НА ПОВОРОТЕ ДОЛГОГО ПУТИ…
Что мы не знаем о великом поэте Юрии Кузнецове
Рубрика в газете: Мир мой неуютный, № 2021 / 5, 10.02.2021, автор: Евгений БОГАЧКОВ
Осенью 1976 года Юрий Кузнецов обратился в издательство «Молодая гвардия», где, между прочим, в 1969 году он проходил практику как студент Литературного института и получил положительную характеристику по результатам стажировки. В Российском государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ) отложилась внутренняя рецензия на предложенную «молодогвардейцам» новую рукопись поэта.
По архивным документам видно, что первоначально Кузнецов хотел назвать этот сборник «На повороте долгого пути». Из внутренней рецензии молодого тогда ещё критика Владимира Вигилянского (впоследствии протоиерея Русской Православной Церкви) можно узнать некоторые подробности прохождения сборника.
«Имя поэта Ю. Кузнецова, – писал Вигилянский, – уже хорошо известно любителям поэзии, хотя на небосклоне читательского внимания оно засветилось совсем недавно. (Первая книга поэта: «Гроза», вышедшая в 1966 г. в Краснодаре, не вызвала особого интереса; признанию же аудитории и критики поэт обязан двумя московскими сборниками, выпущенными издательством «Современник» в 1974 и 1976 гг.).
Третья московская книга уже хотя бы своим названием обещает быть естественным развитием и продолжением предыдущих двух («Во мне и рядом – даль», «Край света – за первым углом», и вот теперь – «На повороте длинного пути»). Действительно, в самих названиях этих поэтических сборников уже заключено объединяющее их ощущение простора, перспективы, дали, дороги, по которой движется творчество поэта. Однако, новая книга не только развивает темы и настроения ранее вышедших московских сборников, но и заключает в себе ретроспекцию этого развития.
Первая часть «Начало» – отводит читателя ещё к той, первой, давней краснодарской книге поэта (в итоговом варианте книги, которая получила и новое название — «Выходя на дорогу, душа оглянулась», ранние стихи, наоборот, были помещены во второй раздел, а новые, не издававшиеся на тот момент, — в начало. — Евг.Б.). И всё же раздел «Начало» шире этой книги, оттого что, вобрав в себя лучшее, что было напечатано в ней, поэт представляет и те стихи, которые были, как мне кажется, незаслуженно не учтены и опущены краснодарским издательством, хотя вполне могли бы украсить «Грозу». Но не все стихи, выбранные из этого сборника, автоматически перепечатаны и перенесены в новую книгу. Почти каждое стихотворение подверглось, хотя бы даже и небольшой, переделке. Однако результаты этой кропотливой работы различны и неравноценны. В основном усилия Кузнецова были направлены на то, чтобы последний вариант стихотворения, включённый в книгу, стал более сжатым, молниеносным, отточенным. Не случайно поэтому многие стихи сокращены на одно-два четверостишия («Гроза в степи», «Богульник», «Надо мною дымится пробитое пулями солнце…», «Чёрный хлеб» и др.).
Исключением из удач автора в этой работе я считаю новый вариант стихотворения «Гроза» (вероятно, опечатка или ошибка — речь идёт о стихотворении, которое известно под названием «Слёзы России». — Евг.Б.). Тут опасность, ожидающая любого поэта при хирургическом вмешательстве в стихотворение, уже написанное и живущее своей жизнью, не миновала Ю. Кузнецова. Опасность эта кроется в нарушении внутренних пропорций и целостного строя стихотворения. Эта пропорция выдерживается поэтом интуитивно в момент написания стихотворения. И поэтому более поздние попытки, направлены ли они на то, чтобы усилить слабую строку или заново переписать четверостишие, всегда рациональны, отчего они часто убивают аромат стихотворения, придавая ему иной, порой инородный оттенок. Может быть, поэту и удаётся улучшить стихотворение построчно, но оно уже перестаёт существовать как нечто целое, целостное. В нём как будто нарушается его кровообращение.
Именно так и случилось с вышеназванным стихотворением. Почти все строки более позднего варианта сохранили свой первоначальный смысл и характер образности.
I вариант.
Отец мой окончен войною,
В чистом поле его,
Прорастая, распяло жнивьё…
II вариант.
Тень родного отца
В чистом поле распята травою…
Образ гибели отца в первом варианте несравненно сильнее и трагичнее, чем во втором («жнивьё» – жёстче, твёрже, неумолимее, чем «трава»; «тело» – беспомощней, мягче, болезненней, чем «тень»). Кроме того во втором варианте эти строки начинают стихотворение, первый вариант сначала подготавливает к эмоциональному удару этого образа:
Со страны начинаюсь,
С войны начинаюсь…
И тут же противопоставление: «Отец мой окончен войною». Эти строки развиваются и далее в первом варианте: «Продолжаюсь войной, продолжаюсь страной» (Во втором варианте эти строки тоже присутствуют, однако стоят обособленно). Таким образом стихотворение, напечатанное в «Грозе», обладает внутренним движением, течением, нагнетением; стихотворение же в рукописи — неподвижно и искусственно (отметим, что в данном случае замечания были автором учтены: все перечисленные строки в итоге вошли в книгу в первоначальном варианте. — Евг.Б.).
Некоторые старые стихотворения были дописаны, так как в них действительно чувствовалась какая-то пустота, незавершённость («Отец в 44-ом», «Последний вагон», «Наряд на кухню»). На эти стихотворения поэт нанёс тот заключительный, «золотой» мазок, который, оставляя произведение прежним, одухотворяет его, придаёт ему отточенность и завершённость, заполняет бреши поспешного ученичества зрелостью и мастерством. Непосредственный и безукоризненный пример этого — стихотворение «Не выходят стихи…», которое после двух-трёх чудотворных прикосновений поэта превратилось из довольно банального в стихотворение удивительной силы, а я бы ещё добавил, что лучшее в сборнике. А сила этого стихотворения — в его поэтической честности, в идентичности и гармонии формы и содержания. А ведь всего-навсего поэт заменил вялые, необязательные, чужие строки:
Со стихов, как с ума, как на нет,
как с распяться схожу…
на:
Мой обугленный рот: Презираю! –
кричит на меня…;
и:
Ненавижу стихи!
Лучше сад для людей посажу.
на:
Ненавижу стихи!
Прометей, не желаю огня!
Этими мастерскими прикосновениями к написанному стихотворению Кузнецов выделил его болевые точки, обнажил нервную систему его организма.
Второй раздел сборника «Разрыв-дорога» (в итоговом варианте книги он стал, как уже указано, наоборот, первым и дан без названия, под цифрой 1. — Евг.Б.) составляют стихи последние, не печатавшиеся до сих пор. Образная система Кузнецова, знакомая читателям по предыдущим книгам получает здесь дальнейшее развитие, не изменяя себе. Особенность поэтики Ю. Кузнецова состоит в закреплении определённого образа за определённым понятием, отчего образ у него часто оборачивается символом (символ родины – «дом», сомнения – «червь», судьбы – «ворон» и т.д.). Это постоянство образа сохраняется и в новых стихах поэта.
К сожалению, и недостатки Кузнецова по сравнению с двумя его московскими сборниками качественно не изменились. Часто смысл и настроение стихотворения замутняется, искажается косноязычием, стилизацией под русское народное творчество.
Например, грубым диссонансом, раздражающей невнятицей звучат строки:
Но червь провалился сквозь стороны света,
Но ворон разбился о стороны света…
или:
И словечко-то, право, пустое,
И расслышал его я не так:
В этом мире погибнет чужое,
Но родное сожмётся в кулак.»
(РГАСПИ, ф. М-42, оп. 5, д. 14, л. 3-6)
Прерву цитирование внутренней рецензии Вигилянского. Отмечу, что строки, взятые рецензентом в качестве первого примера, относятся к давнему уже на тот момент стихотворению «Когда я не плачу, когда не рыдаю…» (1970-го года написания); в критикуемом Вигилянским виде оно было чуть позже опубликовано в 1977 году в альманахе «Поэзия», который, кстати, издавался тем же издательством «Молодая гвардия», а в книгу «Выходя на дорогу, душа оглянулась» оно в итоге не вошло. Но критику Кузнецов учёл: уже в 1981 году это стихотворение появилось в книге «Отпущу свою душу на волю», где упомянутые строки (как и во всех дальнейших публикациях) выглядели следующим образом:
Но червь провалился сквозь камень безвестный,
Но ворон разбился о купол небесный.
Что касается второго примера из довольно свежего на тот момент стихотворения «Где-то в поезде ехали двое…» (1976), то тут Вигилянский Кузнецова не убедил: оно в итоге вошло в книгу почти в таком же виде, вызвало полемику в прессе и до сих пор нередко цитируется любителями поэзии.
Что ещё отметил в своём отзыве Вигилянский?
«Чужеродно стоит в сборнике, – заявил он, – стихотворение «Никто», само по себе не свойственное Кузнецову, псевдомногозначительное, несостоявшееся (верлибр, относящийся ещё к литинститутским экспериментам поэта, написан в 1967 году; в рассматриваемую книгу в итоге не вошёл, но был позднее включён Кузнецовым в книгу «Русский узел» 1983 года. – Евг.Б.)
Как я уже сказал, главные темы в поэзии Кузнецова, темы войны, родины, любви не исчерпали себя в предыдущих сборнках, и в новых стихах они осмысливаются вновь («Осколок», «И снился мне…», «Русская мысль», «Последний эмигрант», «Ночь», «Зной» и др.). Главное, что творческое лицо Кузнецова с ярко выраженными национальными чертами, туманное от какой-то тяжёлой смуты, повёрнутое всегда в одну сторону — к дому, — не исказилось в новом сборнике, оно стало определённее и старше.
Я хотел бы остановиться на новой поэме Кузнецова, написанной в несколько неожиданном для него жанре, как он сам определил — «Раблезианский гротеск». Определение поэмы «Похождение Чистякова» как раблезианский гротеск вовсе не точное, оттого что слишком сильное, слишком много на себя берущее и ко многому обязывающее, на такой подзаголовок поэма явно не тянет. В самом соединении понятий «раблезианство» и «гротеск» есть уже элемент тавтологии, поэтому совмещение их уже есть обещание безбрежной широты вымысла, полной свободы преувеличения, что не воплощается в поэме. Я бы определил её жанр более мягко — бурлеск.
Поэма получилась, несмотря на некоторую торопливость окончания и вовсе скомканный конец. Создаётся впечатление, что автор к концу как-то охладел к своему герою. Повествование ему поднадоело, и он решил убыстрить его процесс. И тем не менее, поэма получилась. Её было бы небезынтересно увидеть в новом сборнике. Кроме того, есть надежды, подкреплённые работой поэта над старыми стихами, что относительная «сыроватость» будет автором устранена в процессе редподготовки сборника. Начало несомненно удачнее окончания поэмы. Оно писалось в упоении, в любопытстве, что же ещё выкинет герой и чего от него можно ожидать. Поэтому фантазия здесь пластична и остроумна (вплоть до сцены женитьбы Чистякова, дальше чувствуются потуги и натяжки).» (РГАСПИ, ф. М-42, оп. 5, д. 14, л. 7-8)
Вновь прерву Вигилянского. По поводу поэмы «Похождения Чистякова», которая у многих редакторов и читателей встретила непонимание, разговор отдельный; она, несмотря на в целом положительный отзыв Вигилянского, в итоге вошла в книгу «Выходя на дорогу, душа оглянулась» лишь в сильно сокращённом виде под названием «Женитьба» и с жанровым определением-подзаголовком «Ироническая поэма»; под авторским заглавием, с авторским подзаголовком, но всё ещё со значительными сокращениями она появилась в следующей «молодогвардейской» книге Кузнецова «Ни рано, ни поздно», спустя десять лет после написания, в 1985 году, а целиком Кузнецов смог опубликовать её лишь в 1986 году в «родном» издательстве «Современник» в книге «Душа верна неведомым пределам».
Какие же выводы были сделаны Вигилянским? В своём заключении он написал:
«Теперь о рукописи в целом.
Я считаю, что стихи Кузнецова, написанные с 1954 по 1966 гг. и печатавшиеся, т.е. первая часть сборника, – имеют полное право на то, чтобы быть напечатанными снова. Кроме того новые стихи, продолжая внутреннее течение прежних стихов Кузнецова, составляют с ними одно целое. Исключением из этого служит стихотворение «Никто». Я бы также не советовал включать в новый сборник такие стихи, как «Смутная мысль летом в горах» (печаталось уже два раза), «Звезда в горах».
Поэмы «Похождение Чистякова» и «Дом» придают новому сборнику полноту (поэма «Дом» в книгу «Выходя на дорогу, душа оглянулась» в итоге не вошла вовсе, вероятно из-за ограничений по объёму — она довольно длинная. — Евг.Б.).
Однако, я очень сожалею о некоторых провалах косноязычия (кое-какие я привёл как пример) в стихах Кузнецова, хотя надеюсь, что они будут устранены поэтом во время работы с редактором.
К тому же в новом сборнике хотелось бы увидеть такие своеобразные и замечательные стихи Кузнецова, как «Шёл отец, шёл отец невредим» и «Четыреста», к сожалению, не включённые им сюда (странное и очень субъективное замечание рецензента, учитывая, что перед нами не избранное поэта, а его небольшая новая книжка, весь первый раздел которой состоит исключительно из не издававшихся ранее стихов. — Евг.Б.). Мне представляется, что они не только бы не испортили целостной картины, но и дополнили бы её.» (РГАСПИ, ф. М-42, оп. 5, д. 14, л. 9)
Что было дальше? Евгений Богачков расскажет в следующем номере.
У меня вопрос: все до одного считают поэта Юрия Кузнецов “великим поэтом”, как автор публикации, или есть такие, как я, кто так не думает? Сейчас многие авторы, не только здесь, воздают хвалу этому поэту. “Великий”, “значительный” и другие эпитеты преобладают. Некоторые говорят, что он классик. Сам я склонен давать подобную хвалу другим представителям нашей классический поэзии. Мне кажется, что такое можно говорить о поэте лет через сто-двести. Или я неправ?
Хороший вопрос! Ещё его гением называют и первым поэтом двадцать первого века.
Масштаб, выражающийся в плохо артикулируемых эпитетах, весьма относителен. Все много проще: или поэт, или ремесленник. А масштаб – в какую сторону считать. Или мал мала меньше, или мал мала больше. Наглядный эксперимент: вот Ю. Кузнецов, а вот А. Твардовский. Стыдно вслух произносить то, что придет в голову при таком прямом сопоставлении. Хотя можно и по-другому сказать: для кого А. Твардовский мелковат, для того уж точно Ю. Кузнецов великий гений. Диалектика, простите за сильное выражение.
И опять: какие гении? какие великие? откуда и с какого? Прямо эпоха великих свершений!
Если говорить о Твардовском как о редакторе литературного журнала (то есть как о литературном деятеле), то надо признать: да, это безусловная величина.
Если говорить о нем как о человеке, отрекшемся от своего отца, то никаких сильных эпитетов не хватит.
Если говорить о нем как о поэте… Ну, поэт. Ну, средней руки. Написал одну поэму и десяток стихотворений, которые останутся в истории русской литературы.
А Кузнецов (если говорить о нем как о поэте) – это нечто совсем другое. Это – то, что отменило всех “твардовских” еще при их жизни.
Но кугелям этого не понять. Ибо они сами – “твардовские” (только в значительно ухудшенном варианте).
Недотыкомки. Фуфлогоны. Завсегдатаи постсоветских интернет-форумов. Отстой, на глазах превращающийся в ил эпохи.
И довольно об этом.
“У меня вопрос: все до одного считают поэта Юрия Кузнецов «великим поэтом», как автор публикации, или есть такие, как я, кто так не думает? Сейчас многие авторы, не только здесь, воздают хвалу этому поэту. «Великий», «значительный» и другие эпитеты преобладают. Некоторые говорят, что он классик”. – Нет, не все. Т.н. “поэзия” Ю.П. Кузнецова – филологическая игра, причем, плохая. Ждём, когда карточный домик из маломощных умствований схлопнется.
В 1975 году поэт Юрий Кузнецов вступил в КПСС. Означает ли это, что к тому моменту он стал верным ленинцем-марксистом? Как сочетать этот факт, по идее “судьбоносный”, с его творчеством? Ведь не просто так в 35 лет – возрасте далеко не юном – поэт пришел к такому решению?
Пришел мальчик из детсада – и плачет.
– Что ты плачешь?
– Боюсь КПСС.
– А почему?
– А потому что воспитательница всё время говорит: “Съест КПСС! Съест КПСС!”
«Русский узел» я до 1990 года с тихим восторгом прочитал раза 4. Лежит у меня. Не помню какая следующая книга оставила ничтожное впечатление…
О вкусах не спорят. И самые карикатурные вкусы процветают среди тусовки разных там «пишущих». И стыда у них не заметно, и сомнения в самих себе их никогда не посещают…
Если согласно давно известному текту существуют 16 типов характеров (там буквы abcd, мечтаю дожить до времён когда там будут 25 типов характеров…), то если у вас условно характер № 5, а у поэта № 12, то стихи поэта не для вас написаны. Исключительно для характеров № 11, 12 и 13.
Но вообще-то эту систему характеров нужно представлять себе как замкнутое кольцо. Стало быть там № 16,1 и 2 «близкая группа», как ни удивительно. Но ведь подтверждается, что в характере тоже «крайности сходятся»…
Только в Екатеринбурге или по всей России в 2021 году в Областной библиотеке вы обнаружите полное отсутствие в каталогах приблизительно 35 000 наименований поэтических сборников изданных до 1990 года?
Пропали в результате «оптимизации»? Давно вывезены на свалки, за исключением 2-5 библиотек по всей России?
Что там творится?!
Когда наконец будут оцифрованы все поэты изданные с 1920 года и выложены в одном фонде?!
Много о чём можно разговориться. Но вот в этом сборнике комментариев много ли людей сколько-нибудь думающих и хоть что-то знающих о ситуации после 1970 года?!
Среди здешних комментаторов сколько людей которые за прошлые 10 лет прочитали не меньше 30 000 стихов? (Всего-то по 8 стишшков в день, стихолюбам…).
Тому, кто за 10 лет прочитал 5000 стихов, о чём разговаривать с толпой тех, где все прочитали не больше 700 стихов за 10 лет?!
Настоящий поэт всю жизнь читает за год по 12 000 стихов, мне кажется. Если он обеспечен куском хлеба и с утра до вечера мозги загружены «творческой энергией»…