Знать или не знать

№ 2011 / 18, 23.02.2015

Ко­неч­но, НЕ ЗНАТЬ! ТОЛЬ­КО не знать! Так ку­да про­ще, ком­форт­нее, пер­спек­тив­ней, на­ко­нец, лю­бая ра­бо­та (в смыс­ле ва­кан­сия) оп­ре­де­ля­ет­ся раз­ме­ром зар­пла­ты (по ве­до­мо­с­ти или в кон­вер­те – ка­кая раз­ни­ца!).

Конечно, НЕ ЗНАТЬ! ТОЛЬКО не знать! Так куда проще, комфортнее, перспективней, наконец, любая работа (в смысле вакансия) определяется размером зарплаты (по ведомости или в конверте – какая разница!). Всякие там нездоровые позывы к самостоятельности, мышлению, творчеству – от лукавого. Для нормального человека главное – Хургада, Каир (кончили они там, наконец, свои разборки?), ещё лучше – какие-нибудь острова. По пути можно посмотреть древности – справку даст экскурсовод в автобусе, непременно разобраться с экзотической кухней, прихватить сувениров – поярче и побезвкуснее – и не забыть про «цифру»! Иначе вся поездка пойдёт насмарку и утереть нос ближнему будет нечем!


НЕ ЗНАТЬ – это подчиниться ЕГЭ, сколько бы против него ни протестовали опытнейшие педагоги, учёные, родители, сами ребята из тех, для кого мир не ограничен Куршавелем. Цвет платья Наташи Ростовой куда важнее того, что она чувствовала, отчество матери Татьяны, онегинской Татьяны, – её горьких мыслей. ЕГЭ не для чувств и мыслей.


Акакии Акакиевичи наших дней, безропотно сменившие мастерски очиненное гусиное пёрышко на компьютер, шестым, «чиновничьим» чувством знают, как уравнять всех людей, сделать не законопослушными (откуда их взять, законы-то?) – податливыми на запах денег и служебных перспектив.


Но едва ли не главное в ЕГЭ – глубочайшее унижение учителя, которого сегодня можно избивать родителям прямо в школе, расстреливать ученикам. Ведь все ЕГЭ – ради того, чтобы не брал взяток, чтобы не торговал экзаменационными секретами, чтоб уравнять результат труда самых способных и самоотверженных с наименее способными и подготовленными.


На пользу детей! А ведь кто, кроме учителя, может увидеть действительную предрасположенность детей к тому или иному виду знаний, поддержать, ободрить, выпустить в мир, переживая как собственную боль и собственное выздоровление.


Предвоенные и военные годы. Москва. Самая обыкновенная, никаким оборудованием или отделкой не примечательная кирпичная школа, как тогда говорили, новостройка № 523. Учительница младших классов С.С. Матвеева. (Правда, прямой потомок И.С. Тургенева, единственная русская женщина, окончившая в 1900-х Сорбонну, магистр математики, НО – вдова царского генерала, да ещё покровительствовавшего с юных лет своему питомцу А.И. Деникину.)





Деникин сам приезжал, чтобы обеспечить выезд за границу. Отказалась наотрез: училась для того, чтобы работать в России. Родилась в маленьком поместье Богдановке у Русского Брода на Орловщине, окончила женскую гимназию в крохотных Ливнах, и этих знаний – по математике, наконец, языку оказалось достаточно, чтобы сразу начать занятия в Сорбонне. Опубликовала несколько сообщений в международном математическом бюллетене. В изменившейся до неузнаваемости России хотела ввести новый метод обучения: работать с классом от 1-го до выпускного с первого по четвёртый: вести все предметы, до конца – все математические и… ТРУД. Её выпускники знали основы столярного и слесарного дела, спокойно справлялись с электропроводкой, переплетали книги, конструировали одежду. Одинаково мальчики и девочки. Идея проста: время требует математического мышления, мышление без умных рук никогда не будет полноценным.


Дополнительные учителя не были нужны. Ливенская уроженка всё умела сама, по всем разделам кончала курсы. Зимой 1941–1942, когда московские школы не работали, безо всяких разрешений занималась со своими ребятами у себя дома, в несколько смен. Получив медаль «За оборону Москвы», удивилась: «Мы оборонялись не от немцев – от одичания. Это куда важнее».


В мае наступившего года исполняется полвека со дня её смерти. Ученики, а их осталось уже совсем мало, прощаясь, говорили и писали о том, что она для каждого определила его по-настоящему любимую профессию, «подарила каждому смысл жизни: у Софьи Стефановны все становились людьми». Врач, рабочие, скульптор, инженер, сотрудник КБ Туполева. Её слова сегодня звучат кощунством: отказаться от экзаменов в высшие школы. Первая же сессия проявит подготовленных и способных. В экзамене главное – личный контакт учителя с экзаменующимся, понимание того, что в нём заложено. Только за это мы в ответе.


Сегодня мы в это просто не способны поверить: в дореволюционной России никто не делал орфографических ошибок. Лишь бы он проучился хотя бы в двухлетней церковно-приходской школе, а тем более в четырёхлетнем городском училище или ремесленной школе, не говоря уже о реальном училище или гимназии. О гимназическом образовании и поныне сохраняются легенды! Настоящее чудо. Но вот чуда-то как раз не было, был умный и вдохновенный учительский труд.


Чехов назвал их золотой парой. Мамин-Сибиряк – самой уважаемой в России, Иван Бунин – известной каждому, кто живёт на русской земле. Издание юбилейного сборника в честь 35-летия педагогической деятельности супругов Дмитрия Ивановича и Елены Николаевны Тихомировых не нуждалось в благотворительной («спонсорской»!) поддержке. Кто только из числа писателей, художников, композиторов не постарался внести в него лепту. Мелькали имена В.И. Немировича-Данченко, Щепкиной-Куперник, Дрожжина, Гиляровского, Василия Ивановича Сурикова, Валентина Серова, Константина Коровина, братьев Аполлинария и Виктора Васнецовых, Василия Дмитриевича Поленова, композитора Скрябина. Слова Поленова: «Они были учителями жизни, истинно русскими в своей человечности, сострадательности, всепонимании и бесконечной доброте».


Но этого мало. Не остались в стороне полиграфисты Москвы. Сборник выпускали семь типографий, цинкографий и переплётных заведений города, и притом безвозмездно. Это стало делом их чести. Тем более что государство, как обычно в жизни Тихомировых, не оказало им никакой поддержки. Это они сами – в который раз! – передали чистый доход от сборника на образование осиротевших детей народных учителей.


То, что делали Тихомировы, было подвигом. Написанные ими школьные учебники, ежегодно дорабатывавшиеся, пополнявшиеся, совершенствовавшиеся, вышли до октябрьских событий тиражом свыше СЕМИ МИЛЛИОНОВ экземпляров. За счёт авторов. Без гонораров, чьих бы то ни было субсидий и меценатской опеки.


За 30 лет знаменитый «Букварь» Тихомировых, который легко было найти в самой безысходной российской глухомани, распространился в количестве ДВУХ МИЛЛИОНОВ экземпляров. Вышедший в 1874 году «Элементарный курс грамматики» – более МИЛЛИОНА.


В 15 изданиях разошёлся специально разработанный курс для сельских школ, а народные учителя не мыслили себе преподавания без совершенно оригинального методического решения Тихомировых – «Правописание без грамматики». Иначе говоря, опыт обучения правописанию БЕЗ ЗАУЧИВАНИЯ ГРАММАТИЧЕСКИХ ПРАВИЛ. Тихомировская «Школа грамотности» была и вовсе рассчитана на самостоятельное овладение грамотой в деревенской семье.


19 изданий выдержали только до 1900 года «Азбука правописания», не имеющая аналогий в русской учебной литературе. Примеры и статьи были в ней подобраны таким образом, чтобы ученик от первой до последней ступени заключённой в ней программы встречался лишь с известными ему правилами грамматики. Тихомировы как бы раскрывали перед маленьким человеком логику построения и развития языка, а это – в свою очередь – позволяло ему в дальнейшем не делать ошибок. И вот слова авторов: «Письмо должно для каждого быть таким же естественным и необходимым, как разговорный язык. Надо дать возможность ребёнку переходить от речи к письму без малейших колебаний и затруднений: не договорил – дописал».


Тихомировы верили в силу точно подобранного примера, который, как пословица или поговорка, запоминался на всю жизнь. Именно поэтому их объяснения отличались предельной простотой, не загромождая память ничем лишним, тем более сложным. В отличие от учебников наших дней. Попробуйте прочесть учебник русской истории, скажем, для 9-го класса. Топорный офисный язык. Механическое деление изложения материала, а ведь история всегда интрига, своего рода детектив времён, по которому молодого читателя ведёт не «всеядность» авторов, а их убеждения, их нравственные критерии человечности, человекопонимания, душевного участия в разыгрывающихся драмах.


Тихомиров не знал отдыха. Постоянно преподавая в школе, он лето отдавал мастер-классам, собиравшим учителей со всей России (без командировочных, оплаченного проезда, гостиниц!). Любимые слова Дмитрия Ивановича: «Грамота как дыхание. Родился ребёнок, повитуха первым делом помогает ему вздох сделать. Правильно поможет – он и примется дышать, ровно, спокойно, сам того не замечая. А вот от нас с вами, учителей, зависит, чтобы языком стал родным дышать – не мучился бы с ним, не уродовал его, а радовался ему».


Они были очень разными по происхождению, воспитанию, родной среде, если не считать материальных недостатков. Детство обоих было полуголодным, бесконечно далёким от принятых стандартов образования.


Елена Николаевна – внучка князя Петра Оболенского. Племянница декабриста, гвардейского капитана Евгения Оболенского, того самого, который проткнул на Сенатской площади штыком генерала Милорадовича. Приговор дяде стал приговором одной из самых знатных в России семей. Бабушка и мать вынуждены были ради хлеба насущного работать на самом мизерном жалованье учительниц в малолетнем отделении Воспитательного дома.


Но мать не искала способа вырваться из нужды, вернуться в свой круг. Любовь приводит её под венец со студентом Московского университета, который вскоре сгорел от чахотки. Зато единственная дочь получила от близких блестящее образование, несколько усвоенных, как русский, языков и знание русской литературы, которое ей дал бывший учитель самого Михаила ЛермонтоваА.В. Зивьев. Брак, по сути, повторил судьбу матери. Никаких поисков состояния, положения – просто любовь.






Рис. А.СЕРГЕЕВА
Рис. А.СЕРГЕЕВА

Дмитрий Иванович – сын священника из беднейшего прихода Костромской губернии. Он первый помощник отцу и в церкви, и в полевых работах, позже начал учиться в духовном училище в Костроме и как один из самых талантливых учеников перевёлся в Военно-учительскую семинарию. Он закончил её со званием «образцового ученика».


Ко времени знакомства с будущей женой Тихомиров уже пользуется славой блестящего оратора, полемиста, редкого знатока русской литературы. Его уроки и выступления в кружках привлекают массу молодёжи. Это он открывает первую в России вечернюю воскресную школу для взрослых рабочих на фабрике Ф.С. Михайлова в Москве.


Его слова: «Помните, помните, только полнота и чистота родного языка делает каждого из нас полноценным человеком, а всех вместе народом». Тихомиров занимается со всеми – с детьми, учителями, взрослыми. Он брал на себя руководство школами на многочисленных фабриках Морозовых, и эти школы становились лучшими в России. Совет Московского Благотворительного общества пригласил его инспектором и организатором своих школ. Одновременно Елена Николаевна открыла магазин «Начальная школа», пересматривала всю выходящую в России литературу, чтобы создать действительно необходимые учителям библиотечки, бралась за издательское дело – издавала журнал «Детское чтение», при нём «Педагогический листок», «Библиотеку «Детского чтения», «Детскую библиотеку».


Доходы при таком успехе, конечно, были. Но каждый приобретённый рубль вкладывался в развитие тихомировского дела.


Тем более что издания никогда не повторялись. Жизнь приносила новые понятия, корректировала представления. Ни о каком академизме для Тихомировых не могло быть и речи: живой язык, живое самоощущение в окружающем мире.


Самая большая трата, на которую решаются супруги в ущерб собственно издательским расходам – приобретение в Москве дома под склад и места, где могли бы встречаться и получать консультацию съезжавшиеся изо всех краёв учителя.


Как ни удивительно, дом дошёл до наших дней среди остатков старой Молчановки, сохранив даже старый адрес – Малая Молчановка, 18… Найти его удалось благодаря упорству Вадима Кожина, получившего в нём квартиру совершенно необыкновенной конфигурации. Из раза в раз приходя в нашу квартиру на чай, он допрашивал, нет ли чего-нибудь новенького «о моей берлоге». Вадима не стало, когда он яростно добивался, казалось бы, пустяка – памятной доски о двух учителях. В великом противостоянии победила Академия педагогических наук. К тому же по ходу дела выяснилось, что Тихомировы разработали метод скоростного чтения уже для первоклашек, метод буквально фотографического считывания страницы целиком, хотя задание формально ограничивается одной фразой. И ещё без зазубривания грамматики – «метод рассказа самому себе, когда вместе со зрительным образом возникает и его условное начертание».


Всё здесь было привычно. Никакой помощи со стороны государства, никакого признания – Дмитрий Иванович получил Золотые медали от Московского и Петербургского Комитетов грамотности. Золотую медаль принесла ему и Всемирная Парижская выставка 1900 года. О тихомировском методе пишут специальные французские и американские журналы – тихомировская методика легла в основу поныне существующей в Соединённых Штатах системы обучения языку с предельно сокращённой грамматической частью.


Вот только в России за легионами теоретиков, научных сотрудников («бюджетников»!) места ему не нашлось.


«Нравственность, нравственность страждет», – твердил Николай Васильевич Гоголь, вот и лишился достойного празднования 200-летнего юбилея. Что же говорить об обыкновенных учителях. Пусть исполняется 95 лет со дня смерти Дмитрия Ивановича, a скромная могила умершей позже Елены Дмитриевны на кладбище в Алуште поддерживается десятком тамошних учителей-энтузиастов. Перемрут бедолаги, всё само собой и кончится. Зато победный марш ЕГЭ не прекратит никто.

Нина МОЛЕВА,
доктор исторических наук

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.