Изменник русского царя

Рубрика в газете: Актуализация классики, № 2023 / 28, 20.07.2023, автор: Валерий КОРОЛЮК

Тебе – но голос музы тёмной

Коснется ль уха твоего?

А.С. Пушкин

 

Пушкин агрессивно предвзят и категорически тенденциозен в отношении главных героев своей поэмы «Полтава». Мазепа для него, однозначно – только злодей и подлый предатель, Кочубей – оболганная невинная жертва, а Пётр, конечно же – бесподобная звезда на всём тогдашнем небосклоне… И только Карл, похоже, выписан более-менее исторически достоверно, без особо эмоциональных эпитетов.

Впрочем, Александр Сергеевич и выступает-то ведь здесь отнюдь не документалистом и фактографом. Как и положено художественному гению, он в первую голову – сочинитель (в скобках замечу, что в реальной жизни у Кочубея было пять дочерей, а вовсе не одна-единственная; что убегала она из отчего дома дважды, самостоятельно, и в первый раз была сразу же возвращена благородным возлюбленным, а произошло это за пятилетку до Полтавской битвы; да и доносов на своего покровителя было отправлено «невинной жертвой» не один, а целых три – первые два легко сошли ему с рук и т.д. и т.п.; одним словом, реальная история сильно отличается от художественного вымысла).

Давайте всё же, для эксперимента, забудем вдруг все эти имена и фамилии, а также историческую подоплёку со всеми её сражениями и дворцовыми интригами, попробуем разглядеть действительно романтическую канву стихотворного произведения – что же там, за изящной словесной эквилибристикой с неизбежными ярлыками, происходит на самом деле?

Старый и умудрённый опытом правитель полуавтономной провинции сильно и прочно влюбляется вдруг в юную дочь («Но не единая краса… Везде прославилась она Девицей скромной и разумной») своего боевого товарища и друга-ровесника:

 

Не столь мгновенными страстями

Пылает сердце старика,

Окаменелое годами.

Упорно, медленно оно

В огне страстей раскалено;

Но поздний жар уж не остынет

И с жизнью лишь его покинет.

 

А, что совсем не так удивительно, как кажется, и далеко не так редко бывает, как думается – она отвечает ему полной и безраздельной взаимностью («так тихо за столом Она лишь […] внимала, она всегда певала / Те песни, кои он слагал, / Когда он беден был и мал, / Когда молва его не знала»). Убери также слово «старик», и чем тебе тут не Ромео с его Джульеттой или же Тристан с его Изольдой? Романтические баллады не терпят старческих переживаний? Или старики любить не умеют? Ой ли!

 

Он стар. Он удручён годами,

Войной, заботами, трудами;

Но чувства в нём кипят, и вновь

[…] ведает любовь.

 

Однако, как сказал бы Шекспир, тут «им судьба подстраивает козни»… Честно и открыто наш влюблённый пытается свататься к своей пассии, но получает категорический и презрительный («Бесстыдный! старец нечестивый! Безумец!») отказ её возмущённых родителей (с негодованьем и содроганьем последних).

Честно говоря, не очень понятна эта их реакция (моя украинская бабушка в таких случаях говорила: «ну и чого ж ты у нас такый впэртый?!») – значительная разница возрастов в браке в те времена была довольно обычным делом, тем более – оба любят друг друга, тем более – жених гораздо выше по положению в обществе (а может, и по богатству), тем более – он давний друг и соратник отца, тем более – у них общие мысли и планы («Как солью, хлебом и елеем, / Делились чувствами они. / Их кони по полям победы / Скакали рядом сквозь огни; / Нередко долгие беседы / Наедине вели они – Пред […] […] скрытный / Души мятежной ненасытной / Отчасти бездну открывал / И о грядущих измененьях, / Переговорах, возмущеньях / В речах неясных намекал»).

В результате, невеста падает в обморок: «[…] вздрогнула. Лицо Покрыла бледность гробовая, И охладев как неживая Упала дева на крыльцо. Она опомнилась, но снова Закрыла очи – и ни слова Не говорит, а потом еще … Целые два дня, То молча плача, то стеня, […] не пила, не ела, Шатаясь, бледная как тень, Не зная сна».

Как отнёсся к такому афронту несостоявшийся жених, автор умалчивает. Однако на третий день тот увозит её из дома родителей (по согласию, в одиночку – без свиты или помощников: «И утром след осьми подков Был виден на росе лугов»), становясь им врагом на всю жизнь: «Она в объятиях злодея! Какой позор!»

Чужая молва («Ты для него забыла честь, Родных и бога») оказывается для них дороже счастья собственной дочери, а уязвлённая гордыня («Какой позор! Отец и мать Молву не смеют понимать»), вкупе с жестокой и безжалостной местью – милей многолетней дружбы, и потому «…отец ожесточённый Бесчестья дочери не снёс И, жаждой мести увлечённый, Царю на гетмана донёс: Не многим, может быть, известно, Что дух его неукротим, Что рад и честно и бесчестно Вредить он недругам своим; Что ни единой он обиды С тех пор как жив не забывал, Что далеко преступны виды Старик надменный простирал; Что он не ведает святыни, Что он не помнит благостыни, Что он не любит ничего, Что кровь готов он лить как воду, Что презирает он свободу, Что нет отчизны для него. Издавна умысел ужасный Взлелеял тайно злой старик…» Ага, скрытно намерен бунтовать против власти кесаря!

А ведь мог бы атаман найти и другие средства воздействия, об этом в тексте прямо говорится:

 

Внезапно средь его дворца

Он может мщением отца

Постигнуть гордого злодея;

Он может верною рукой

Вонзить… но замысел иной

Волнует сердце Кочубея.

 

На чём, собственно, и заканчивается вся романтика, дальше начинается «полная жесть».

Грубо говоря, наш «честный служака» без всяких сомнений закладывает «Предубеждённому Петру… Малороссийского владыку» – своего старинного друга и боевого товарища («было время: с Кочубеем Был друг Мазепа; в оны дни… Но предприимчивую злобу Он крепко в сердце затаил»), которого так любит дочь. После чего, вполне закономерно («доносчику – первый кнут») под пытками оклеветал и себя самого: «в истязаниях кровавых Сознался в умыслах лукавых, В стыде безумной клеветы…»

Он очень много разглагольствует о чести, но вот именно эти свои поступки бесчестными почему-то не считает. Да и автор тоже не называет сие предательством.

И вот теперь должно задаться вполне закономерным вопросом: а кого же и что предал завешенный обличительными ярлыками Мазепа? Свою любовь? Но он до последнего думает, как можно спасти её отца: «Умрёт безумный Кочубей; Спасти нельзя его… Спасенья нет: Доносчик и его клеврет Умрут…»

Свою Родину? Точно – нет (что и как ещё до него было на самом деле с присоединением Украины – нам наверняка предстоит когда-нибудь точно узнать). Там и без него вовсю бушует национально-освободительное движение, как сказали бы раньше. Пушкин пишет об этом вскользь, полунамёком:

 

Украйна глухо волновалась,

Давно в ней искра разгоралась.

Друзья кровавой старины

Народной чаяли войны…

Опасных алча перемен,

Забыв отчизны давний плен,

Богдана счастливые споры,

Святые брани, договоры

И славу дедовских времён.

 

Себя? Ну, уж точно – нет, ведь: «старость ходит осторожно И подозрительно глядит. Чего нельзя и что возможно, Ещё не вдруг она решит… Свободу славит с своевольным, Поносит власти с недовольным, С ожесточенным слёзы льёт, С глупцом разумну речь ведёт!» Несмотря на всю свою такую осторожность, он совершил довольно частую среди украинских и польских правителей, но катастрофическую для столь прожжённого царедворца ошибку: поставил не на того победителя, прельстившись его прежней славой.

 

Давно замыслили мы дело;

Теперь оно кипит у нас.

Благое время нам приспело;

Борьбы великой близок час.

Без милой вольности и славы

Склоняли долго мы главы

Под покровительством Варшавы,

Под самовластием Москвы.

Но независимой державой

Украйне быть уже пора:

И знамя вольности кровавой

Я подымаю на Петра.

 

Как сказал кто-то из великих, в политике предательство – обычное дело (способ существования), в ней предавать – значит предвидеть… Не то предвидел и не так угадал – плохой политик («Стыжусь: воинственным бродягой Увлёкся я на старость лет; Был ослеплён его отвагой И беглым счастием побед, Как дева робкая»).

Получается, единственная его вина лишь в том, что он предал… доверие Самодержца! И это, с позиций Пушкина и Петра, есть абсолютное зло. Доверие Самого дорогого стоит. Потеряв его, сам назначаешь себя Иудой.

 

В душе Мазепы: звёзды ночи,

Как обвинительные очи,

За ним насмешливо глядят.

И тополи, стеснившись в ряд,

Качая тихо головою,

Как судьи, шепчут меж собою.

И летней, тёплой ночи тьма

Душна как чёрная тюрьма.

 

По крайней мере, так это выглядит по-Пушкину (ведь «Историю пишут победители»). А как оно было на самом деле – нам всё равно никогда не узнать.

 

Валерий КОРОЛЮК,

кандидат исторических наук

2 комментария на «“Изменник русского царя”»

  1. Обвинительные очи
    Замотаем крепче скотчем,
    И рассудим наугад,
    У кого богаче сад.

  2. А чот с детства запомнилось (хороший был учитель литературы, “Полтаву” разбирали после уроков на кружке лит-ры), что Мазепа предал имеено Петра, которому лично давал присягу на “верную службу”, и по службе был даже Петром награжден одним из высших воинских орденов (здесь могу путаться, – бо давно)… т.е. – была там чистая ИЗМЕНА РОДИНЕ (как комсомолец, не мог этим не впечатлиться, оттого и запомнил). Эт к тому, что “единственная вина Мазепы – предал доверие Самодержца” – не вполне корректно. Я украинец по маме, но и в нынешней замуте не изменю детского отношения к Мазепе. А шо до эмоций Пушкина, – дык он вааще пацан был классный! Так и надо! По статье в целом – оч. приятно читать внятные, достаточно глубокие рассуждения в небанальном вопросе как исторической, так и литературной части культуры. огромное спасибо!

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *