ПОРА ВЫВОДИТЬ ИЗ ТЕНИ ЯЗЫКОВЫХ АКТИВИСТОВ!

Рубрика в газете: Мы – один мир, № 2019 / 15, 19.04.2019, автор: Василий ХАРИТОНОВ (Великий Новгород)

 


На прошедшем недавно в Институте языкознания РАН лингвистическом форуме «Коренные языки России и мира» собрались не только академические учёные, но и так называемые языковые активисты (впрочем, бывает, что то и другое счастливо сочетается в одном человеке), для которых угасание и «болезни» тех или иных языков не просто тема исследования и научного наблюдения, но собственная боль и повод для бурной и самоотверженной деятельности по спасению «души народов» (известное выражение: без языка – нет народа). К счастью, среди таких людей есть и довольно молодые, вполне продвинутые, использующие для своей благородной миссии все возможные современные средства – прежде всего Интернет с его соцсетями, видеозаписями, чатами и т.д. и т.п. В этом плане многих (и нас в том числе) поразила на прошедшем форуме активность группы языковых подвижников из Великого Новгорода под названием «Страна языков», которую на конференции в Москве представляли Василий Харитонов и Фёдор Алексеев.
«Страна языков» (группа в соцсети Вконтакте, сайт) объединяет всевозможные материалы, информацию, новости, ссылки на учебные проекты по языкам разных народов России. Всё это ребята делают очень современно, неформально, задорно, заражая людей своей творческой энергией и вдохновляя носителей (и тех, кто хотел бы ими стать) на борьбу за выживание родных языков или за развитие их. Любопытно, что ребята образование имели изначально техническое, но в проблему погрузились настолько глубоко и широко, что знают о состоянии коренных языков России и способах их поддержки зачастую больше, чем люди, занимающиеся этим официально и по должности. Лидер проекта «Страна языков» Василий Харитонов на конференции сделал ещё и доклад об опыте оживления нанайского языка (по этому языку ребята даже создали отдельный сайт). Нас очень заинтересовало, как у человека хватает на всё энергии, да и просто материальных средств (создание и поддержание на высоком уровне сайтов – задача не такая лёгкая) и с чего вдруг он решил так серьёзно заняться языками, являясь изначально выпускником судомеханического факультета?



– Василий, объясни, почему ты вообще занялся лингвистикой? И как возникла идея своими силами организовать такой могучий проект, как «Страна языков»?

– Лично я, кажется, всегда был связан с языками – в 7 лет у меня был друг азербайджанец, в 8 – чеченец, с 3 по 9 классы я учился в школе с углублённым изучением немецкого языка, при этом около трети школы были грузины. В старших классах я ходил в школу юного филолога МГУ и, позднее, когда уже учился на инженера, продолжал ходить на филфак вольнослушателем. С языками России столкнулся недавно, лет пять назад, но сразу ощутил, насколько это важная тема – многие языки находятся под угрозой исчезновения, при этом они очень разные. С этих пор языки других стран, в общем-то, меня перестали интересовать. Я довольно быстро перестал заниматься юкагирским – слишком уж он далеко, занялся нанайским, в планах – бурятский, потом что-нибудь тюркское и финно-угорское. Но это, так сказать, личный интерес – пробовать что-то новое. А чаще я думаю прагматично – где, как, чем я могу быть полезен именно с точки зрения оживления языков.

Причём сначала я пробовал общаться с разными людьми и инстанциями на тему оживления, начитался книжек и статей про успешные проекты и пробовал предлагать что-то такое. И ко мне относились скептически, ведь формальное образование было не в сфере языков. Тогда-то я и поступил на магистратуру по общей и типологической лингвистике и не ошибся – оказалось, что эта область языкознания чрезвычайно интересна. Магистерскую я написал по грамматике (синтаксису) нанайского языка и теперь для меня статьи и монографии в лингвистике не кажутся чем-то страшным.

Фактически разговоры на кухнях, чатах, группах в социальных сетях мы ведём уже не первый год, так что «Страна языков» – лишь какая-то формализация нашего языкового активизма. Мы решили с Федей (Фёдор Алексеев. – прим. ред.) выводить из тени языковой активизм, и, оказалось, что эта тема «выстрелила» – мы узнали ещё больше людей, неравнодушных к проблеме, ещё больше фактов об успешных (и неуспешных) действиях в области оживления языков.

Чаще всего пишу я, но темы рождаются из споров и обсуждений с разными людьми, так что неправильно было бы считать, что я один там что-то выдумываю (смеётся).

– Где вы берёте силы, средства и энергию на всё это? Ведь проект волонтёрский? Хватает ли времени, чтобы зарабатывать и на хлеб насущный?

– Мне как раз повезло – у меня не такая напряжённая работа, как у многих живущих в условиях суетливой столичной (московской и питерской) жизни, вечных дедлайнов и так далее. Я в этом смысле не обязан следовать какому-то плану, как часто бывает в современной научной жизни, например, и это важно. Я часто меняю мнение по разным явлениям в языковом активизме. Научился писать статьи и даже немного на этом зарабатываю.

Вообще нырять в оживление языков только с альтруистской точки зрения – наверно не совсем правильно, так быстро заканчивается мотивация. Поэтому очень здОрово, если получится как-то соединить языковой активизм с работой, бизнесом, делать блоги или интернет-журналы с перспективой окупаемости. Не зыбывать взаимодействовать с разными институциями и компаниями, которым это важно и интересно. А то часто кто-то на полном энтузиазме тащит вопрос сохранения какого-то языка, а при этом формальные инстанции не делают ничего (или даже вредные действия) а ещё и денег за это получают. Это, к сожалению, частотная ситуация.
Я работаю в Новгородском государственном университете имени Ярослава Мудрого в Великом Новгороде на небольшой должности директора музея истории НовГУ. Кроме функций, связанных с музеем (мы сейчас разрабатываем новую концепцию его существования), я занимаюсь социальной работой, например, у нас действует небольшой лингвистический клуб. Вообще у меня очень крутое, свежемыслящее начальство, и оно поддерживает меня во многих инициативах, в том числе связанных с языками. Например, мы провели недавно фестиваль языков, на котором рассказывали и про активизм, и про языки России – это очень важно делать в городском пространстве, ведь языки России – некая терра инкогнита.

Другие наши участники тоже пробуют совмещать – кто с научной деятельностью, кто – с учебной, кто-то – с работой или бизнесом. Мы стараемся пояснять, что в языковом активизме можно найти место в соответствии с возможностями и талантами, совсем не нужно всем делать что-то одинаковое.

Но вообще это просто провал, что у нас в стране фактически нет ресурсов для поддержания таких инициатив. Считается, что вопрос оживления языков – в основном сфера образования, которая, в свою очередь, очень негибкая. А всё остальное поддерживается очень спорадически.

– Поделись впечатлениями от прошедшего в Институте языкознания форума «Коренные языки народов России и мира». Отличался ли он от других подобных форумов? И что лично для тебя стало наибольшим открытием на этой конференции?

– Лингвистический форум мне очень понравился, это было по-настоящему живое обсуждение проблем и достижений. Особый успех заключался в том, что, с одной стороны, не было типичных для лингвистических конференций научного снобизма и ограниченности тематики. Присутствующие из разных социумов – учителя, языковые активисты, учёные, студенты – могли смотреть на работу друг друга, общаться, задавать «глупые» вопросы. Это здорово. В отличие же от нелингвистических мероприятий Лингвистический форум отличался грамотной организацией, конструктивным настроем. К примеру, в мероприятиях Федерального агентства по делам национальностей, Института народов Севера или Ассоциации коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока всегда не хватает такого профессионализма.

Я старался не отвлекаться на доклады по грамматике и даже на образование, и сосредоточился именно на секциях и докладах, где речь шла об оживлении, социальных статусах языков.

Мне понравился доклад Дэвида Брэдли (президент Международного постоянного комитета лингвистов, представитель австралийского Университета им. Ла Троба, сделал в начале конференции пленарный доклад «Языки под угрозой исчезновения: социолингвистический анализ». – Прим. ред.), он был построен целиком на монографии самого докладчика, которую я собираюсь теперь достать и почитать.

На докладе Зинаиды Ивановны Строгальщиковой («Языки коренных малочисленных народов: проблемы правового регулирования в постсоветский период». – Прим. ред.) мы обсудили перспективы законодательства в области языков России. Мы с Федей сделали доклад про языковую витальность, а точнее про нашу довольно банальную, но очень полезную для активистов таблицу по тому, что уже делается на конкретном языке, а что – ещё нет (и значит – можно и нужно делать).

 

Выступление Фёдора АЛЕКСЕЕВА (слева) и Василия ХАРИТОНОВА (справа) на конференции “Коренные языки народов России и мира” (Институт языкознания РАН) 4 апреля 2019 г.

 

Нас всех расстроили ситуации с малыми языками – тофаларским, коми-язьвинским, – что, видимо, нужны какие-то сверхусилия. А с учётом отсутствия комплексной поддержки в языковой сфере я не вижу, откуда бы такие усилия могли бы реализоваться. Собственно говоря, с нанайским то же самое, только выглядит чуть перспективнее. Но действия нужны, срочные и всесторонние. В случае нанайского в значительной степени я сам готов многое организовать, но нужна хоть какая-то материальная поддержка, а откуда её получить – непонятно (была некоторая надежда, что Фонд по поддержке языков, который был недавно создан, будет работать как раз с активистами, а недавно стало понятно, что это ещё одна линия поддержки изданий учебников и вообще образования). При этом миллионы тратятся на какую-то фигню типа интерактивных досок или что-то такое, именно под флагом сохранения языка…

Мне понравился постерный доклад (Светланы Едыгаровой. – Прим. ред.) про влияние типичного отношения к языку через русский на другие языки (в докладе это были пермские) – я давно об этом думал и тут увидел.

Понравился доклад Влады Барановой про калмыцкий. Вообще Влада – тот человек, который даёт много активизму из теории (в нашей команде похожую функцию выполняет Динара Сатанова).
К сожалению, по вечерам я убегал с конференции – пока был в Москве надо было провести несколько лекций – для ВШЭ, школы межэтнической журналистики, а также несколько других важных встреч. Я уверен, что обсуждения после докладов были очень душевные и полезные… Сам я успел поговорить и познакомиться со многими людьми, и, думаю, что из многого родится что-то, что поможет выжить нашим языкам.

Вопросы задавал Евгений БОГАЧКОВ

7 комментариев на «“ПОРА ВЫВОДИТЬ ИЗ ТЕНИ ЯЗЫКОВЫХ АКТИВИСТОВ!”»

  1. Больше всего усилий интервьюер уделил собственной работе и своей значимости в качестве “языкового активиста” в сфере “языкового активизма”. Пожурил академических ученых-лингвистов, профессоров, надо думать. Хотелось бы знать об обратной связи, об отклике на эту его деятельность от самих народов, например, нанайского. Стали ли лучше, как результат, говорить на родном языке представители народа, повысилась ли их культура языкового общения, как насчет детских книжек на нанайском языке учебников, литературы? Готовятся ли профессиональные кадры учителей нанайского языка? Есть ли в университетах Дальнего Востока отделения для студентов-нанайцев с преподаванием на их родном языке? Когда-то мне пришлось познакомиться с семьей армян из Тбилиси. Они рассказывали мне, что живя в среде грузинского языка, совсем не испытывали ностальгии, потому что в Грузии были факультеты для армян в университетах, армянские школы, издавались газеты и книги на армянском языке, был армянский театр. Какова там сейчас ситуация с этим, не знаю, но мне кажется, что такой подход к сохранению родного языка для представителей той или иной национальности в целом правилен.

  2. С нанайский языком проблема большая. Много нанайцев живут в Китае, разговаривают на китайском языке. Остались единицы, кто ещё помнит родной язык. В России нет обособленного проживания нанайцев, то есть они разделены. А язык сохраняется только если носители языка живут вместе, объединенно. Мне не кажется, что у малых народов есть надёжная перспектива сохранения родных языков. Забвению родного языка способствует возможность миграции.

  3. о чём спрашивали, так и отвечал.
    Ваши вопросы мне даже больше нравятся. Вот примерно так могу ответить:
    1. Обратная связь от нанайцев будет примерно такая “молодец что он это делает но существенных изменений нет” (и мне очень не нравится, что они так про меня думают, лучше бы сами активизировались, чем считали это дело моим). Есть несколько локальных “побед”, в частности в соцсетях и мессенджерах появились площадки для общения на нанайском, а до этого не было. В одном селе происходят хорошие события – носители стали регулярно собираться, с детьми переводят мультики, язык иногда используется в общественной сфере. Книжки я не издаю, зато собрал всё, что есть в электронном виде, на сайте xisango.ru (и Яндекс-диске, но походите там пощёлкайте, поймёте)
    2. С профессиональными кадрами беда. Их готовят только в Институте народов Севера в Питере (кажется целый один студент там учится, языком в результате не овладел) и техникуме в Николаевске (тоже не владеют, вплоть до того, что ко мне студенты, да и школьники тоже, часто обращаются за выполнением “за них” заданий)
    3. Нигде нет преподавания НА нанайском языке. Ни в школах, ни в университетах, нигде в мире. Но и нанайским не владеют обычно младше 50-60 лет. В этом году встретил несколько человек, которым 20+, и которые пассивно владели языком. Но это скорее какое-то исключение. Ведётся нанайский язык как предмет во многих школах, но можно сказать безрезультатно. Выпускники (особенно отличники) знают многие слова, но ответить на вопрос “как дела” не могут, и вообще никакие предложения построить не в состоянии.

    В данный момент я работаю над образовательной концепцией по нанайскому языку, а также чтобы нанайцы обращали внимание на действительно полезные (социальные) меры: клубы носителей, курсы передачи языка, мастер-ученик, языковое гнездо…
    Думал, что удалённо что-то смогу сделать, но, видимо, нужно жить вместе с ними и тогда будут результаты (готов переехать лет на 5 в одно такое перспективное село, но непонятно, где на это взять денег)

    С армянской ситуацие в Грузии вряд ли сравнимо…

  4. Я думаю, что вряд ли волонтеры одни смогут разрешить положительно ситуацию с языком. Нужна государственные программа возрождения и сохранения языков малых народов, а на ее выполнение – финансирование. Это банально, но иочему-то безнадежно. Видимо, местной власти тоже на это наплевать. Научные конференции и докладчик со степенями могут изучать язык как таковой, его лексику, грамматику, углубленно, но конкретным людям нужно другое – книги, учителя, газеты, журналы, просветительская работа, библиотеки и тд и тп. Одним словом, внимание.

  5. в КНР живёт не так много нанайцев (3-4 тыщи, около того), хотя есть две этнические деревни. Носителей действительно не больше 10.
    В России нанайцев около 12 тысяч и всё-таки живут довольно компактно. Есть сёла, в которых нанайцев больше половины населения.
    Перспектива оживления большинства (наверно даже всех, с ненецким чуть лучше, но почти все остальные…) языков коренных малочисленных народов действительно под бооольшим вопросом, нужны срочные комплексные меры. Пока что таковых в России не предвидится.

  6. Выводить из тени – на солнце, что ли, погреться? Или они самозанятые и налоги не платят? Тогда статья – из разряда фискальных методов.

  7. Друг азербайджанец, друг чеченец. Это значит – связан с языками? У меня сосед алкоголик, и много лет. Это что значит? Что я связан с наркологией? Приходилось его до квартиры волочить.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.