Колька Жмых
Рубрика в газете: Рассказ, № 2020 / 18, 14.05.2020, автор: Владимир КОРНИЛОВ (г. БРАТСК, Иркутская обл.)
В деревеньке нашей, утопающей летом в зарослях черёмухи, в годы Второй мировой войны поселилось немало разноплемённого люда, бежавшего на Урал и далее на Восток от неминучей смерти. Наряду с другими прибился в Рождественке и одинокий, похожий на подранка, мальчуган. Это был худенький, русоволосый подросток с испуганными глазами, наполненными до краёв слезами и горем. Селяне сочувственно отнеслись к страданиям беженцев, многие из которых поселились в их семьях. Приютили и Кольку – так звали этого сироту-горемыку, потерявшего во время одной из бомбёжек своих родителей…
Дел и забот в эту грозную пору хватало на всех с лихвой. Кольку сначала направили сопровождать гружёные овощами и другим, не менее ценным по тем временам, грузом подводы, направляемые в райцентр для сдачи государству. В дороге мальчуган ласково понукал измождённых работой лошадей. Никогда не позволял себе хлестнуть их кнутом или гибкой лозиной. И животные в знак благодарности терпеливо сносили свои непосильные тяготы…
Председатель колхоза, Анна Васильевна Ступина, приметив такое радение и любовь мальчика к животным, доверила ему вместе с вернувшимся с войны инвалидом Михеем Гориным пасти общественный скот. Так и прижился Колька при конном дворе. Ночью он сторожил лошадей, охранял от разора колхозные корма и постройки. Сны у него были всегда короткими и тревожными. Они приходили к нему из той жуткой жизни, когда погибли его родители – со вселенскими грозами и пожарами, сметающими на своём пути всё живое. От страха Колька вздрагивал и в ужасе просыпался. Незадолго до его пробуждения как всегда по утрам Михеев петух уже успевал оповестить деревню своим заливистым пением о новом зарождающемся дне…
А в это время занимающийся в окнах рассвет, уже сулил мальчишке нескончаемые – на весь день – хлопоты. Продрогшие за ночь в своих стойлах кони, незлобливо всхрапывали, стучали копытами о деревянные настилы пола. И он, наскоро одевшись и сполоснув лицо студёной колодезной водой, принимался за свои нехитрые крестьянские обязанности. Входил в конюшню, оглядывал похрапывающих лошадей, осматривал капканы на крыс, которые в последнее время несчётно развелись на колхозном подворье и, перебегая стаями по конюшне, пугали мирных животных. Успокоенные его появлением кони, приветствовали друга радостным ржанием, тянули к нему свои тёплые влажные губы. Колька, ласково оглаживал каждую из лошадей, разговаривал с ними, внося в их быт спокойствие и умиротворение… Воздух конюшни, наполненный ночным дыханием животных и смешанный со струящимися запахами конского навоза и пота, остро проникал в его ноздри, словно едким нашатырём высекал из глаз слёзы. Но эти терпкие запахи не вызывали у Кольки отвращения и неприязни. Без лишней суеты выполнял он привычную работу. Носил лошадям корм, доставал из колодца воду, поил своих подопечных, чистил конюшню, натаскивал свежую для настила солому. Управившись с беспокойным хозяйством, Колька запрягал Гнедого в кошёвку и по заснеженным зимним улицам объезжал подворья, оповещая колхозников о предстоящем собрании или вручая кому-либо из парней повестку о призыве в армию. В деревне уважали Кольку за его самостоятельность, за бесхитростный характер… Но, как говорится в пословице, в семье не без урода, так и в Рождественке не всем была по нутру эта Колькина самостийность. Особенно невзлюбил его тринадцатилетний Шваня (так звали по кличке первого забияку и драчуна Шевцова Ваньку). Он буквально не давал Кольке прохода, постоянно при встрече оскорблял его, обзывал Жмыхом, укорял в жадности и рвении перед начальством только за то, что тот не давал растаскивать по ночам с колхозного двора собранный урожай овощей и подсолнечника, за которые Анна Васильевна строго с него спрашивала. Особым дефицитом и лакомством для деревенской ребятни считался в то голодное время подсолнечный жмых, привозимый из райцентра для поддержания ослабленного после болезни и отёла скота. Невзирая на приказ председателя, Колька всё же на свой страх и риск в редких, исключительных случаях, позволял кому-либо из сверстников, взять несколько плиток жмыха для поправки больного братишки или сестрёнки…
Нелегко жилось деревеньке в эти ужасные годы. Всё чаще слышался в избах неутешный, раздирающий душу, плач, – означающий, что опять в чью-то мирную жизнь похоронкой ворвалось горе или вернулся с фронта искалеченный до неузнаваемости, единственный в семье кормилец. Вдов в Рождественке к окончанию войны было чуть ли не полдеревни. Но сельчане, сплочённые одной общей бедой, помогали друг другу пережить это, никаким высшим разумом не оправданное по своей жестокости, время.
Не остался безучастным к людскому горю и Колька. За два с лишним года, как очутился подросток в Рождественке, вырванный огненным смерчем из родного гнездовья, он заметно подрос и окреп. Ежедневная, изнуряющая работа не сломила его в эту пору, а закалила характер, влила в его мышцы молодую, не знающую устали силу. Это был уже рослый, красивый юноша с густой шевелюрой русых волос, из-под которой всегда приветливо смотрели на всех синие, с потаённой грустью, глаза. Одряхлевшие старушки и многодетные вдовы часто обращались к нему с просьбами – подсобить им по хозяйству. И Колька, управившись со своими делами и отпросившись у Анны Васильевны, спешил на помощь. Латал и чинил крыши, пилил дрова, косил сено, копал подоспевший к уборке картофель. За безотказный характер деревенька любила своего приёмыша…
Оказывали пареньку внимание и подросшие Рождественские невесты. В редкие, свободные минуты непрекращающейся «четырёхлетней страды», они умели подчиниться охватившему их внезапному веселию, выразить в стремительных плясках и песнях неистребимую на Руси веру в силу молодости и нескончаемость жизни. И Колька, изредка бывая по их приглашениям на вечеринках, чувствовал себя в эти минуты особенно счастливым и сильным, готовым свернуть любые горы, которые могли бы встать на его пути и посмели бы застить счастье деревеньки…
Так и случилось однажды. На 7-ое Ноября, после окончания уборки урожая, Правление колхоза решило устроить в клубе торжественный вечер, посвящённый 27-ой годовщине Великого Октября с вручением скромных подарков и грамот от райцентра лучшим работникам. Событие это отмечали всем миром. Нечасто выпадали на долю селян такие передышки, когда можно было выпрямить в полный рост согбенную спину, стряхнуть с себя стопудовую усталость и, игриво развернув плечи и стан, кинуться в стремительный пляс или, настроившись душой на родное и близкое, исстрадавшимся сердцем затянуть песню о русской доле…
И вот в самый разгар гуляния на клубном крыльце, где покуривали после танцев парни и стоял, слушая их разговоры, Колька, – появился в расстёгнутом полушубке и съехавшей набекрень шапке подвыпивший Шваня. Лёгкий озноб пробежал по спинам ребят. Все хорошо знали, каким страшным и задиристым бывает этот пьяный верзила, на голову возвышающийся над своими сверстниками. А тот, обведя мутным взором испуганных ребят и выбрав для очередного скандала подходящий объект, шумно навалился с кулаками на сгрудившуюся толпу, которая под его дерзким натиском враз схлынула с крыльца и кинулась врассыпную. И только взволнованный постыдным бегством парней Колька оставался стоять на месте, до конца ещё не понимая, что может на сей раз выкинуть озверевший подонок, чем может завершиться для него этот угрожающий жест огромных Шваниных кулаков…
Тяжело дыша в лицо Кольки самогонным перегаром, не знавший никогда противления своей силе верзила всей тяжестью пьяного тела навалился на юношу, пытался схватить за грудки и бросить его с крыльца оземь. Но Колька успел опередить его и первым со всего размаха нанёс удар в челюсть своему обидчику. В воздухе что-то хрустнуло, и верзила, охнув, начал грузно оседать на ступени, пытаясь ещё по инерции ослабевшими руками достать сумевшего лицом к лицу встать против него неслыханного смельчака. Но тело и ноги уже не слушались своего грозного хозяина, а лишь судорожно загребали под себя снег…В это время в клубе, узнав о случившемся, селяне с тревогой высыпали на крыльцо. Но никто, даже Анна Васильевна, не пытались прийти Шване на помощь. Слишком много зла и обид принёс он жителям Рождественки за эти годы, постоянно задирая и калеча ребят, оскорбляя беззащитных девчат и женщин. Люди понимали, что со стороны Кольки это было справедливым возмездием за все пролитые им ранее сиротские слёзы. Навряд ли посмеет теперь этот посрамлённый принародно громила поднять на кого-либо руку: ибо вырос в деревеньке свой заступник и опора для слабых – Колька Жмых…
***
Отплясала, откуролесила своими последними метелями лютая зима 1945-го. Весна наступила ранняя и, как никогда, дружная. В начале марта ноздреватые сугробы под ярким огнистым солнцем почернели и завалились набок. В оврагах и низинах быстро накапливалась талая, звенящая по-вешнему ручьями, студёная вода. Всё оживало вокруг и вносило в людские души затаённый трепет и надежду на возрождение утраченных дней мирной жизни. И люди, окрылённые успехами советских войск, всё чаще и пристальнее вглядывались в измождённые лица возвращающихся домой солдат, надеясь в ком-либо из них опознать сквозь прищур заслезившихся глаз эту долгожданную радость встречи с мужем или единственным кормильцем, оставшимся в живых у состарившихся от непосильного в это лихое время, нечеловеческого труда, родителей…
На обветренных после сошедшего снега, едва просохших прогалинах и взгорках по вечерам на голос гармони собиралась молодёжь. Девушки и ребята после изнуряющей за день крестьянской работы, заслышав песню, словно обретали второе дыхание. Наспех перекусив и принарядившись, они с радостью летели по раскисшим от вешнего половодья улицам к излюбленным местам навстречу чарующим мелодиям. Слаженно и задушевно звучали в сумеречном воздухе голоса ребят.
Особенно чистым голосом, поднимающем песню до самых ангельских высот, славилась Даша Малинина – хрупкая белокурая красавица с вечно сияющими в улыбке ямочками щёк и с голубыми, как само пасхальное небо, глазами. Её-то и заприметил своим вызванивающим шестнадцатую весну сердцем Колька. С того дня оно стало напоминать ему о себе тихими, грустными вздохами, лёгкой, подрагивающей в груди болью. Но это ничуть не огорчало юношу, а наполняло душу каким-то таинственным, доселе неизведанным чувством, объяснения которому он не знал, а лишь смутно догадывался…
Стремительно летели дни. Природа, набухая почками и наливаясь неистребимыми соками жизни, заметно обновлялась. Вербы, обласканные лучами солнца, позванивали на ветру распустившимися серебристыми серёжками. Словно Христовы невесты, овеянные лёгкой весенней дымкой, вырядились они в парчовые платья к Вербному Воскресенью.
Повеселел в эти дни и Колька, замечая на себе при встрече с Дарьей потаённые взгляды её ласковых васильковых глаз. Робко зарождалось в их душах несказанно светлое и глубокое чувство…
А закуражившая весна брала своё, отпущенное ей недолгое хмельное счастье. Дни заметно прибавили в силе. На засеянных пашнях появились дружные всходы. Зазеленела, преобразилась по-праздничному земля. Зашелестели, засветились на солнце своей молодой, прозрачно-дымчатой листвой берёзки. Воздух, напоённый ещё не сошедшими в падях талыми водами и уже напитавшийся тонкими запахами зацветающей черёмухи, пьянил и дурманил своим весенним хмелем молодые сердца.
Бередил он души и Дарьи с Колькой. И всякий раз, едва дождавшись вечера, они птицей летели к своему заповедному, под раскидистым шатром черёмухи, месту. И Колька, трепетно обнимая свою возлюбленную и осыпая её жаркими поцелуями, нежно шептал Дарье самые ласковые, самые заветные слова, выстраданные его истомившимся по любви сердцем.
Светлый и добрый рассказ и о страшных и о счастливых событиях, которые и есть наша жизнь.
– Что это, Бэрримор?
– Насколько могу судить, реинкарнация Михаила Бубеннова или Семена Бабаевского, сэр!
– Это можно читать, Бэрримор?
– На ваше усмотрение, сэр! Только потом не бросайте стакан с виски в портрет мистера Джойса в библиотеке, сэр!
Тёплый, хороший рассказ, поскольку симпатичен главный герой повествования, с доброй и светлой душой. Точен и богат язык произведения, чувствуется, автор хорошо знает деревенскую жизнь с её бытом и устоями. Поздравляю, Владимир Васильевич, с несомненной удачей, а также с публикацией в литературном еженедельнике! Успехов на будущее!
Ваш Юрий ПАВЛОВ.
1. Увидел: автор Владимир Корнилов, г. Братск. Припомнил, был как поэт в конкурсах “Звезда полей” 2009 и 2010 г.г. Посмотрю: а как прозаик?
2. К актуальности сюжета вопросов нет. Насторожил с Подтекстом комм. № 2 “Федора”. Видимо, не случайный. Читаю и нахожу смысловые грехи. Цитирую:
3.1. “В дороге мальчуган ласково понукал измождённых работой (“а чем ещё?”) лошадей. И “Ласково понукал”?
3.2. “И животные в знак благодарности терпеливо сносили свои непосильные тяготы…” Они, что хвостом виляли?
3.3. “охранял от разора колхозные корма и постройки”. “от разора” – лишнее.
3.4. “петух уже успевал (а кто его просил не опоздать..?) оповестить деревню своим заливистым пением…”. (“заливистым…” тенором?) Вообще-то у петуха “кукареканье” – крик..
3.5. Продрогшие за ночь в своих стойлах кони, незлобливо (???) всхрапывали, стучали копытами (вызывали лир. героя???) о деревянные (“бетонных не бывает”) настилы пола… И он, наскоро одевшись и сполоснув лицо студёной колодезной водой (а чем и какой по -другому?), принимался ….
3.6. осматривал капканы на крыс, которые … перебегая стаями (??? это не птицы) по конюшне,
3.7. Успокоенные его появлением кони, приветствовали друга радостным ржанием, (тут уже слеза читателя)
3.8. Воздух конюшни, … смешанный со струящимися запахами конского навоза и пота, остро проникал в его ноздри,… Но эти терпкие запахи не вызывали у Кольки отвращения и неприязни.
В общем, местами слеза прошибает. “Фёдор” прав.
Такой текст надо давать на читку критику перед отправкой.
Прекрасный рассказ, где дышит время, в котором живут герои Владимира Корнилова.
Эти герои зримы, слышимы, и что очень важно, их душевные порывы абсолютно естественны, поэтому всему, что написано, веришь полностью.
Поздравляю, Владимир Васильевич.
В прозе Вы так же убедительны, как и в поэзии.
Согласен с Юрием Павловым – добрый, сердечный рассказ о жизни, которая даже в самые тяжкие времена, дает людям силы сохранять в душе свет и тепло, противостоять злу и стараться жить по законам добра. Рассказ о земляках автора, и потому повествование помогает представить и ощутить, какой была разговорная речь в сибирском селе в середине прошлого века, каким был уклад жизни в сельской глубинке. И ещё раз понять, что, независимо от места проживания, времени действия, политического строя, главное – это добрые чувства, справедливость, любовь, как высшая награда за муки и переживания. Спасибо “Литературной России” и автору.
Прочитал рассказ Владимира на одном дыхании. В нем столько интересных образов, сравнений, аллегорий, поэтому коментарии неких Юрия Кириенко и Федора, меня поставили в тупик. Любое произведение: рассказ, стих, песня, скульптура и т.д., надо оценивать в целом, а не по фрагментам, отдельным частям, фразам. Если разобрать творчество любых признанных мировых авторов, то у каждого можно найти что-нибудь “этакое”. Возьмем Маяковского стих “Облако в штанах”. Само название Вас- “гуру литературной критики” должно сразу убить наповал”, а если начать его читать, ваш мозг разорвется на мелкие части. Не знаю, кто вы Юрий и Федор, и какой след оставили в Российской литературе, но мне кажется уже только по этому рассказу можно сказать, что Владимир очень большой и самобытный автор, с ярким, талантливым творчеством, как в поэзии, так и в прозе. Никогда не выдергивайте фразы из контекста, тем более что прочитав этот рассказ, я как-будто снова побывал в деревне в гостях у бабушки. Владимир, продолжайте в том же духе, не обращайте внимания на таких “сансеев” критики, видимо люди завидуют Вашему таланту!!! Очень рад, что прикоснулся к Вашему творчеству!!! С уважением, Сергей!!!
– Бэриморр, чего это клакеры вдруг засуетились?
– Ну, что вы, сэр, какие клакеры? Клакеров нанимают для трагиков, первых любовников или инженю, а у простаков бывают только братки! Литературные братки, сэр!
Лит. активистам на комм. №№ 5,6 и 7 . Что с вами?
1. Начну с В.В. Маяковского”Облако в штанах”. Вот это уровень-метафора “горлана-главаря”. Это не поэт, а рифмослагатель под настуканную ритмику (гор. автобуса) , в чём он признался в опусе “Как делать стихи” (1925 г.?).
А уж как В.В.М. “делал” несколько дней или более стих. на гибель-убийство Есенина, – это полное его саморазоблачение.
2. Стихи В.Корнилова мне знакомы по его участию в конкурсах 2009 и 2010 г.г. “Звезда полей” Московского Рубцовского центра. Стихи были без огрехов.
3. По рассказу “Колька Жмых” я сказал в комм. № 4 от 23.05.2020 “К актуальности сюжета вопросов нет. Насторожил с Подтекстом комм. № 2 «Федора». Видимо, не случайный. Читаю и нахожу смысловые грехи. Цитирую:”. Процитировал. Что не так?
4. Ту жизненную послевоенную картину я знаю достоверно, в том числе со жмыхом и конюшнями.
5. Уровень описательный в рассказе у В.В.К. невысок, огрехи явные, по “заливистому пению петуха” напоминает из басни Крылова: “А жаль, что не знаком ты с нашим петухом: ещё бы боле навострился, когда бы у него немного подучился”.
6. Цитирую ещё: “Навряд ли посмеет теперь этот посрамлённый принародно громила..” (это “Шваня” – Ванька Швецов). Вначале рассказа у В.В.К. “тринадцатилетний” Шваня, а затем по тексту – “За два с лишним года…” (у лир. героя), – этому “громиле” стало 15 лет! А Коля уже ходит у В.В.К. по тексту в женихах (ему сколько 15-16 лет?), как и “Шваня”. Логику надо автору при написании включать!
7. Что-то вы, господа Г.Блехман, В.Спектор и аноним “Сергей” бросились на защиту В.В.К и особенно, Юрия Павлова, который в первичной эйфории просмотрел явные “ляпы” текста (см. комм. № 4).
Дайте объективность оценки текста без эмоций.
Сердечное спасибо Юрию Сергеевичу Павлову, Григорию Исааковичу Блехману, Владимиру Давыдовичу Спектору, а также Сергею за теплый позитивный отзыв о моем “Кольке Жмыхе”! Я писал его по памятным мне материалам, навеянным
рассказами моей бабушки Ефросиньи.
С уважением, Владимир Корнилов
Владимир, спасибо вам за теплый и добрый рассказ.
Спасибо, Алексей, за позитивное восприятие моего “Кольки Жмыха”! За этот рассказ в 2008 г. я был награждён дипломом лауреата Сибирского литературного конкурса им. писателя Геннадия Карпунина (г. Новосибирск), а также в 2010-2012 годах (сейчас точно не припомню) рассказ был назван лучшим в номере газеты “Московский литератор” и опубликован на первой странице.
А кликуш, порочащих русскую литературу и ранимую русскую душу, у нас хватает. Вот и эти не на шутку вооружились.
С уважением, Владимир Корнилов
Спасибо Вам, Алексей, что Вы нашли в своей душе отклик на мой рассказ!
С уважением, Владимир Корнилов
Дорогой Владимир Васильевич! Рад поздравить Вас, в очередной раз, с новой публикацией этого красивого и доброго рассказа! Побольше бы таких рассказов в наше злое время, размягчать бы ими чёрствость многих сердец. И не обращайте внимание на эпистолярную берриморивщину анонима (по словам Юрия Кириенко) Фёдора, более похожую на бред, да и на саму критику Юрия. Критика ради критики превращается в критиканство. А лошади могут быть измождены жарой, насекомыми, жаждой, наконец. Да и стаи бывают не только у птиц, но и у волков и у собак. Да и сомнительно, чтобы человек знающий, по его словам, ту послевоенную картину, категорически отрицал пение петуха. Странно всё это. «Фёдор» более достойный объект для отточки критического пера. Да и звезда Маяковского если зажжена, значит это кому-то нужно. Ну и хватит об этом. Я хорошо знаком с творчеством Владимира Васильевича, знаю ему цену и рад был ещё раз прочитать его прозу. А чтобы не быть «Фёдором», готов представиться: Юрий Розовский член Союза писателей России.
1. Когда я прочитал рассказ на адекватность зарисовки сюжетных картин, уровень русской лексики и, особенно, на достоверность , то сразу сказал : “Не верю!”, как учил неподкупный Станиславский.
2. Дополнительно: Ну, не могли кони стучать копытами о деревянный настил в ту бедную эпоху, когда досок не было для восстановления домов сразу после войны.
3. О зарисовке “Воздух конюшни, … смешанный со струящимися (???) запахами конского навоза и пота, остро проникал в его ноздри,… Но эти терпкие запахи не вызывали у Кольки отвращения и неприязни”. Об этом рассказывала бабушка автора? Сомневаюсь.
4. Не буду повторяться, см. комм. №4 и № 9.
5. Началась “защита чести лит. мундиров”. Наблюдается по Крылову: ” Кукушка халит петуха, за то что хвалит Он кукушку”.
Вот и мне удалось прочитать рассказ Владимира Корнилова. Есть в его поэтическом творчестве и прозе очень много общего. Это живое, натуральное описание деревенской природы, пропущенная через свою душу деревенская жизнь, особенно в тяжёлое военное время. Написано натурально, ярко. С чем я и поздравляю автора. Рассказ, по-моему, получился, читается с интересом, а главное перед глазами проходят натуральные картины человеческих судеб.
У любого автора, если захотеть, повторяю, если захотеть. можно найти недостатки. Но главное не это. Главное, как рассказ передал простую душу мальчишки, превращающегося в юношу, но главное в настоящего русского человека! Володя, вспомни старую восточную поговорку : ” Собаки лают, а караван идёт! “
Караван дилетантов или подхалимов заведёт в прозаическую графоманию.
Вот и мне удалось прочитать рассказ Владимира Корнилова. Есть в его поэтическом творчестве и прозе очень много общего. Это живое, натуральное описание деревенской природы, пропущенная через свою душу деревенская жизнь, особенно в тяжёлое военное время. Написано натурально, ярко. С чем я и поздравляю автора. Рассказ, по-моему, получился, читается с интересом, а главное перед глазами проходят натуральные картины человеческих судеб.
У любого автора, если захотеть, повторяю, если захотеть. можно найти недостатки. Но главное не это. Главное, как рассказ передал простую душу мальчишки, превращающегося в юношу, но главное в настоящего русского человека! Володя, вспомни старую восточную поговорку : » Собаки лают, а караван идёт! «
Дорогие Юрий Розовский и Валерий Жукин, я искренне рад, что мой Колька Жмых не оставил Вас равнодушными к его сиротской судьбе, а смог освятить Ваши души светом добра и любви к человеку. Сердечное Вам за эти добрые отзывы спасибо!
С уважением, Владимир Корнилов
Сердечно поздравляю Владимира Васильевича с публикацией!
А критикам советую … покритиковать Некрасова: “В лесу раздавался топор дровосека”
Или даже Пушкина: “Служенье Муз не терпит суеты”
Караван дилетантов или подхалимов пополняется . Кто следующий?
Прочитал душевный рассказ Владимира Корнилова о трудных , и тем не менее дающих надежду на человеческое счастье событиях из жизни тыловой деревни в военное время и хотел незаметно уйти дальше , с хорошим настроением, как после какого –то светлого события в жизни, но случайно зацепил взглядом комментарий Федора Баскервиля и прочитав все ниженаписанное понял что буду «следующим», как выразился уважаемый Ю.Кириенко, хотя обычно не комментирую прочитанное . Ну не нравится Вам уважаемый Федя соц.реализм, зачем ехидничать по поводу умерших уже двух Б. , которые не могут Вам ответить, хотя по мне «Белая Береза» уж всяко лучше любого постмодернизма, потоком сознания объединяющего в одном тексте Баскервилль-холл и портрет Джойса на стене, или , например, поздний Маяковский лучше всех акмеистов с прочими дадаистами, вместе взятых. Замечания господина Кириенко тоже развеселили – как Вам трудно читаются романы, если Вы небольшой рассказ пытаетесь бухгалтерски разложить на 1,2,3,4,5 и т.д, переводя в дебет на основании Ваших детских воспоминаний подробности быта середины 40-х. Страна у нас большая , то что было дикостью в охваченной товарным голодом западной части России (деревянные настилы в конюшнях), в менее затронутой войной Сибири или на Урале было не в диковинку. Вы же не можете знать состояние ВСЕХ колхозных конюшен страны. Вообще придираться к деталям и виньеткам текста в литературном произведении так же глупо и бесперспективно , как искать затонувшие пиратские сокровища в Баренцевом море. Если взять, например, страничку текста с описанием леса у Паустовского, и по Вашему, уважаемый Ю.Кириенко методу располосовать критической секирой то получится
1) «Под могучими ветрами шумела дубовая дубрава» – а чего она шумела, она что алкоголик, а чего ветры могучие – они что ломовые извозчики и так до бесконечности.
В конце концов из 2 страниц убористого текста останется – «Вокруг были деревья».
Я думаю неправильно это – вместо того чтобы порадоваться оптимистическому настроению удачного, по-моему мнению рассказа хотя бы про себя, не на публику, пытаться искать огрехи и неточности в каждой строчке. И кстати, если Вы уж такой борец за точность фактов – Станиславский-Алексеев брал деньги у Саввы Морозова а потом, при распределении ролей морозовские протеже почему то получали наиболее выигрышные.
Фёдору – не клакеры, а клакёры, и они захлапывали всех, за кого им платили, без различия на инженю и комедиантов, а уж простаков – это вообще теплая ванна без последствий, изучите вопрос…..
Вот это да… А блехманы-то, оказывается, начали каменты постить на сайте ЛР…
А что, у котомкиных больше не подают, Гриня? Кончился тамошний праздник жизни?
А как дышали, как дышали!
От испуга бледные,
Выпив стопку водки,
Побежали блехманы
С тонущей подлодки.
Но когда однажды им
Дать отчет прикажут, –
“Дык она, бумажная,
Утонула…”, – скажут.
Уважаемые Guest, Максим и Gavruseff ! Я очень признателен Вам, за поддержку моего Кольки Жмыха, остающегося на протяжении всего времени человеком с тонкой, ранимой душой и горячим сердцем, готовым помочь любому в деревне, оставшейся без мужчин в это, опалённое грозами, время. А также признателен Вам за тонкое восприятие самог՝о рассказа, без каверзных издевательств над его реалистически выверенной художественной основой и самобытным языком повествования.
Владимир Корнилов
Владимир Корнилов, писать о языке своего собственного рассказа, что сей язык “самобытен”, – это замечательно. Но все-таки этого мало. Пишите еще, что Ваш язык – лиричен и своеобычен. И Ваша пешка пройдет – ну, пусть не в ферзи, но хотя бы в дамки!
Рассказ понравился тем, что автор сумел передать главное – атмосферу времени, в котором живут его герои, и которая всегда влияет на труд души человека, а, следовательно, и его поступки. По-моему, проба пера известного поэта Владимира Корнилова в жанре пробы удачна.
Что касается комментариев с критикой, то за исключением высказанных мыслей Юрия Кириенко, который свои соображения обосновывает, остальные написаны людьми, которые либо испытывают чувство зависти, либо недостаток внимания к собственной персоне, потому что писать так – это не уважать себя. Особенно такое неуважение к себе проявилось здесь у давших себе клички “супругов Гвоздевых” и “Великосербова”.
Но, наверное, сейчас такие времена и нравы.
Андрей Румянцев, если Вам по душе высказывания Кириенко, – то, скорее всего, Вы с ним из одной палаты.
Я имею в виду, конечно, ума палату. Ну, Вы понимаете…
Очень признателен всем откликнувшимся ( комм. №№ 5 – 28) на мои комментарии ( 4, 9, 15, 17 и 22) к “Колька Жмых”.
Поздравляю Вас, Владимир Васильевич, с выходом в свет прекрасного рассказа!
Мне, как человеку, не видевшего войны, было очень интересно прочитать о том, непростом для нашего, народа времени! Рассказ мне понравился! Главный герой Колька Жмых наделен всеми прекрасными, присущими русскому человеку качествами. Он добр, отважен, милосерден и способен красиво и преданно любить! В наше время не хватает таких людей! Может быть, если бы побольше встречалось таких героев, как Колька, мы бы все и жили по-другому, в более справедливом и счастливом мире! Не огорчайтесь на критику, Владимир Васильевич! Эти критики «под лупой» прочитали ваш рассказ! И судят они не о произведении в целом, о тех эмоциях и мыслях, которые вызвал сюжет произведения, а о незначительных деталях. Эти детали они выставляют на показ! Мол вот, смотрите, какой я тонкий, эрудированный и наблюдательный! От меня, такого принципиального, ни одна мелочь не ускользнет незамеченной! Да, и Бог, с ними, с критиками! Они критикуют, у них работа такая! Я же со своей стороны желаю Вам здоровья, любви и новых творческих успехов! Пишите, дорогой писатель, на радость всем нам! Ибо главным критиком для писателя является сам читатель! А читателю ваши книги со стихами и рассказами очень нравятся! В добрый путь, к новым произведениям, к новым непокоренным вершинам!!!
С уважением, писатель, член творческого объединения «Литературное братство», Ермаченко М.Ф.
Караван по п. 22 пополняется.
Автору, – В.К., вместо того чтобы “наслаждаться” пиарами, надо откорректировать текст, прежде чем вносить его в полное собрание сочинений.
И не выставлять в таком виде на ближний лит. конкурс. Мало одной победы?
А.Г.Румянцеву и М.Ф.Ермаченко:
Уважаемые Андрей Григорьевич и Михаил Фёдорович! Спасибо вам за позитивное восприятие моего рассказа и за то, что ваши добрые отзывы и пожелания дают мне надежду, помимо занятия поэзией, не оставлять для будущего творчества и такой сложный жар, как прозу.
С благодарностью к вам, Владимир Корнилов
Вот уж не знала, что удивительный поэт Владимир Корнилов ещё и прозу пишет, – – но теперь рада, что – пишет. Потому что пишет хорошо, если не сказать – замечательно. Единственное, что не понравилось в этом рассказе – что он закончился)); что это вообще не часть какого-то бОльшего произведения. Потому что хотелось читать и проникаться описываемым и происходящим дольше.
При бОльшей дотошности и кропотливости, может быть и можно бы выискать в рассказе какие либо минимальные шероховатости, но точно не те, что столь старательно перечислены Юрием Кириенко, и что ничего, кроме лёгкой улыбки, не вызывают, – потому как несостоятельны.
С моей точки зрения, рассказ не только, как справедливо отметили, светлый и добрый – он удивительно точен в описываемых событиях и представленной образности. Подтверждаю это и как с детства работающая с лошадьми, и как агроном, и как знаток сельской жизни. Владимир талантливо и зримо описал ту жизнь, то её ощущение, ту природу и те характеры, что я знаю, тоже наблюдала и тоже прожила. А главное – сделал это хорошим литературным языком, что встречается далеко не у каждого современного писателя.
Поздравляю, Владимир!
Очень занята, но как освобожусь – обязательно перечитаю Ваш рассказ ещё раз.
Если это опыт, то очень удачный – желаю Вам радовать нас новыми стихами и новой прозой!
А это моё, – навеяло:
Каурый
Наталья Радостева
Как обычно, к вечеру понуро
Сухо ткнёшься в ласковость руки…
Не печалься, славный мой каурый,
Через час мы будем у реки.
Смоем с пылью едкую усталость.
Не без нас закату догорать.
Мне проведать только и осталось
Плат земли, где кружат трактора.
Вот его измерю я шагами,
Заступая серость лебеды…
Круга два потом за рычагами
Примеряю пахарей труды.
Пласт к пласту рассыпались некрупно,
Повлажнел участочек земли,
И опять, потряхивая крупом,
Мчит каурый в бежевой пыли.
Тают в травах розовые тени
Отсветом закатного огня
И уже отжившие сомненья
В откровенье завтрашнего дня.
Не сдержусь и, спешившись за лугом,
Придержу солёную узду…
Лемеха, сияющие, плуга
Солнце запахали в борозду.
Ребятишки, сколько бы раз вы не говорили: “Халва, халва, халва”, жмых все равно останется жмыхом! Стыдно-с! За вас и иркутскую литературу, славную именами Распутина, Вампилова, Кобенкова и других замечательных писателей!
К № 34. Разъяснение.
“Как стало к вечеру понуро,
Так написала я “Каурый!”
Рифма хорошая!
Радостевой Наталье Евгеньевне:
Спасибо Вам, известной российской поэтессе, за такое по-доброму проникновенное прочтение моей прозы и за ее глубокий, развёрнутый анализ.
С уважением, Владимир Корнилов.
хФедор, сколько бы раз Вы не пытались представить из себя эксперта – не вырисовывается… Верю, что чувство стыда Вам не чуждо – избегаете “прославиться” под именем собственным)) Жаль лишь, что на букву “Ё” его недостаёт, должно бы было стыдно её избегать(((
С Вашим творчеством, Владимир Васильевич, как поэта, знаком давно, и отношусь очень уважительно к Вашей поэзии. Вы мне не раз давали добрые советы того или иного характера. Но я, признаться, был удивлён, открыв для себя ещё и прозу. Рассказ Колька Жмых как нельзя вовремя появился из под Вашего пера. Он актуален. Ни только потому, что в этом году мы отмечаем юбилей Великой Победы, но и это постоянное противостояние добра и зла. Мне самому приходилось в жизни, преодолевая страх, решаться на поступки. После этого я рос в своих и чужих глазах. Это очень важно. Недаром, главный герой, пройдя через трудности, обретает самое главное – Любовь. Как всегда наслаждаюсь Вашей образностью. Художественно нарисованы красота природы, быт и работа несчастных людей. Спасибо, дорогой, Владимир Васильевич за рассказ. Пожалуйста, продолжайте работать. А что касается критики, то, что Вы сами считаете нужным вынести из сказанного, это Вы и возьмёте на заметку. Удачи!
С уважением Вячеслав Парилов.
Петушки хвалят кукухов
За то, что хвалят те петушек.
Ну-ну…
Вячеславу Парилову:
Я очень признателен Вам, уважаемый Вячеслав, не только за добрые слова в адрес моей не громкой, но искренней поэзии (с которой Вы, оказывается, давно знакомы), – но и благодарен за теплые слова, сказанные в адрес моей прозы и её главного героя, Кольки Жмыха. Именно на противлении добра и зла зиждется основное достоинство нашей отечественной литературы. И мой Колька Жмых, даже не догадываясь, – что он живёт по законам Русского православия, – совершает и готов дальше совершать благородные поступки во имя любви к русскому человеку, исстрадавшемуся в годы Великой Отечественной войны. И это качество особенно сроднило наш героический народ в годы его грозовых, эпохальных испытаний.
Еще раз сердечное Вам, Вячеслав, спасибо, за такой жизнеутверждающий мою прозу отзыв.
С уважением, Владимир Корнилов
Юрию Ивановичу Кириенко
Уважаемый Юрий Иванович, я очень благодарен Вам за то, что Вы дважды по достоинству оценили мою поэзию, награждая меня дипломами лауреата-победителя на международных фестивалях “Звезда полей” им. национального русского поэта, Николая Рубцова.
Вот и сейчас на страницах “Литературной России” Вы не оставили незамеченным мой рассказ, хотя и отнеслись с непониманием его главного героя, Кольки Жмыха, и важности той исторической сути моей прозы для патриотического воспитания нынешнего подрастающего поколения… Да и к языку повествования событий Вы также отнеслись неоправданно жёстко, не оценив его художественных достоинств.
Но всё равно я признателен Вам за то, что уделили моему рассказу столько времени. И надеюсь в дальнейшем, что наша творческая дружба на этом не закончится.
С уважением, Владимир Корнилов.
То, что рассказ Владимира Корнилова «Колька Жмых» вызвал такой резонанс, меня немного удивил, в чём-то расстроил, в чём-то порадовал. Удивил неравнодушием, неподдельным интересом к известному поэту, как к начинающему прозаику, хотя рассказ этот написан не вчера и уже имел оценку. Расстроил глупостью и мелочностью, казалось бы, неглупых, знающих классику критиков данного произведения. Порадовал тем, что мудрых людей, давших добрую оценку рассказу, значительно больше.
И мой добрый совет скрупулёзным оценщикам литературы: не трогайте, пожалуйста, Владимира. Владимировича. Маяковского. Он ведь, как бы сказал известный актёр Савелий Крамаров из популярной комедии «Джентльмены удачи» – памятник истории русской литературы. А памятник кто ж …
Сергей Прохоров,
редактор литературного журнала “ИСТОКИ”
Дорогой Сергей Тимофеевич! Я благодарен Вам за добрую оценку моего “Кольки Жмыха” и за то, что Вы упомянули и о других авторах (которых оказалось в разы больше, чем “критиканов”) давших позитивную оценку моей прозы.
С уважением, Владимир Корнилов
А мы будем, будем, будем трогать!
Всех!
И Маяковского тоже!