ПОЧЕМУ «РУДИН» НЕ ГЕРОЙ НАШЕГО ВРЕМЕНИ

Рубрика в газете: Классика бессмертна, № 2018 / 39, 26.10.2018, автор: Вадим КУЛИНЧЕНКО

Все шесть романов И.С. Тургенева от «Рудина» до «Нови» нельзя назвать циклом, они не связаны сюжетом и героями. В них читатель узнаёт Россию в разные эпохи на протяжении нескольких десятилетий. Но как ни странно это звучит, героем всех романов является русская интеллигенция. В разных обстоятельствах действуют персонажи тургеневских романов: герой первого романа, Рудин, интеллигент-дворянин, проповедует в гостиной Ласунской, герой последнего романа, Нежданов, из усадьбы уходит в фабричный посёлок, на проезжую дорогу, в кабак, «бунтовать мужиков».

Но при всех сменах «эпох», героев, ситуаций есть в романах Тургенева сфера, к которой постоянно приковано внимание автора – это единство авторского подхода к жизни. Его точно определил сам Тургенев в предисловии к романам: «Автор «Рудина», написанного в 1855-м году, автор «Нови», написанной в 1876-м, являются одним и тем же человеком. В течение всего этого времени я стремился, насколько хватало сил и умения, добросовестно и беспристрастно изобразить и воплотить в надлежащие типы и то, что Шекспир называет: «самый образ и давление времени», и ту быстроту изменяющуюся физиономию русских людей культурного слоя, который преимущественно служил предметом моих наблюдений».

 

Романы Тургенева насыщены фактами идеологии, культуры, искусства – ими художник помечает движение времени. Но главным для Тургенева всегда оставался новый тип человека, новый характер, непосредственно отражавший влияние исторической эпохи на человеческую личность. Поиски героя – вот что руководит романистом в изображении разных поколений русской интеллигенции.

 

Возможно ли появление подобного романиста в наше время? На мой взгляд, нет! Во-первых, у нас нет образованного слоя людей, отражающего русскую культуру. Иными словами, суть русской интеллигенции основательно размыта. А, во-вторых, если автор попытается объективно отразить нашу реальность, то его, возможно, и пропустит цензура, про которую говорят, что её нет, но заклюют прикормленные собратья «интеллигенты и патриоты высшей пробы», от которых отбиться труднее, чем от цензора. Прав я или нет, об этом пусть судит читатель.

 

Но вернёмся к вопросу, кто же он – герой первого тургеневского романа, написанного в 1855 году – разгар Крымской войны 1853–1856 годов? Все события в романе происходят ещё до этого события, а именно в 30-е годы XIX века, почти 200 лет назад, в мрачную эпоху николаевского режима. Многое изменилось за это время, и, к сожалению, не всегда в лучшую сторону.

 

Рудин с первого же раза производит впечатление «человека замечательного», необыкновенного. Рудин не только оратор и импровизатор. На слушателей действует его увлечённость исключительно высшими интересами. Человек не может, не должен подчинять свою жизнь только практическим целям, заботам о существовании, утверждает Рудин. Без стремления отыскать «общие начала в частных явлениях» жизни, без веры в силу разума нет ни науки, ни просвещения, ни прогресса. А «если у человека нет крепкого начала, в которое он верит, нет почвы, на которой он стоит твёрдо, как может он дать себе отчёт в потребностях, в значении, в будущности своего народа?». Да, «наша жизнь быстра и ничтожна: но всё великое совершается через людей».

 

 

Рудин отличный оратор, властелин слова, но не дела. В романе Рудину противопоставлен Лежнев – открыто и прямолинейно. Рудин красноречив – Лежнев обычно немногословен. Рудин не может разобраться в самом себе. Лежнев превосходно понимает людей, и без лишних слов помогает близким, благодаря душевному такту и чуткости. Рудин живёт в доме Ласунской, занимая у неё деньги, – Лежнев держится с ней независимо. Рудин ничего не делает – Лежнев постоянно что-то делает… Лежнев в романе не только противоположность Рудина, он призван истолковывать суть Рудина. И, несмотря на положительные качества Лежнева, автор отдаёт предпочтение Рудину. С точки зрения исторического прогресса, Рудины, по мнению Тургенева, – истинные герои эпохи. Ведь только Пигасов, с его презрительным отношением к философии, может сказать: «Вот ещё смерть моя – эти высшие точки зрения. И что можно увидать сверху? Небось, коли захочешь лошадь купить, не с каланчи на неё смотреть станешь!». Но «нельзя же допустить, – возражает Лежнев, – чтобы под именем философии нападали на всякое стремление к истине и к сознанию». Рудина, как человека, одушевлённого этим стремлением, нельзя мерить аршином сегодняшнего дня. Здесь нужны иные критерии: то, что неприложимо к жизни и потому, якобы, бесполезно сегодня, станет необходимым завтра. Такие люди, как Рудин, носители высоких идеалов, хранители культуры служат прогрессу общества. Но их, к сожалению, мало.

 

Высокие помыслы Рудина, его поистине донкихотское бескорыстие и самоотверженность сочетаются с практической неподготовленностью, дилетантством. Индивидуальные качества героя приходят в противоречие с общественной действительностью. Преподавание Рудина в гимназии срывается не только из-за недостаточности его знаний. Не понравился свободный образ его мыслей. Намёк на столкновение Рудина с общественной несправедливостью заключён и в другом эпизоде романа. «Я бы мог рассказать тебе, – говорит Рудин Лежневу, – как я попал было в секретари к благонамеренному сановному лицу, и что из этого вышло; но это завело бы нас слишком далеко…». Это умолчание многозначительно. Те слова произносит и Лежнев, разбирая причины оторванности идеалов Рудина от конкретной деятельности. «Несчастье Рудина состоит в том, что он России не знает, и это точно большое несчастье». По мнению автора, это и есть «несчастье» Рудина, а не его вина. Что же до виновника, то «нас бы очень далеко повело, если бы мы хотели разобрать, отчего у нас являются Рудины». В самом деле, отчего являлись в России деятели рудинского типа? Вопрос не праздный и сегодня.

 

Неустанная работа философской, теоретической мысли в кружках 1930-х годов была своеобразной формой протеста против николаевского режима. Такое в наше время по известным причинам в России невозможно. Ток-шоу на ТВ – это совсем другое…

 

В короткой статье разобрать роман «по косточкам» невозможно и, естественно, ответить на все вопросы. Остаётся одно: дать ответ на заголовок статьи – Почему Рудин не герой нашего времени?

 

Иван Тургенев положительно относится к своему герою, но не приветствует пустую «болтовню», и в конце романа, чтобы оправдать Рудина, приводит его на баррикады Парижа, где он гибнет за свободу народа, но не своего. Чем не герой нашего времени?

 

Казалось бы, нашей чиновной братии, заменившей в некотором роде русскую интеллигенцию, научившейся всю ложь упаковывать в красивые слова, такой герой Рудин был бы в самый раз. Но дело в том, что Рудин говорил, хотя и ничего не делал, о высоких идеалах, которые в конечном итоге привели его на баррикады. У современных же «болтунов» не то, что нет идеалов, у них нет даже простейших программ. И, конечно, судьба Рудина их не устраивает, и не только их, а всё общество потребления, думающее только о материальном благе. Лучше развлекаться детективами, чем думать над такими романами, как «Рудин».

 

Вот по этой же причине в год 200-летия со Дня Рождения классика мировой литературы Ивана Сергеевича Тургенева (1818–1883) нет особого внимания к его романам. Они в век детективного романа и потребительского общества на общем фоне жизни – как белые вороны среди серых особей. Но придёт же время, когда русское общество, в основном его передовая часть, поймёт – Россия «развивается не в том направлении! Тогда непременно наступит мода на романы И.Тургенева, возможно, уже и в оцифрованном виде, ведь технический прогресс всегда опережает духовный.

 

2 комментария на «“ПОЧЕМУ «РУДИН» НЕ ГЕРОЙ НАШЕГО ВРЕМЕНИ”»

  1. “У современных же «болтунов» не то, что нет идеалов, у них нет даже простейших программ”…

    Ну, это уж ты перегнул, Тимофеич.
    Word у них все-таки имеется!

  2. Мой сын-школьник написал более серьезное и содержательное сочинение почти на ту же тему. Нельзя было привлечь к обсуждению Тургенева действительного специалиста-литературоведа?

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.