ИзумлЯемсЯ вместе с Максимом Лаврентьевым
№ 2008 / 44, 23.02.2015
Вот уже лет пятнадцать как почти ежегодно в начале ноября я посещаю Новодевичий монастырь в Москве и знаменитое кладбище при нём. Основная цель визита – Велимир, то есть его последнее пристанищеУ подножия Велимира
Вот уже лет пятнадцать как почти ежегодно в начале ноября я посещаю Новодевичий монастырь в Москве и знаменитое кладбище при нём. Основная цель визита – Велимир, то есть его последнее пристанище, с низеньким постаментом, на котором лежит и смотрит куда-то вдаль сквозь приходящих и преходящее тысячелетняя «каменная баба». Тут же, в одной могиле – родные и близкие поэта, в том числе и его в полном смысле слова свояк – художник Пётр Митурич, завещавший похоронить себя «у подножия Велимира». Ровно десять лет тому назад, придя как обычно на Новодевичье, «к Хлебникову», я вдруг увидел подле могилы Будетлянина маленький и круглый чёрный камень. Под этим камнем упокоился прах выдающегося учёного-хлебниковеда Рудольфа Валентиновича Дуганова (1940 – 1998), автора известной монографии «Велимир Хлебников. Природа творчества», многочисленных публикаций произведений поэта и статей о нём.
О стихотворцах иногда принято думать, что стихи их бессмертны, что перл изящной словесности, хотя бы теоретически, способен пережить автора. Но только ли художественное творчество вмещает в себя душу творца? Отнюдь. Вот и литературовед Дуганов, перешагнув смерть, отправился в новый век – книгами. Сначала это были шесть томов подготовленного им Собрания сочинений Хлебникова. Теперь, к десятилетию смерти Дуганова, вышел сборник его статей – о Хлебникове же, в основном. Таким образом, не только прах приблизился к праху, но и посмертные судьбы двух выдающихся деятелей русской культуры оказались тесно переплетены.
В сборнике, выпущенном многоуважаемыми энтузиастами из издательства «Прогресс-Плеяда», которое под руководством Станислава Лесневского держит марку публикатора серьёзной и по-настоящему элитарной литературы, вошли работы Дуганова, посвящённые не только его основному Герою, но и другим знаменитостям – Пушкину, Гоголю, Достоевскому, Чехову, Блоку, Маяковскому. Особенно любопытной показалась мне статья «Опыт драматических изучений» (перепечатка из журнала «Театр» более чем двадцатилетней давности) – о пушкинских «Маленьких трагедиях». Здесь впечатлили наблюдения автора над тем, как в означенных драматических произведениях постепенно возрастает тема мрачных предчувствий и «видений гробовых» – финальная символика, настойчиво воплощающаяся у Пушкина во множестве различных образов смерти.
Любой человек, искренне любящий литературу, изучающий её не со скальпелем, а с компасом – книгой – в руках, знает: интерес к одному какому-нибудь писателю всегда приводит любознательного читателя к широкому кругу авторов, близких друг другу по духу и времени, и всё это постепенно перерастает в сложный, разносторонний интерес индивида к ушедшей эпохе. Путь от Хлебникова к Серебряному веку и обратно Рудольф Дуганов преодолел практически в одиночку. Зато теперь его сочинения тем же путём увлекают всех нас, освобождая от долгого блуждания в лабиринте всевозможных домыслов.
Рудольф Дуганов. Велимир Хлебников и русская литература: Статьи разных лет. / Сост. Н.С. Дуганова-Шефтелевич, предисл. Е. Арензона. – М. Прогресс-Плеяда. 2008. – 384 с.: ил.
Плутовской романтик
Столетний юбилей Константина Вагинова прошёл в 1999 году ужасно тихо. А при нашем-то с вами отношении к памяти отечественных писателей – например, того же всё ещё «безмузейного» Гоголя, – что-то подсказывает, что и в следующем году мало кто вспомнит об одном из главных продолжателей гоголевской гротескно-сатирической традиции.
И только издательство «Эксмо» поторопилось по-своему навстречу приближающемуся юбилею «единственного русского писателя с такой фамилией», причислив Вагинова к лику отечественных классиков прошлого века. Я бы сказал, конечно, что читатель не найдёт в этой книге ничего нового, если бы не одно «но»: художественное наследие Константина Вагинова переиздаётся чрезвычайно редко, его творчество до сих пор остаётся где-то на обочине литературоведения. Последний раз, насколько я помню, вагиновская проза публиковалась девять лет назад – том, подготовленный литературоведами Татьяной Никольской и Владимиром Эрлем при участии тогда ещё живой вдовы писателя, вышел в издательстве «Академический проект» в количестве всего лишь двух тысяч экземпляров и вскоре стал библиографической редкостью. Тогда в предисловии к изданию Т.Никольская писала: «Проза Вагинова – сложное многоплановое явление. В его литературной родословной – петербургские повести Достоевского и Гоголя, «Петербург» А.Белого. Обращается Вагинов и к традиции позднего античного романа, и к новелле Возрождения, и к плутовскому роману VIII века. Один из излюбленных приёмов писателя – введение в текст подлинных документов дневников, объявлений Гротескное отражение пёстрого литературного быта сближает его прозу в известной степени с некоторыми произведениями М. Булгакова, в частности с «Театральным романом» Для того чтобы продолжить или, может быть, изменить этот ряд сопоставлений, необходимо вновь включить имя Вагинова в литературный процесс».
К сожалению, приходится констатировать, что пока такого включения не произошло. Неизвестный поэт из вагиновского романа «Козлиная песнь» (название этого романа – буквальный перевод греческого слова трагедия) так и продолжает оставаться практически неизвестным заодно со своим создателем. Между тем, сентиментальный философ Тептёлкин, утончённый собиратель безвкусицы Костя Ротиков, безнадёжно влюблённый бывший корнет Миша Ковалёв, безумный поэт-футурист Сентябрь, жалкий в своём самовозвеличивании мнимый масон Психачёв и действительно демонический писатель Свистонов, добродушный повар-гурман Торопуло и беспечный вечный юноша Фелинфлеин, – все эти карнавальные персонажи из романов Вагинова, в которых его знаменитые современники узнавали самих себя, ждут вас на страницах удивительной, а для многих к тому же ещё и новой книги.
Во второй части издания собрано всё известное поэтическое наследие Вагинова. О стихах этого автора, вызывающего «ощущение ничейности, подвешенности в пустоте; задолго до критических облав – ощущение пасынка эпохи, а ещё вернее – подкидыша» в своё время подробно писала Анна Герасимова, автор первых статей, возвращавших «пасынка» русскому читателю. Я же, считая Вагинова одним из наиболее интересных поэтов XX века, здесь о его стихах распространяться не буду – в конце концов, откройте их для себя сами.
Константин Вагинов. Козлиная песнь: Романы. Стихотворения и поэмы. – М.: ЭКСМО, 2008. – 608 с. – (Серия: Русская классика XX века)
Увлекательная история
Несколько дней назад на сайте одной компании, занимающейся реализацией книг через Интернет, я обнаружил следующее мнение читательницы о книге Льва Бердникова (цитирую дальше её текст с минимальной стилистической правкой): «Автор немножко схитрил. О щёгольской культуре тут сказано совсем немного, это просто биографии знаменитых личностей, с небольшими добавлениями о том, что они носили. Обильно про секс, в духе поп-хистори. Как источники использованы исторические романы. Кажется, что взяли статьи, написанные для дамского журнала, и сделали из них книжку».
Прочитав это, я поразился тому, насколько далеко мы можем расходиться друг с другом в оценках даже при довольно схожем восприятии чего-либо. Ибо как раз там, где автор процитированного мнения поставил Бердникову минус, я поставил большой и жирный плюс. Действительно, книга «Щёголи и вертопрахи» ни в коей мере не представляет собой подробную опись гардероба императрицы Елизаветы, инвентаризацию в шкафу красавицы Натальи Лопухиной или перепечатку изысканного обеденного меню обер-камергера графа Шувалова. Не пестрит она и бесконечными описаниями нарядов (как это было бы характерно для дамского журнала). Но ведь, ей-богу, это довольно примитивно – сводить понятие щёгольства исключительно к манере одеваться. Справедливо, по-моему, заметила другая читательница, оставившая на том же сайте подробный и, как мне показалось, авторитетный комментарий: « в книге раскрывается как раз психология щёгольства. Именно это объединяет таких, казалось бы, непохожих друг на друга героев, как гофмаршал Карл Левенвольде и неверный друг Павла I Андрей Разумовский, камергер-сердцеед Виллим Монс и фельдмаршал Бурхард Миних, «несостоявшиеся императрицы» Анна Монс и Мария Гамильтон, чиновный вертопрах Александр Куракин и «самодержавная модница» Елизавета Петровна и т.д.»
В том-то, на мой взгляд, и заключается «конёк» Бердникова, что этот писатель, используя свои энциклопедические познания, обращаясь за помощью к фундаментальным трудам по интересующей теме и опираясь в первую очередь на многочисленные первоисточники, решил придать глубокому исследованию форму наиболее увлекательную, максимально способную заинтересовать как серьёзных знатоков политической истории России VIII века, так и вполне легкомысленных читательниц пресловутых дамских журналов. И неожиданно (если не для самого автора, то уж для нас – во всяком случае) приоткрылась ещё одна потайная дверь в будуар Её Величества Русской Истории, позволяющая увидеть некоторые весьма любопытные и многозначительные «нюансы».
Ведь история это не только библиотечная пыль, но и люди – её почти мгновенные живые творцы в быстротекущем потоке времени.
Лев Бердников. Щёголи и вертопрахи: Герои русского галантного века. – М.: ЛУч, 2008. – 384 с.: ил.
Максим Лаврентьев
Добавить комментарий