Белинский был особенно любим

№ 2010 / 16, 23.02.2015

Мы не смог­ли удер­жать­ся от со­блаз­на от­ве­тить глу­бо­ко­ува­жа­е­мо­му Юрию Ми­хай­ло­ви­чу Пав­ло­ву на его ин­век­ти­вы про­тив Бе­лин­ско­го. Бе­лин­ский – во­все не офи­ци­аль­ная ико­на, ко­то­рую на­силь­ст­вен­но ут­вер­ди­ли пре­иму­ще­ст­вен­но в со­вет­скую эпо­ху

Мы не смогли удержаться от соблазна ответить глубокоуважаемому Юрию Михайловичу Павлову на его инвективы против Белинского. Белинский – вовсе не официальная икона, которую насильственно утвердили преимущественно в советскую эпоху, и, с нашей точки зрения, не «эмбрион» вульгарно-социологической критики, несмотря на все издержки его обширного литературно-критического наследия. В таком случае можно послать к чёрту и всю советскую академическую литературную науку, очень много, как известно, сделавшую для изучения этого наследия. Если следовать рассуждениям Ю.Павлова, подобрать соответствующие цитаты и свидетельства, начисто дискредитирующие «неистового Виссариона», выставляющие его в столь неприглядном и двусмысленном свете, выносить ему, по существу, смертный приговор, то с таким же успехом можно поднять руку на всю историю русской литературы XIX века, особенно второй половины, вкупе с русской демократической критикой. Перечеркнуть это всё и оставить только славянофилов 1840-х – 50-х годов, Н.Н. Страхова, К.Н. Леонтьева, В.В. Розанова да ещё какого-нибудь замшелого, пропахшего лампадным маслом и кислой капустой Н.П. Гилярова-Платонова, которого сейчас так прославляют некоторые доморощенные исследователи, провозгласив его «неопознанным гением».






Петербургский кружок Белинского. Рис. Б. Лебедева, 1947.
Петербургский кружок Белинского. Рис. Б. Лебедева, 1947.

Поэтому критиковать и дискредитировать Белинского только лишь с точки зрения пресловутой национальной идеи нам представляется неверным и глубоко некорректным, если воспользоваться терминологией автора. Если бы Белинский в самом деле был бы таким узколобым самоуверенным невеждой, писавшим «впопыхах» и преимущественно для покрытия расходов на картёжную игру и проституток (а ведь на самом деле он всю жизнь прожил в постоянной нужде, как это хорошо известно любому) – по логике уважаемого автора это, к сожалению, получается именно так! – то как же, спрашивается, объяснить тот факт, что Белинского глубоко почитали и, можно сказать, боготворили и Тургенев, и Некрасов, и Панаев, и Гончаров, да и тот же Достоевский? Да неужели они настолько ничего не понимали и были лишены всякого чутья и вкуса? Это невероятно! Ведь Тургенев в завещании выразил желание быть похороненным рядом с Белинским. Не было это выполнено по причине того, что вдова критика М.В. Белинская резко запротестовала против перенесения праха своего мужа с участка для бедных Волкова кладбища, где он был похоронен, в привилегированную его часть, рядом с церковью, где должен был упокоиться Тургенев. «Что же переносить-то будут! – писала она в «Общество для пособия нуждающимся литераторам и учёным». – Другое дело, если бы он похоронен был в свинцовом гробе, а от дощатого гроба в продолжение 35 лет и в такой сырой местности, как Волково кладбище, не могло остаться и щепочки. <…> Умоляю Вас употребить все зависящие от Вас средства, чтобы воспрепятствовать подобному решению, как святотатству, и неужели же по смерти не оставят в покое того, кто всю жизнь был мучеником? Неужели же, чтобы чествовать одного, необходимо оскорблять другого?» (Литературное наследство. Т. 57. В.Г. Белинский. Кн. III. М., Наука, 1951. С. 324). Но тут можно вспомнить и о том, что Тургенев и его либерально-западнические приятели сильно недолюбливали Марию Васильевну Белинскую (что, впрочем, не помешало Тургеневу приобрести у неё библиотеку Белинского, тем самым оказав ей материальное содействие). Тургенев является автором злой эпиграммы на М.В. Белинскую, начинавшуюся строчками:







Отец твой, поп-бездельник,


Облопавшись кутьи,


Зачал тебя в сочельник


От гнусной попадьи.



Но разве то, что пишет Ю.М. Павлов, не есть оскорбление «многострадальной тени», по слову Некрасова?


Да, нельзя не согласиться с тем, что Белинский значительно уступал по степени образованности славянофилам, но зато всё-таки писал намного лучше их всех. Автору этой заметки на протяжении, пожалуй, всей сознательной жизни чтение статей Белинского доставляло эстетическое удовольствие.


А вот сочинения П. и И. Киреевских, И. и К. Аксаковых, А.С. Хомякова и т.д. осиливались как-то с натугой.


Конечно же, никто также не станет спорить и с тем, что Белинский в своих оценках и приговорах нередко ошибался и бывал иногда совершенно неправ, что впоследствии подтвердилось самой историей. Так, в последних статьях о Пушкине критик утверждал, что Пушкин исчерпал себя под конец жизни и умер вовремя. Для критика с Пушкиным просто кончился XVIII век, а вот век XIX начался с Лермонтова, в чём он убедился после продолжительного разговора с поэтом в петербургском Ордонанс-гаузе в 1840 году, куда Лермонтов был посажен за дуэль с французским посланником де Барантом.


Точно так же Белинский глубоко ошибался, восхваляя в общем-то бесталанного и скучнейшего Лажечникова (тут имел место, правда, внетекстовой, так сказать, фактор, житейские отношения Белинского с Лажечниковым), провозгласив его «отцом русского исторического романа» и отказывая в каком бы то ни было даровании Н.В. Кукольнику, который был хорошим лирическим поэтом. Хотя бы только одна его строчка из стихотворения «К Молли», ставшего известным романсом М.И. Глинки («И хоть притворно, хоть шутя надеждой жизнь ему осветит»), стоит всех пухлых исторических романов И.И. Лажечникова вместе взятых. Недаром ведь уже в 1860-х годах ядовитый М.Е. Салтыков-Щедрин писал: «Самое лучшее, что бы мог сделать г. Лажечников – это совсем оставить литературную деятельность».


Такого рода примеры можно продолжать и далее, но зачем, спрашивается? Эти всё же частные моменты никак не могут «свергнуть с пьедестала» великого критика, и столь запальчивая «ревизия» его наследия и личности, как нам представляется, недорого стоит, ибо есть нетленные и бесспорные ценности. Иначе, как в 1915 году остроумно писал Леонид Андреев в статье «В защиту критики», многие современные литературно-критические газетно-журнальные писания приобретают ту «свободу» и вседозволенность, при которой позволительно «шельмовать Достоевского, находить бездарным Льва Толстого и «Ревизора» признавать фарсом» (Биржевые ведомости, 1915, 17 декабря, утр. вып.). И ещё, писал также Л.Андреев, «душить и заушать» Чехова и «приканчивать» ещё живого Горького».







Белинский был особенно любим.


Молясь его многострадальной тени,


Учитель, перед именем твоим


Позволь смиренно преклонить колени.



– эта строфа из «Медвежьей охоты» Н.А. Некрасова, мне думается, не увяла и не потускнела и в нашу эпоху тотального пересмотра многих ценностей.

Александр РУДНЕВ,
г. КОЛОМНА

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.