Я – НЕ СОПЕРНИК, А ПОМОЩНИК
Почему я взялся переводить поэтов Кавказа
Рубрика в газете: Жизнь национальностей: в поисках гармонии, № 2020 / 9, 12.03.2020, автор: Юрий ИВАНОВ (д. БАРДОВО, Псковская обл.)
Когда русскому человеку нехорошо, он вспоминает пословицу: «Поеду в Москву развеять тоску». А когда творческий застой у русского поэта? Тогда поэт по примеру классиков обращает свой взор на Кавказ. Переводы авторов с Кавказа! Систематическая работа переводчиков рухнула с советской властью, и дело это сейчас сугубо личное. Вот и я решил обратиться к своему другу из Нальчика, известному прозаику (а теперь ещё и поэту) Игорю Терехову с просьбой: нет ли у него на примете кого-нибудь из местных авторов, у кого можно попросить стихи для перевода? И Игорь прислал два текста-подстрочника умершего уже к тому времени кабардинца Афлика Оразаева и целую подборку оригиналов и авторских подстрочников балкарца Мурадина Ольмезова. Подстрочники и оригиналы стихов – это важно, потому что ни кабардинским, ни балкарским я не владею. Как, впрочем, и многие переводчики прежних и нынешних времён.
Поскольку работа не была связана ни с какими сроками, это давало ощущение свободы. Я с удовольствием взялся за переводы А.Оразаева. Оригинальных текстов кабардинского поэта не было. Вдова Афлика, Луиза Оразаева, осетинка по национальности, не смогла найти в творческом багаже покойного мужа оригиналы, т.к. не владеет кабардинским языком. А пускать кого-то для поиска не сочла, видимо, возможным. Поэтому для выбора размера переводимых стихов я взял первые строки подстрочников, они и задавали ритм. Одно стихотворение было философского склада, второе более эмоциональное. Так я их и постарался перевести. Что получилось, то получилось, читатели «Литературной России» (кому это интересно) могли увидеть результат. Скажу только, что вдова поэта одобрила мою работу. Чему я несказанно рад, поскольку это был мой первый переводческий опыт. Мнение Луизы Оразаевой мне передал Игорь Терехов. Он же консультировал меня по особенностям кабардинского и балкарского языков поначалу. Т.е., обращаю ваше внимание, что в данном случае ничто меня, как переводчика, не связывало: ни оригинал стихов, ни мнение автора, ни мнение какого-нибудь литературного авторитета.
Также поначалу Игорь служил связующим звеном с Мурадином Ольмезовым, когда я стал работать над переводами балкарского поэта, получив из Нальчика изрядный файл со стихами, как уже сказал выше, с оригиналами и авторскими подстрочниками. В конце концов, моему другу надоело быть передаточным звеном, и он свёл нас с автором через электронную почту. И мы стали общаться с поэтом напрямую. Ольмезов удивил в хорошем смысле слова широким диапазоном своих стихов, их тематикой: лирическая, трагическая, драматическая, историческая – всё присутствовало в этой подборке. Даже стихи о детях. Оказалось, что поэт хочет издать на русском книгу переводов своих стихов. И, честно говоря, к моей радости я был не единственный, кому он доверил эти переводы, поскольку, что называется, случайно он оставил между строк просьбу к кому-то из переводчиков, указав конкретное имя. Я уточнил, и да, оказалось, я работаю не один. Кто-то параллельно тоже переводит эти стихи. По крайней мере, мне так было сказано. И опять возникло ощущение творческой свободы в работе. Хотя скажу прямо, Мурадин – очень требовательный автор, предлагаемые ему переводы он критиковал, что-то предлагал, с чем-то спорил, но в итоге, мы находили нужный результат. Конечно, любой автор хочет тождественного замыслу перевода с одного языка на другой, но в поэзии добиться идеально 100-процентного результата практически невозможно. Это как говорить в спокойную погоду и в бурю – слова могут быть одни, а звучание – разное.
Но тут возникла такая коллизия. В одних стихах М.Ольмезов указывал даже метрику, систему рифмовки, а в других ничего подобного не было, и они воспринимались мной как нерифмованные подстрочники, так сказать, просто передача содержания стихов. Ну, не стал автор заморачиваться в данном случае по поводу метрики и проч. Так мне думалось. И пока мы с ним не списались конкретно по этим стихам, я переводил вначале эти, как мне показалось, нерифмованные подстрочники, исходя из имеющегося в стихах внутреннего ритма. И переводил в системе силлабо-тоники, рифмуя строки, или оформляя как «белые» стихи.
Мой автор вначале молча воспринимал эти опыты, пока не спросил удивлённо: а зачем я, собственно, перевожу верлибры силлабо-тоникой? Ему это не нравится. Я в свою очередь тоже удивился и ответил, что просто не разобрался в большом количестве текстов и авторских комментариев в них, и что даже если это всего лишь авторские подстрочники верлибров, то написаны они очень качественно, и делать там переводчику, т.е. переводить верлибры в верлибры, нечего. Хотя поэт и уверял, что владеет русским языком не очень. Что касается общения, то всё может быть, но в этих конкретных верлибрах, вернее, их подстрочниках, он выражается очень и очень точно, и проблем с русским тут нет. Бывает человек говорить не может – сипит, хрипит, кашляет, а запоёт – и откуда что берётся – и голос, и сила, и даже тембр меняется!.. И я не знаю, что там собственно нужно ещё делать с верлибрами? Но Мурадин, что называется, упёрся, хотел, чтобы я их только подправил, хотя и признал, что известный поэт Георгий Яропольский тоже переводил его «в рифму», говорил, что так ему, Яропольскому, удобнее. И я ответил, что и мне так удобнее. И что ничего я с ними дополнительно делать не буду, и так хороши, в смысле, авторские подстрочники свободных стихов. Но и результаты моей работы мне нравятся, поэтому я просто отложил обработанные мной верлибры в сторону. Ну, а про работу с рифмованными стихами я уже говорил.
Вышла ли задуманная Ольмезовым книга в печать или нет, я не знаю. Мы как-то тихо разошлись через полгода общения по электронной почте. Видимо, интерес к взаимной работе угас. А сделанные мной переводы лежали некоторое время без движения, пока я не решил, что не дело пропадать им втуне. И, конечно, вспоминал про себя, пока общался с М.Ольмезовым, фразу В.А. Жуковского: «Переводчик в прозе – раб, в поэзии – соперник». Считаю, что имею право переводить так, как мне видятся эти стихи. Не нравится это автору? Это его дело, есть и другие переводчики. Я не соперник, но только помощник всем желающим увидеть свои поэтические труды в переводе на русский. И мне нравится моя обработка стихов Мурадина, пусть не обижается, если что.
Все-таки главнее, чтобы поэту нравился перевод а не переводчику, себе любимому. Хорошо также, чтобы поэт знал русский язык, а уж совсем идеально, чтобы русский переводчик хорошо знал родной язык переводимого им поэта.
Анониму.
Спасибо за комментарий! Вы сконструировали такую идеальную ситуацию – переводчик хорошо знает язык поэта, а поэт хорошо знает русский язык, – что добавить совершенно нечего, кроме как задать естественный вопрос: а зачем тогда поэту переводчик?
И обращу ваше внимание на такую строку в тексте: “…Мурадин – очень требовательный автор, предлагаемые ему переводы он критиковал, что-то предлагал, с чем-то спорил, но в итоге, мы находили нужный результат…”
Иванову. Национальный поэт может знать и родной язык (на котором пишет стихи) и русский (настолько, что предложит поправки к переводу, но не настолько, чтобы самому переводить на русский язык). Были поэты и писатели, кто писали и на родном языке, и на русском (или сами переводили на него, например, Сулейменов). Почему я не могу считать, что идеальный случай лучше неидеального? Ваш последний пример и подтверждает, что лучше, чтобы поэт понимал язык на который его переводят. Переводчик может с ним не соглашаться, и что из того? Это обычный рабочий момент.