Последствия страшной драки
Сегодня исполнилось бы 85 лет Валентину Распутину
15.03.2022, 11:58
Осенью 1976 года Валентин Распутин напечатал в журнале «Наш современник» очень сильную во всех отношениях – и художественном, и политическом – повесть «Прощание с Матёрой». Писатель явно выходил на новый рубеж. Близкие друзья знали, что он взялся уже за роман о романтических исканиях молодёжи 60-х годов. И многие думали, что у него должна получиться просто гениальная книга. По-другому уже вряд ли и могло бы быть. Но…
В 1980 году Распутин был жестоко избит, прямо в подъезде собственного дома. Что случилось, до сих пор никто всей правды не говорит. Одни утверждали, что драку заказало какое-то большое начальство, которое было страшно недовольно его выступлением против Байкальского целлюлозно-бумажного комбината. Другие не верили в конспирологию. По их версии, Распутин напоролся в подъезде на группу пьяных хулиганов, которые позарились на джинсы писателя, привезённые им из заграничной поездки. Но факт в том, что избили человека очень сильно и последствия оказались тяжёлыми. Видимо, были задеты жизненно важные функции. Ходили ещё разговоры, что писатель был под градусом, чем и воспользовалось хулиганьё.
Кто знал всё это, очень жалел Распутина.
«Я, – писал в своём дневнике Юрий Нагибин, – очень люблю Распутина, считаю лучшим нашим писателем и до слёз жалею его бедную, прекрасную, вторично пробитую негодяями голову».
Правда, спустя годы Нагибин своё отношение к Распутину изменил. Но это другая история.
К слову: из дневника Нагибина неясно, а что – Распутина дважды избивали? Но я о втором случае ничего не слышал. Знаю только, что после драки, случившейся в 1980 году, писатель очень долго не мог оправиться. Никакое лечение ему не помогало. И он, естественно, какое-то время ничего не писал. Был отложен и роман.
Когда же часть ран зарубцевалась и Распутин попытался вернуться к прежней работе, у него ничего не пошло. Кто-то из знакомых писателя уверял, что Распутин просто разуверился во многих прежних своих идеях и остыл к роману. Другие полагали, проблема упиралась в полученные травмы, которые мешали автору работать над масштабной вещью.
Судя по всему, Распутин не хотел сдаваться и совсем бросать литературу. Когда ему полегчало, он попробовал переключиться на малые формы и в начале 1982 года написал три рассказа, которые по традиции принёс в редакцию журнала «Наш современник». А там тогда случилась своя смута.
Главному редактору Сергею Викулову было не до прозы. Он искал способы, как избавиться от своего первого заместителя Юрия Селезнёва. Тот был и пообразованней его, и поначитанней, и хотел журнальную площадку превратить в мощное орудие борьбы за русскую культуру. А ещё за ним стояла талантливая молодёжь. А Викулов, вроде никогда не отказывавшийся от борьбы за русскость, тем не менее часто опасался идти в атаку. Ему проще было взаимодействовать не с личностями, а с серостями.
К слову: в конце 1981 года Викулов сделал Селезнёва виноватым за выпуск крамольного ноябрьского номера, в котором появились вызвавщие возмущение властей повесть Вл. Крупина, статья В. Кожинова и пара других материалов. Однако тогда Селезнёва сильно обругали, но с работы не сняли. Но очень скоро Селезнёв вновь подставился, пропустив в какой-то публикации термин «русофобия» (а в то время Кремль как раз на употребление этого слова хотел наложить табу).
В журнале рассказы Распутина были отданы на прочтение заведующему отделом прозы Борису Спорову. Но мнение этого сотрудника для Викулова тогда уже ничего не значило. Он считался человеком Селезнёва и главред искал повод, чтобы и с ним расправиться. Однако Споров, хоть и висел на волоске, отнёсся к вещам Распутина очень серьёзно (хотя бы потому, что в редакционном портфеле лежало много пустышек, но не было ничего стоящего). Он ждал открытия. А рассказы оказались совсем другого уровня. 13 апреля 1982 года он дал следующее заключение:
«Рассказы, действительно, не вызывают особого восхищения, но это всё-таки проза. За которую и автору краснеть не придётся.
Странный рассказ «Не могу» показывает во всей неприглядности сознательное зло – алкоголизм.
Рассказ «Век живи – век люби». Очень глубоко заявлен: что же такое самостоятельность для подростка и вообще. Но с задумкой автор всё же не справился в полной мере, настолько ушёл в пейзаж, что ли. Но всё-таки он <нрзб> уже работает.
Рассказы следует опубликовать, это необходимо и для автора, и для журнала» (РГАЛИ, ф. 622, оп. 8, д. 20, л. 29).
Из чего исходил Споров, делая такой вывод? Я думаю, он знал, что Распутин с конца 1970-х годов писал роман. Да, потом работа над ним была приостановлена. Но Споров полагал, что публикация рассказов могла бы окрылить писателя и побудить его вернуться к роману. Ну а журналу эти рассказы были полезны уже хотя бы потому, что ничего другого путного в портфеле отдела прозы на тот момент не имелось.
Отзыв Спорова несколько обескуражил других сотрудников редакции. Они-то уже привыкли к тому, что Распутин – это высочайшая марка, к которой не может быть существенных претензий.
«Нахожу рассказы вполне достойными большого таланта В.Распутина, – заметил в своём отзыве ответственный секретарь журнала Вл. Васильев. – Б.Ф. [Борис Фёдорович Споров. – В.О.] прочёл их несколько элементарно. Бытовая, на первый взгляд, картинка «Не могу» стоит многих художественных сочинений на тему пьянства, но прежде чем её засылать в набор, необходимо всем нам крепко подумать, поскольку речь в этой зарисовке идёт не совсем об алкоголизме и не прямо как об алкоголизме как таковом, а о его социальных корнях, о современном духовном состоянии действительности, «провоцирующим» многие негативные и нежелательные явления. «Век живи – век люби» – в самом названии произведения, поправляющем известную поговорку «…век учись» содержится идея вещи, написанной глубоко и с серьёзным философским, м<ожет> б<ыть> обеспечением».
Ещё одно заключение сделал заместитель главного редактора журнала «Наш современник» Виктор Кривцов.
«Есть в этих рассказах горечь, – признал он, – но она глубоко сидит – без показной суетливости, без спекуляции, без крика. Спокойная житейская горечь, переходящая в глубокое размышление, становится здесь элементом художественной правды.
Рассказы на уровне Вал. Распутина.
Надо подумать, в какой последовательности их давать… Ведь будут ещё» (РГАЛИ, ф. 622, оп. 8, д. 20, л. 29).
Я бы в этом отзыве обратил внимание на фразу: «Рассказы на уровне Вал. Распутина». Ну, допустим, это не совсем так. Эти рассказы сильно уступали не только «Прощанию с Матёрой», но даже «Деньгам для Марии». Тут важно другое. Кривцов признал, что новые рассказы по своему уровню не превзошли прежнего Распутина. И по ним нельзя было утверждать, что писатель в перспективе мог бы выйти на новую высоту. Вот что должно было встревожить и издателей, и критиков.
Итак: Викулов три рассказа Распутина в 1982 году напечатал. Но они читающую Россию не всколыхнули. Последующие вещи писателя какое-то время гремели, но в основном благодаря поднятым проблемам. В художественном отношении они были ниже его первых повестей. Кстати, Распутин не случайно в какой-то момент переключился на общественную деятельность. Но не из-за творческого кризиса и не потому, что больше некому было спасать Байкал.
Сейчас я понимаю, что писатель так и не смог оправиться от тяжелейших травм, полученных в драке в 1980 году.
Автор новости: Вячеслав ОГРЫЗКО
Темы Распутин брал очень серьезные, мыслил глубоко. И русский был насквозь.
Но, увы, о богатстве его литературного языка трудно говорить. Не лучшим образом сказывались годы газетной журналистики.
Писатель – это стиль. Но своего собственного, оригинального литературного стиля Распутин так и не смог создать.
Увы.
В общем-то, все это знают. Но не хотят говорить вслух.
Заединщина мешает.
В 1992 году мой друг Александр Амусин (он тогда занимался бизнесом) решил издать мою первую книгу. В неё вошли две сказочных повести о приключениях внучки лешего девочки Уморушки, цикл рассказов для детей 6-8 лет и 4 коротких сказки. А ещё шутливое интервью со мной. А тут вскоре “подвернулось” трёхдневное совещание молодых писателей в СПР. Я был в Москве, напросился поприсутствовать. Пустили. Главным “дирижёром” в нашей секции был Семён Шуртаков. А Валентин Распутин сидел у окна и о чём-то думал, а, может быть, полудремал. Все три дня. Кого-то Шуртаков похвалил. А мою землячку Аню Дубчак разгромил. За то, что она, наивная, опубликовала свой рассказ во вражеском журнале, в редсовете которого был Евтушенко. “А! – орал Шуртаков. – У Вас героиню целует пьяный лейтенант! От него несёт перегаром! Армию порочить! ААА!” Потом Шуртаков переключился на меня. “Вот я Колю покритиковал, плохо пишет. А Вы, – он злобно посмотрел на меня, – хорошо пишете! Но ЧТО Вы пишете?!! “Была оттепель, и сладкий запах конского навоза, перемешанный с запахом тающего снега, растекался по деревенской улице”… А?! Навоз ему не нравится?! “Нравится, – перебил я его, – воспоминания раннего детства”… Шуртаков продолжил орать: “А интервью что сказал?! “В то время армада советских писателей сочиняла для народа “сказки”, и я решил занять пустующее место, стал писать настоящие сказки для детей”… “А?! “Армада писателей!.. Сочиняла сказки для народа!… Вот Валентин Григорьевич сидит, он сказки сочинял?!” Распутин впервые за три дня встрепенулся: “А? Что?” Шуртаков, указывая на меня рукой: ” Вот, “сказочник” у нас появился!” Распутин нервно стал перелистывать мою книгу: “Я не успел прочитать… Вот только одну сказку прочитал, про мышку… Хорошая сказка, добрая… Хорошо написана…” Распутин сел и снова стал смотреть в окно. Шуртаков стих: “Садитесь, Каришнев-Лубоцкий. Этимологию своей фамилии потом разъясните”. Я сел. Больше всего я был расстроен тем, что Распутин из толстой в книжки он выбрал самую, на мой взгляд, простенькую сказочку. Всё остальное было гораздо лучше!
Моя малая родина город Хвалынск на берегу Волги. Напротив Хвалынска лежал огромный остров: 14 километров в длину и местами до 3 километров ширину. Чудо-остров! Но в конце 60-х Москва решила строить Балаковскую ГЭС. Приехали специалисты, весь остров вырубили и выжгли. Мы, хвалынцы, были потрясены этим варварством. Я учился в 9 классе, решил писать повесть. Сюжет: в связи со строительством ГЭС, вырубают и выжигают всё на острове, потом затапливают. Уровень воды в Волге поднялся, затопило городок Хлыновск (мой поклон Петрову-Водкину!), остался только холм с кладбищем. Я, конечно, не смог написать повесть, только небольшие фрагментики набросал. Потом я пойму, что я не бытописатель, не эпик. Вскоре призвали в армию, потом жизнь закрутилась… И вдруг в “Литгазете” большая статья о молодом талантливом иркутском писателе Валентине Распутине и его повести “Прощание с Матёрой”. Был удивлён совпадением фабулы. Но я тогда понял, что такие произведения должны писать авторы с соответствующим талантом. У Распутина был такой дар.
Интересно: (Мария Рождественская: “И русский был насквозь”) Валентин Григорьевич – представитель двух народов: эвенкийского и польского. Это к тому, что все мы русские насквозь, представляя разнообразие и многозначность культуры России.
Каришневу. Повесть “Прощание с Матерой” не о затоплении поселка. Она – о людях, о человеке, о душе и сердце. Моя бабушка, терявшая в жизни и дом и родных, и друзей, плакала над этой повестью и даже незадолго до своей смерти вспоминала тот эпизод, когда женщина убирает и чистит свою избу и белит печь перед затоплением избы и своим отъездом. Бабушка была очень начитанная и в русской и мировой литературе и уверяла, что никто в мире не написал такого эпизода, раскрывающего душу и сердце человека. ИМХО и ничего личного.
Латкину. Ошибаетесь. Представители народов говорят на своих родных языках. В.Г.Распутин говорил и писал на русском языке, следовательно, он русский писатель. Кто-то действительно говорил, что у Распутина в роду были эвенки и поляки. Однако же он не был язычником, как эвенки, или католиком, как поляки. Он был православным человеком и его отпевал православный патриарх. Похоронен в Знаменском монастыре Иркутска.
Алексею. Я написал о схожести фабул моего замысла и реализованной Распутиным повести: строительство ГЭС, вырубка деревьев и выжигание растительности и построек на островах (Матёре и Хлыновском), подъём воды в реках, затопление территорий, на которых жили люди. А в центре литературных произведений, конечно, люди. Их судьбы, характеры, мечты… Я свою “Матёру” не написал, но я написал повести-сказки для детей, пьесы, рассказы… В литературном творчестве я немного разбираюсь!
Как и всегда, Вячеслав Огрызко исследует глубинный/временной/ лаг,- очень интересно…Тем более речь идёт о большом, ярком-национальном-писателе…
Я бы в этой связи упомянул,- может, редакция займётся этой темой?!Имею в виду публикацию романа Голдинга” Повелитель мух”/1954 г/в Советском Союзе,- в пяти номерах/7-11/журнала”Вокруг света” за 1969 г.Ну, и что,- скажут иные.А дело в том,что-как любитель географии-узнал из юбилейной хроники журнала о том,что за эту публикацию был снять с поста главный редактор журнала, писатель-фантаст Виктор Сапарин.В следующем-1970 г-он ушёл из жизни…А ведь возглавлял журнал аж с 1949 года! Целых двадцать лет…То есть я также о временном лаге…