силы, руководимые добром, справедливостью, духовностью в широком её понимании, не должны бояться понести неизбежные, но оправданные потери. Ведь за ними всегда стоит правда, а значит и новая жизнь, движимая любовью.
«Самый большой дар, подаренный природой человеку, – это талант любви, – скажет мастер, комментирую «Кукарачу». – Не только к женщине. Талант любви ко всему, что есть на свете: и к Родине, и к делу, которое тебе доверено. Это самый большой дар природы – талант любви… И я считаю несчастным того человека, который уйдёт из этой жизни, не прочувствовав этого дара любви. Без этого жить обидно и умирать жалко».
Посвятив своё жизнеутверждающее, наполненное добрым и поучительным юмором творчество человеку, Думбадзе не уставал задаваться вопросом: так что же представляет собой этот самый человек, почему живёт он на земле тревожно и не всегда по общепринятым нравственным законам и установлениям? В рассказе «Солнце» он представит диалог небесного светила с земным человеком, простым, но стремящимся к познанию глубинных истин, на которых и зиждется жизнь на земле.
«– Человек! – взывает к нему Солнце. – Всему на свете определено своё место! Корова знает, что она должна жить и пастись на земле; дельфину известно, что для жизни ему дано море, а для пищи – рыба; птице велено летать в воздухе и спать на деревьях, пресмыкающимся – ползать на животе и жить в норах… И лишь ты один рыщешь, бродишь, скитаешься, не находя себе места, не зная покоя! Угомонись, Человек! Живи или на суше, или в воде, или в воздухе! Что ты за существо, Человек? Откуда ты взялся?! Чего желаешь?! К чему стремишься?!»
Невесёлые эти вопросы, кочующие из века в век, человеку не случайно задаёт именно солнце, которое, как известно, присутствовало в образной системе писателя и тогда, когда он работал над романами «Белые флаги» и «Закон вечности». Люди суетятся, бегут в нескончаемой погоне за мнимым благополучием, основанном на обогащении и мещанских представлениях о безбедной, но замкнутой, ограниченной пространством собственного жилья жизни. Такой жизни, а точнее существованию, бездумному и бесперспективному, жалкому, пошлому и недружелюбному по отношению ко всем окружающим, Думбадзе всегда настойчиво и принципиально противился.
Критик Александр Руденко-Десняк справедливо подметил:
«Мир спасёт добро… Автор повествования о Зурикеле, бабушке Ольге, Илико и Илларионе был уверен, что человек рождается и живёт в гармоничном мире и нужно только постараться не нарушить эту гармонию, сердечно относиться друг к другу, верить во всё светлое – и остальное сложится само собой. Автор «Кукарачи» отрешился от извинительных иллюзий молодости, его герой, пройдя через перипетии романов «Белые флаги» и «Закон вечности», убедился, что мир крайне далёк от гармонии, а человеческая душа далеко не всегда тянется к свету, что и человеку в реальном мире ещё идти и идти путём самопознания и постижения действительности, многотрудным путём утверждения активного добра. Герои писателя познали страдание, прозрели, несли потери, смотрели в лицо смерти (особенно это касается рассказов), но никогда и никто из них даже в мыслях своих не пытался утвердить добро силой, превращая его тем самым в надчеловеческую абстракцию».
В понимании человеческого общества писатель не знал компромиссов – за добро и справедливость нужно бороться, но бороться честно, открыто, не допуская фальши, подлости и других «приёмов», не совместимых с нравственными установками и коммунистической моралью, истовым приверженцем которых и являлся Нодар Думбадзе.
Писателя всё волновало, тревожило. Эти не покидавшие его переживания с годами отобразились и на облике Думбадзе. Смотрим на фотографии – вроде улыбчивое, светлое лицо, а взгляд грустный… Потому-то, думается, и не выдержало его хрупкое сердце – не смогло оно вместить в себя все горькие раздумья, тревожные мысли о человеке и обществе, в котором ему самой природой предписано жить и созидать, а не пресмыкаться, преследуя низменные цели.
Перечитывая сегодня произведения Нодара Владимировича, в том числе и его статьи, интервью, а также многочисленные публикации о нём, можно однозначно констатировать – среди нас жил гений, наделённый прозорливостью видеть мир во всём многообразии, во всех красках и световых лучениях. И не просто видеть, но и передавать увиденное людям посредством печатного слова.
Пускай же живёт светлая и добрая память о нём!
Нодар Думбадзе, действительно, величайший писатель, и его творчество требует нового прочтения в нынешнее время – и на постсоветском пространстве, и во всем мире.
Спасибо автору статьи, поступившему по “закону вечности”.
Нодар Владимирович Думбадзе прекрасный писатель. Доброта и юмор на каждой, буквально, странице! “Я, бабушка, Илико и Илларион”, “Я вижу солнце!”, “Кукарача”, книга очерков, всё это было прочитано в благословенные шестидесятые годы. По мотивам этих повестей были сняты хорошие фильмы, в театрах, например, у Георгия Товстоногова в Ленинграде с успехом шёл спектакль “Я, бабушка, Илико и Иларион”. Куда исчезло всё это? О каких новых фильмах мы можем сказать: “Какой добрый светлый фильм!”?
ГИПЕРДИАГНОСТИКА Николай ЕРЁМИН
рассказ
Конечно, я догадывался, что Россия после семидесятилетнего большевистского террора стала невежественной страной, но не мог себе даже представить, что до такой степени.
Медицинские познания – у каждого – практически на нуле.
Этим и решил воспользоваться мой шеф, владелец частной клиники «Авиценна» Яков Семёнович Гробман.
Когда я устроился к нему на работу, он сказал:
– Ты молодой специалист, да? Тебе надо хорошо зарабатывать, да? Тебе нужна квартира, машина, дача, жена. Да? И на всё это будут нужны деньги, и немалые. Так знай, что переходный период от социализма к капитализму уже давно в стране закончился. Вокруг нас – или явные, или подпольные миллионеры. И все хотят болеть и лечиться. Иными словами – требуют к себе внимания и ласки. А что у них внутри организма творится – никто не знает. Вот и придумывай им болезнь. Ставь диагноз. Назначай дорогостоящее лечение или очень дорогую операцию. Или то и то. Рак. Диабет. Язва желудка. Аневризма аорты. Спинномозговая грыжа. Всё. Этого достаточно, чтобы и тебе, и мне тоже стать миллионерами. Пускай делятся!
Выслушал я наставление, проникся ситуацией, подключил к работе персональный компьютер – и дело пошло!
Жене главы нашего прекрасного сибирского города Абаканска Мальвине Иосифовне Пилипчук я поставил диагноз «фиброзно-кистозная мастопатия, рак груди», а самому Карлу Абдулатиповичу – «язва желудка с угрозой перерождения».
Тут же они были удачно прооперированы другом Якова Семёновича, выдающимся хирургом современности профессором Ахмыловским Артуром Тимофеевичем. И успешно прошли курс послеоперационной реабилитации в Индии. Куда потом переехали на постоянное место жительства – уж очень им там понравилось.
Он стал владельцем крупной фирмы по разведению бенгальской породы слонов в искусственных условиях. А она возглавила общество и туристическую фирму «Рериховеды».
Мой шеф купил себе коттедж, похвалил меня и сказал:
– Молодец! Продолжай в том же духе! Далеко пойдёшь.
Я купил себе двухкомнатную квартиру в центре Абаканска, с видом на заповедник «Столбы», и по вечерам, глядя на отроги Саян, стал подумывать о женитьбе.
Тем более что на меня стала заглядываться дочка шефа – двадцатидвухлетняя практикантка Оксана.
И поставил я диагноз губернатору нашей замечательной области Савелию Васильевичу Крамарову – «аневризма центральной мозговой артерии», а его жене, красавице Веронике Адольфовне,– диагноз «спинномозговая грыжа пояснично-крестцового отдела позвоночника с угрожающим ущемлением».
И они были очень удачно прооперированы другом Якова Семёновича и направлены на восстановление сил в Китай, где монахи известного монастыря Шаолинь быстро поставили их на ноги. И они, очарованные прекрасной природой и тайнами буддизма, остались там навсегда, организовав туристическую фирму «В поисках Шамбалы».
– Молодец! Так держать! – сказал мне Яков Семёнович, когда я купил автомобиль «Тойота Королла» и объявил ему и его жене Саре Моисеевне о желании жениться на их дочери Оксане.
Оксана подтвердила, что любит меня, что не может без меня жить и хочет, чтобы у нас родился ребёнок – мальчик или девочка, без разницы, лишь бы был таким же красивым, умным и удачливым, как я.
И я был просто вынужден поставить диагноз «рак желудка» обратившемуся к нам с жалобами на боли в животе Ивану Петровичу Сидорову, председателю Законодательного собрания нашей прекрасной Абаканской области, равной по площади Англии, Франции и Германии, вместе взятым.
Принял у меня Иван Петрович направление на операцию, постоял в задумчивости и ушёл сильно опечаленный.
Но тут вмешалась судьба, или случай, как хочешь, так и назови.
В Германии собирался Всемирный конгресс миллионеров, не знающих, куда девать свои деньги.
И полетел Иван Петрович в срочном порядке на конгресс – привлекать инвестиции для строительства новых гигантских заводов и нефтепроводов на территории нашей области.
Но когда начали заседать, боли в животе у него обострились, и мгновенно был он доставлен в дрезденскую клинику, и обследован на самом современном диагностическом оборудовании, и с диагнозом «обострение хронического аппендицита» был успешно прооперирован.
Вернулся Иван Петрович из прекрасного германского города Дрездена в прекрасный сибирский город Абаканск жизнерадостным и помолодевшим.
И на радостях, что диагноз рака у него не подтвердился, представил он меня к званию «Заслуженный врач России». А моего шефа – к званию «Почётный член Абаканской медицинской академии».
Я женился на Оксане.
И родилась у нас двойня – Миша и Ириша.
И купил я дачу в кедровом бору, тридцать минут от Абаканска на моей «Тойоте Королле», чтобы дышать свежим воздухом, так как в Абаканске на инвестиции, привлечённые Иваном Петровичем, построили гигантский завод ферросплавов, и дышать стало практически нечем.
Почувствовав, что дело пахнет керосином, мой шеф – пардон, тесть – продал клинику «Авиценна» и уехал с моей тёщей Сарой Моисеевной на ПМЖ в Израиль. Откуда пишут они, что там так хорошо, что о лучшей жизни и мечтать не приходится.
И зовут меня, Оксану, Мишу и Аришу скорей перебираться к ним.
Потому что время уходит, и нужно прожить оставшиеся годы так, чтобы не было ни мучительно, ни больно.
Мне очень нравятся идеи Нодара Думбадзе, Особенно врезались в память слова в адрес мальчика Илико. Я уже не помню кто это ему их сказал. Но в них таится глубочайший смысл. Вот эти слова “Ты ещё не человек, ты ещё проект человека”. И я всегда использую этот принцип и развиваю его, расширяю его границы. Во-первых, в нравственном аспекте. Человек, не достигший высокой нравственности, ещё только двуногий проект человека. Во-вторых, человек живущий и работающий не по призванию не способен быть максимально эффективно полезен людям, он не патриот своей страны, ибо зарывает в землю свой дар, который возможно незаменим в обществе, неверен принцип: незаменимых людей нет, просто ещё обществом не познана незаменимость каждого человека. И принцип избыточности существует не для оправдания этого принципа, а для того, чтобы защитить общество от его несовершенства в том аспекте. поэтому в аспекте призвания, люди работающие не по по призванию ещё не человеки, а двуногие проекты человеков. В-третьих, в аспекте здоровья, человек, не заботящийся о своем здоровье, неправильно заботящийся о своём здоровье тем самым способствует его разрушению, то есть этим мешает реализации своего призвания, жизненно необходимого людям, то есть и в этом аспекте он ещё не человек, а двуногий проект человека. В-четвёртых, человек, не умеющий правильно любить не может получать полноценное счастье, которое даёт ему важнейшие стимулы реализации его призвания, часто впадает в депрессии, мешающие его полноценному труду, то есть он ещё не полноценный человек, а двуногий проект человека. Этот список можно продолжать и дальше и я эту возможность представляю всем, кого заинтересовала эта тема.