ФОРМУЛА ЛИТЕРАТУРНОГО УСПЕХА

Кто бросил вызов мастеру детективов Акунину?

Рубрика в газете: Вызов, № 2018 / 23, 22.06.2018, автор: Илья РЯБЦЕВ

Большинство неискушённых читателей свято убеждено, что главным критерием литературного успеха является сила таланта писателя. К сожалению, это наивнейшее заблуждение, не имеет ничего общего с действительностью. Перед нами ещё одно среди десятков других устоявшихся, но столь же обманчивых интеллектуальных суеверий, из которых сформировано эклектичное мировоззрение современного обывателя. Да что там обывателя, если у нас даже первые лица государства и по сию пору, после почти трёх десятилетий непреходящих экономических неурядиц, продолжают свято верить во всесильность, этакую ноуменальность свободного рынка, якобы справедливо и эффективно регулирующего любые хозяйственные и политические отношения как в региональном, так и мировом масштабе.

 

Но вернёмся к литературе. Действительно ли писательский успех определяется исключительно талантом автора и качеством созданного им произведения? И существует ли надёжная рецептура, способная обеспечить тираж и всеобщее читательское признание?

 

Проще всего ответить на первый вопрос. Талант, конечно же, качество не бесполезное, однако никак не гарантирующее успеха. Точнее сказать, успех зависит от другого. В истории литературы было достаточно весьма знаменитых и крайне успешных при жизни писателей, имена которых сегодня остались только в цепкой памяти профессиональных литературоведов и критиков. Тем более, что при взыскательной и честной, «по гамбургскому счёту», как говорил В.Б. Шкловский, оценке их творчества, обнаруживается, что качество созданных ими текстов оставляет, что называется, желать лучшего. Во всяком случае, в художественном смысле. Таких примеров огромное количество. Чтобы не быть голословным, приведу несколько. Здесь можно вспомнить и знаменитого беллетриста середины 19-го века В.Р. Зотова, популярнейших кумиров революционно-демократической клаки: П.Д. Боборыкина, Ф.Д. Нефёдова, П.В. Засодимского, Н.Н. Златовратского, ну и, понятное дело, незабвенного Николая Гавриловича Чернышевского, чьим бессмертным графоманским «шедевром» («Что делать?») советские педагоги так изощрённо пытали нас, уродуя литературный вкус сразу нескольким поколениям ни в чём не повинных учеников.

 

Конечно же, есть и примеры противоположного свойства. Наиболее ярким мне кажется изумительный, тонкий, литературно совершенный классический роман в жанре семейной хроники «Гарденины» Николая Ивановича Эртеля. Отмеченный самим Л.Н. Толстым и, несколько позднее, крайнее привередливым И.А. Буниным, роман, как ни удивительно, был сдержано, если не сказать прохладно, встречен критикой и читающей публикой. А позднее и вовсе почти забыт. Забыт совершенно необъяснимо и незаслуженно. Так и умер, не дождавшись признания при жизни, гениальный Андрей Платонович Платонов. Провалился в литературное полузабытье самобытный и оригинальный, энциклопедически образованный Сигизмунд Доминикович Кржижановский. Да мало ли таких! Каждый начитанный человек может привести десятки подобных примеров. Уверен, было много первостатейных талантов, от которых вовсе ничего не осталось. Вот вам и захватано-опошленная, к месту и не к месту поминаемое, булкаковское клише: «рукописи не горят». Ещё как горят! За милую душу! Так что, нет, не гарантирует ни талант, ни даже гениальность писательского успеха и литературного признания. По крайней мере, при жизни. Здесь имеет место совсем другая химия.

 

Не будучи поклонником современной российской беллетристики, а тем более детективной, недавно, по случаю, наткнулся и прочитал книгу нижегородского писателя Николая Свечина. Писателя, как я позднее выяснил, достаточно известного, плодовитого и в своём роде успешного. Прочитал и был очень приятно удивлён. Затем проглотил ещё одну… Потом ещё… Пока не прочитал все 20 выпущенных к сегодняшнему дню книг этого автора. И, надо сказать, прочитанное порадовало. Николай Свечин удивил точным пониманием исторической фактуры, вниманием к самым мелким нюансам и предметам быта (как правило, выдающего поверхностную стилизацию), отличным владением сочным русским словом, знанием и безупречным употреблением редких архаичных и диалектных слов и выражений. В его, на первый взгляд незатейливых, но крепко и профессионально сделанных книгах, написанных живым и метким языком, есть всё то, что требуется от канонического детективного романа. Увлекательный сюжет, обаятельный положительный герой, наделённый такими неотразимыми качествами, как феноменальная сила, трезвость и ясность мысли, нравственное здоровье и неискажённая точность инстинктов. Линейная последовательность изложения, не утяжеляется никакими внешними спекулятивными приёмами, ни отсылками в прошлое, ни параллельными сюжетными линиями, оставаясь неизменно простой, но не примитивной. Николаю Свечину удалось создать вполне цельный, увлекательный цикл приключенческих, детективных романов, центральным персонажем которых стал колоритный нижегородский сыщик Алексей Николаевич Лыков. Хронологически всё действие цикла охватывает период с 1879 по 1905 год. Что, конечно же, симптоматично и, думается, отнюдь не случайно, почти совпадая с хронологией жизни знаменитого акунинского Фандорина.

 

 

Не берусь утверждать метил ли Николай Свечин в Бориса Акунина и его знаменитого героя осознанно или так вышло случайно. Теперь это уже и не важно. Воленс-ноленс получилось то, что получилось. А получилась вполне просматриваемая прелюбопытнейшая антитеза. Два писателя, работающие в жанре винтажного детектива. Оба создали обширный цикл романов о приключениях героя-сыщика в третьей четверти 19-го, начале 20-го веков. Один (Борис Акунин) начал раньше, в 1998-м, другой (Николай Свечин) позднее, в 2001-м (первая книга издана только в 2005-м). Понятно, что начав на несколько лет позже, в то время, когда Акунин стал уже знаменит, Свечин не мог не понимать, на чьём поле он будет играть и с кем будет соперничать. Можно предположить, что это было не просто совпадение. Это был творческий, а, возможно, даже и мировоззренческий вызов.

 

Акунин – очень знаменитый, богатый, обласканный почестями и обожанием креативного класса московский эссеист, литературовед, переводчик, японист, убеждённый и последовательный западник. Пишущий, как бы помягче выразиться, на русском языке как на иностранном. Нет, всё правильно, кошерно и грамотно. Образованный всё-таки по нашему времени человек. Но как-то неорганично. Всё точно и понятно, но «не верю», как говаривал К.С. Станиславский.

 

Свечин – совсем другое дело, – более или менее успешный писатель и нижегородский краевед. Но, как всякий настоящий краевед, он хорошо, уютно укоренён в истории России и своей малой родины. Свободно ориентируется в этнографических нюансах и таких непростых материях, как раскольничьи старообрядческие толки. Очевидный почвенник и, по-видимому, патриот. Его языку и повествованию, безусловно веришь, поскольку его стиль прост и органичен, а русский язык для него естественная и любимая среда обитания. Именно поэтому в тексты Свечина абсолютно оправдано вплетено так много полузабытых, но придающих подлинность и аромат слов, таких, например, как колоритное «инобытие», позднее неоправданно вытесненное из употребления нерусским алиби. Одним словом, по мне Свечин проще и лучше, естественнее владеет русским языком. Это литература. А у Акунина – текст.

 

Этимологически фамилия акунинского героя Фандорин, вероятнее всего, имеет немецкое или французское происхождение (либо редуцированный на русский манер фон Дорн, либо аллюзия на журналиста Жерома Фандора). Фамилия героя романов Свечина демонстративно русская – Лыков (не исключаю даже многозначительной коннотации в духе «и мы не лыком шиты»). Фандорин – аристократ-западник, почти космополит с безукоризненными манерами (в понимании не имеющего никакого отношения к русской аристократии Чхартишвили), лишённый каких-либо характерных национальных черт, полиглот, страстно изучающий языки и культуру разных стран (и особенно внимательно, что не удивительно, в след за своим создателем, японскую), при этом не слишком хорошо ориентирующийся в своей собственной, т.е. (по умолчанию) – русской. Лыков – небогатый (по началу) дворянин, исконный стопроцентный русак, простоватый и не взыскательный, без малейших признаков сословной фанаберии и высокомерия, знающий толк и имеющий несомненный вкус по части русского национального колорита. Как видим, противопоставление, если и не осознанное, то вполне, тем не менее, очевидное. Абсолютно разные авторы – и по характеру героев, и по мировосприятию.

 

Конечно же, рефлексирующий Фандорин, как и прихотливый, изощрённый сюжет романов Акунина, как и сам автор этих романов, намного сложнее (я бы выразился, осложнённее, тяжеловеснее), чем внешне простоватый, монументально цельный Лыков, последовательно и ровно проходящий свой жизненный путь, словно двигаясь из заданного пункта А в конечный пункт Б. Но тут уж – как кому нравится. Как раз в этом и состоит вопрос экзистенциального выбора. Одни предпочитают игры разума, утончённые едва ли не до бессодержательности игры, загадки, мистику с восточным колоритом, создание новых абстрактных и головоломных интеллектуальных концептов и конструктов. Другие – безыскусные и простые, но такие тёплые и знакомые человеческие ощущения: любовь, чувство долга и чести, близость душ, осенённых воспоминаниями детства и трагическим предчувствием неизбежной разлуки и конечного одиночества.

 

 

С некоторым запозданием признаюсь, я не поклонник творчества Бориса Акунина. Писателя, которого я бы без экивоков определил как Дарью Донцову для интеллигенции, ну или, если угодно, для офисного планктона. Это творчество, которое кто-то весьма метко и симптоматично обозначил как литературный проект. Во всём этом есть что-то неживое, стеклянное или, принимая во внимание ориенталистские пристрастия Григория Чхартишвили, фарфоровое. Представляете себе литературный проект Пушкин, Достоевский, Толстой, Чехов и т.д. Мне не интересно разгадывать аллюзии и шарады, щедро разбрасываемые настойчиво подчёркивающим свою начитанность автором. Я и так ему верю. Раздражает этот полуразложившийся, эклектичный и неудобоперевариемый винегрет из плоско усвоенного Ницше, Пруста, Камю, Гессе, Мисимы, Калеба Карра и прочих, имя же им легион. Как же безумно скучна и утомительна эта обязательная для столичного интеллигента «игра в бисер», это легко читаемое высокомерие и самодовольная ирония. Мертвечина. В сложных и хрупких кристаллических формах…

 

У художников есть такое понятие – тромплёй, обманка. Оптическая иллюзия объекта, изображённого в двухмерной плоскости, но выглядящего так, словно изображён в трёхмерном пространстве. Именно так я воспринимаю Акунина. Он многословен, психологичен, прихотлив, по-своему ярок и блестящ, но совершенно безжизнен, и беспомощен в смысле русского языка. Его герои абсолютно идеологичны и очень похожи на милые его сердцу японские куклы-марионетки, которые он волен как угодно дёргать за нитки, подчиняя своей железной авторской воле. Точно так же, кстати, как язык и персонажи ещё одного литературного кумира либеральной интеллигенции Людмилы Улицкой. Когда я читаю этих и им подобных авторов (а их немало), я невольно воспринимаю их как отличников иностранцев, прекрасно выучивших грамматику и синтаксис русского языка, но при этом не ощущающих с ним никакой животворящей обратной связи. И это неизбежный удел всех писателей-западников (за единичным исключением феноменально одарённого к русскому слову Набокова). Признаюсь честно, мне почему-то кажется не случайным, что Борис Акунин (Григорий Чхартишвили) не имеет детей. Жизнь, а в нашем случае язык, неотвратимо и неизбежно мстит безжизненностью за отстранение и высокомерие к культуре и народу, породившему этот язык.

 

Теперь, собственно, о том, с чего я начал, о формуле писательского успеха. Эта химия и стихия загадочная, трудноуловимая, от людей мало зависящая. Ибо на всё, в конце концов, Святая воля Божья, поскольку не человеки, а Господь творит историю по Своему усмотрению: одних прославляет, других казнит или милует, третьих изгоняет… Другое дело литературный проект, где всё можно более или менее точно рассчитать, исчислить. Найти «козырную», ходовую тему, стилизовать текст, надеть маску и исполнить роль, определить целевую группу и выгодный политический тренд, провести точную рекламную кампанию. И добиться денег и успеха, чтобы уехать потом жить из нелюбимой, ментально и духовно чужой страны в какую-нибудь романтическую и уютную Бретань, подальше от нецивилизованных и неблагодарных тебе носителей русского языка.

24 комментария на «“ФОРМУЛА ЛИТЕРАТУРНОГО УСПЕХА”»

  1. Спасибо автору за знакомство с хорошим писателем Свечиным. Видел его книги, но не знал, что их стоит читать. Теперь буду. Согласен с автором в оценке либеральных писателей, но не согласен с тем, что литературный успех – это Святая воля Божья. Он просто не знает сколько миллионов государственных и соровских средств потрачено на пропаганду Акунина, Улицкой, Шишкина (швейцарского), Быкова, Бабченко и прочих. Всё это происходило на моих глазах. Их делали сознательно! Не бывает успеха по воле Божьей, все литературные успехи рукотворны. Даже Дарью Донцову делали! Первые ее пять романов никто не заметил, пока Новиков не понял, что на ней можно делать деньги. И раскрутил!

  2. Уважаемый Петр Алешкин!
    С уважением отношусь к Вам с того момента. как Вы опубличили возможные “черные” доходы от сдачи дома на Комсомольском проспекте, 13.
    Всякий раз внимательно читаю Ваши комментарии. В том числе с интересом прочитал и этот – о “делании” Донцовой и прочих.
    Не могли бы Вы ответить здесь на следующий вопрос: каков оптимальный путь самостоятельного продвижения к успеху молодого писателя в современной России?
    Хорошо бы подкрепить Ваши соображения цифрами (тиражи, гонорары, сопутствующие доходы и т.д.).
    Может ли, на Ваш взгляд, молодой писатель в России выйти на самоокупаемость? То есть, зарабатывать деньги одним только писанием книг?

  3. Растёт признание и слава,
    мою фамилию присваивают…

    Петя, пошли его ко мне, откуда не возвращаются.

  4. Мне кажется, что не стоило автору публикации выводить талант восхваляемого им автора – не сомневаюсь, что он замечательный – на фоне Акунина, Улицкой и Донцовой. Это снижает пафос. Как говорил один известный критик: “Ты будь состоявшимся на фоне лучших писателей, классиков русской литературы, а не в сравнении с теми, кого считаешь бездарными”. Действительно, прямое дерево выглядит самым стройным на фоне кривых собратьев, а каково оно будет в ряду высоких и статных образцов? И так ли уж почетно прозе писателя казаться крепкой и убедительной на фоне слабых и мелких романов?

  5. Великосербову. Не лучше ли молодому писателю думать о высоких творческих задачах и смысле своей работы, чем о “продвижении к успеху” и самоокупаемости? Не сказывается ли это негативно на достоинствах его творений, если он думает об успехе?

  6. Уважаемые сотрудники ЛР, когда же вы, наконец, сделаете Петру Алешкину предложение, от которого он не сможет отказаться? Когда дадите ему газетную площадь?
    Можете даже при этом не ссылаться на меня, предложившего это сделать. Я не обидчивый, я стерплю.
    А Гюрзу не слушайте. Она тут только флудит.

  7. Великосербову. Ваш плевок в мою сторону не поможет Вам существенно. ПишИте донос в своих лучших традициях и обвинениях.

  8. Не только плевать в Вашу сторону, но и читать Ваши гнусные каменты, гадюка Вы левантская, я не стану отныне.
    Лучше не пишите мне больше ничего. Это будет с Вашей стороны пустой тратой времени.

  9. Приятно, когда комментатор признает ошибкой свой плевок в сторону оппонента. Если у комментатора нет убедительных аргументов и он не уверен в себе, он позволяет себе грубости, обзывает оппонента, словом, выходит из себя, что выглядит очень жалко и забавно. Особенно, если сам первым позволяет себе хамство, а потом недоволен, что ему дают отпор; тогда он хамит еще раз, и это уже про то смехотворно. Читать таеое – для меня не пустая трата времени: самые “выдающиеся” показываю своим ученикам, чтобы знали, какими низкими и мелкими людьми им не нужно становиться.

  10. Оказывается, у Гюрзы какие-то “ученики” есть… А знают ли они, что их преподаватель днем и ночью пишет спесивые комментарии ко всем публикациям газеты “Литературная Россия”?
    Наверное, не знают. Иначе подложили бы ей (скорее всего, ему) кнопку на стул. Или в портфель ей (ему) подсунули бы крысу.
    Ну, не может преподаватель так низко опускаться – комментарии писать на форумах.
    Фу, гадость какая…
    Или я ошибаюсь – и все преподаватели именно такие и есть? Кичатся, пыжатся, хорохорятся, щеки надувают, поучают всех и вся…

  11. Если кому-то что-то не нравится в том или ином комментаторе, разумнее самому подать пример идеальной воспитанности, мужественности, несравненного ума и ненадутой щеки. С удовольствием поучусь ведению дискуссии. Заранее спасибо.

  12. P.S. Вряд ли когда-либо мне удастся освоить ту изысканность выражений и методов общения с другими комментаторами, которыми здесь отличились ники “рецептур” и ” великосербов”. Хотелось бы перейти с обсуждения моей персоны к тематике, заданной автором публикации и продолженной комментарием уважаемого П.Алешкина.

  13. Рецептуру:

    Знаешь, дорогой, все-таки Гюрза – она, а не он. То есть дама. Ведь только дамы стремятся оставить последнее слово за собой. А Гюрза эта даже дважды прошипела в конце твоей с ней беседы. Того и гляди, прошипит еще и P.P.S., с нее станется…
    Ну, а с дамы какой спрос, дорогой мой Рецептур! Сам знаешь, что это за публика…
    Действительно, пора переходить к основной теме.

  14. Наконец-то я почитаю, на что вы трое способны при обсуждении основной темы. Вернее надеюсь прочитать. Оставляю последнее слово за вами. .

  15. Может, эти трое и не во всем правы, но если Вы, уважаемая Гюрза, и впрямь преподаватель, то не худо бы Вам овладеть русской пунктуацией. В Вашем последнем посте Вы не поставили две необходимые запятые (ими нужно было выделить слово “надеюсь”).
    Если Вы не знаете даже правил пунктуации, чему Вы можете научить Ваших учеников? Флудить на форумах?

  16. Маше. Ну если две запятые – единственная Ваша претензия к чужим комментариям, то это не так страшно. Тем более, это не относится к главной обсуждаемой теме. И в комментарии Гюрзы, к тому же, глагол “надеюсь” (то есть, “надеюсь прочитать”) никаких запятых не требует. Так что неграмотна не Гюрза, а Вы сами. Неплохо было бы извиниться…

  17. Ну, хоть одну-то запятую – после слова “Вернее” – надо бы поставить. Тут студентка права.

  18. Хренову; мало того, что студентка лопухнулась с надменно вменёнными Гюрзе двумя запятыми, она еще и в третьей запятой дала промашку. Не лучше ли здесь обсуждать проблемы по существу. Кроме того, студентка почему-то придирается к Гюрзе, а у других ошибки – гораздо грубее – не замечает.

  19. Согласен с Марком.
    Маша, придирайтесь ко всем! Чтобы Гюрзе не было обидно.

  20. Милая Машенька! Придирчивость – прекрасное качество, если оно обращено на самое себя. Есть исключения, которые подтверждают существование этого правила: ко мне можно придираться; я всегда благодарна за замечания и извлекаю из них пользу, если они справедливы. Но по-моему самое полезное – это исправлять собственные ошибки. Тогда не останется времени на чужие.

  21. С автором статьи согласен. В России в 90-х годах прошлого века было создано несколько частных “литературных фабрик”. Один из фабрикантов – Акунин (псевдоним). Подобная жвачка для непросвещённых читателей была всегда. Разве Валентин Пикуль не из этой серии “фабрикантов”? Это всё художественные интертрепаторы истории, я их так называю. Когда на документалистику не хватает ума, терпения и доступа к источникам, рождается эта жвачка. Акунин уже и свою “историю России” наваял. И есть читатели, воспринявшие эту жвачку как учебник. Поздравляю всех тех, кто в этой стране ответственен за идеологию. А она в этой стране есть? Кроме “Христос воскрес” и “наш национальный лидер сказал?..”

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *