Русское поле экспериментов
Как Андрей Хржановский разобрался с русской классикой
Рубрика в газете: Иди и смотри, № 2021 / 10, 18.03.2021, автор: Тигран АЙРАПЕТЯН (г. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ)
Анимация – волшебная вещь. Она даёт создателю максимальную свободу в средствах выражения, и Андрей Хржановский превратил её в настоящее русское поле экспериментов. Получив разрешение от самого Дмитрия Дмитриевича Шостаковича на использование его музыки в качестве основы фильма, он долгие годы ждал возможности реализовать свой амбициозный замысел – и, наконец, дождался.
Начинается и заканчивается (а также перемежается) всё действие мультфильма «Нос, или загвор «не таких» сценами в самолёте, на котором летит, кажется, полный состав гостей программы «ещёнепознер». Так и ждёшь, что сейчас выйдет Николай Солодников и объявит, что всех собрал по какому-то особому случаю. Все смотрят своё кино, о чём любовно говорит Юрий Рост, и на экране мелькают и «Жил певчий дрозд», и «Застава Ильича» (конкретно – кадр с битьём по мордасам Тарковского, за что отдельное уважение), и ещё много прекрасного, знакомого и не очень. Хржановскому доставляет неимоверное удовольствие собрать всех своих друзей в одном фильме и сделать их первыми зрителями грядущего действа.
Первый акт (сон) – почти исключительно экранизация оперы Шостаковича, с кучей визуальных отсылок ко всему пласту русской культуры и абсолютным наплевательством к концепту единого стиля, что сохранится до самого конца. Это очень здорово работает в формате сна, и не укладывающаяся в традиционные оперные рамки музыка Шостаковича только способствует превращению визуального сумбура в понятное на интуитивном уровне повествование. В мире Хржановского не существует никаких стен, в том числе и четвёртой, и поэтому ни временные, ни пространственные рамки его не сдерживают. Дело не только в анахронизмах, но и в периодических появлениях в кадре художников, расставляющих основных игроков на исходные позиции. В таком фантасмагорическом темпе всё постепенно движется ко второму акту.
И вот тут начинается уже сплошное веселье. На сцену выходит Булгаков, а вслед за ним, по одной древней традиции, и товарищ Коба. Уже скоро от гэгов вокруг верхушки советского строя никуда не спрячешься. И они замечательные – от сапогов до коллективного похода в оперу и экстренного совещания на тему «сумбура вместо музыки», Хржановский катком проезжается по всем чинушам, и больше всего, разумеется, по самому Виссарионовичу. Сложно найти человека, который заслужил этого больше.
Так мы подходим к третьему акту, и около этого времени начинаются некоторые проблемы. Эклектичный стиль начинает давить на горло, а сегмент с «Антиформалистическим райком» кажется слегка излишним. Понятно, что это нужно, но произошло уже столько всего, что обычно щадящий полуторачасовой хронометраж начинает казаться чрезмерным. А в конце, когда мы сворачиваем в трагичную и очень тяжёлую сторону репрессий, тональный переход оформлен не самым тонким образом. Понятное дело, за Мейерхольда, Мандельштама, Вавилова и всех других жертв режима невероятно больно, и ход с самолётами, названными их именами, красивый, но всё равно остаётся ощущение скольжения по крайне неровной поверхности. Иногда лучше быть менее амбициозным, но, с другой стороны, Хржановский заслужил весь эксцесс, которым он командует.
В целом, это царство постмодерна, и ближайшая аналогия – венгерский «Рубен Брандт, коллекционер», только здесь всего больше и всё куда менее прямолинейно. Здорово, что такие большие аниматоры получают бюджеты, соответствующие их запросам. Но где-то в Москве грустит Юрий Норштейн, чей гоголевский опус, возможно, когда-нибудь всё-таки выйдет. И тогда мы устроим настоящий праздник.
По-моему, современная форма от “сапоги” – “сапог”, а не “сапогов”. Фильм не смотрел. Честно говоря, уже о репрессиях смотреть не хочется.
“Русское поле экспериментов” – песня Егора Летова ))))