Последний комендант Брестской крепости
№ 2011 / 24, 23.02.2015
Письмо пришло из Еревана. Пухлый пакет с пачкой убористо исписанных на старенькой машинке листов. Со скачущими буквами. Выцветшей добела фиолетовой лентой.
Автор – в недалёком прошлом учёный секретарь Отделения исторических наук
Письмо пришло из Еревана. Пухлый пакет с пачкой убористо исписанных на старенькой машинке листов. Со скачущими буквами. Выцветшей добела фиолетовой лентой.
Автор – в недалёком прошлом учёный секретарь Отделения исторических наук Армянской Академии наук, сегодня полуослепший Вартан Аршавирович Тер-Хачатурян. Автор знал, слишком мало осталось времени и сил, чтобы продолжать хранить для одного себя семейный архив с совершенно необычной историей, объединявший без малого полтора века наши семьи. («Понимаешь, всё так перемешалось, теряет день ото дня простые человеческие измерения, а здесь – сразу три народа! Государственный архив? Но тебе ли не знать, каким политическим соображениям он служит и может служить, а тут живые люди!»)
Перед глазами почти стёршаяся картинка. Крохотный мальчонка в сандаликах на босу ноги и коротеньких штанишках с огромными ненасытными глазами. И девочка чуть старше, которая рассказывает про Красную площадь, Москву-реку, МГУ. Мальчонку, урождённого ленинградца, родители переправляют через Москву на лето к родным на Ставрополье. Одного. Под присмотром проводницы.
Поезд уйдёт 20 июня 41-го. Дальше родители уйдут в армию. На Ставрополье придут немцы. Мальчонка встретится с семьёй спустя четыре года; будет по-прежнему жить на Старо-Невском, окончит Ленинградский университет и, оставив родителей, навсегда уедет в Ереван. Научные степени, труды, уважение к историку. И вот только через 70 лет как крик о помощи: давай расскажем, опубликуем.
Иван МАТВЕЕВ |
Кончалась русско-турецкая война. Последние бои, переговоры о мире. В небольшом освобождённом от турецкого ига городке Кирклиссе (в переводе – «Семь церквей») на квартире у местного врача Николы Абаджи стоял молодой русский офицер Иван Гаврилович Матвеев. Отношения с хозяевами сложились очень близкие, и перед самым возвращением в Россию Иван Матвеев предложил хозяину взять с собой в Россию его старшего сына, тоже Ивана. Врач мечтал о хорошем образовании для сына, но знал, что в Болгарии это будет непросто (сам он получил медицинское образование в Италии). Знал и то, что молодой стране будут нужны грамотные военные, Матвеев же обещал устроить своего почти ровесника в кадетский корпус, и сам командир поддержал его.
Ни богатством, ни происхождением Иван Матвеев похвастаться не мог – отец был всего-навсего огородником в городе Ливны, – зато в губернском Орле существовал по-своему знаменитый кадетский Бахметевский корпус, связь с которым годами оставалась очень тесной. Болгарин Иван Абаджи оказался на Орловщине, в доме Матвеевых на Старо-Никольской улице в Ливнах – на каникулах, всё остальное время проводя в Орле.
Жизни обоих Иванов оказались тесно связанными. Русский офицер всячески помогал по службе болгарскому товарищу, следил по возможности за его назначениями. Каждый отпуск они проводили вместе. Иван Матвеев женился на прямой наследнице писателя Тургенева – Софье Стефановне Лавровой, Иван Абаджи съездил за невестой на родину. Самое удивительное – обе женщины близко подружились, хотя Софья Стефановна, с разрешения мужа (а это по тем временам было обязательным) окончила физико-математический факультет парижской Сорбонны, получила степень магистра математики, участвовала в некоторых конгрессах и имела напечатанные сообщения в научных бюллетенях, а Анастасия Савельевна занималась только домом и воспитанием четверых детей. Единственная дочь Матвеевых Татьяна стала неразлучной подругой своей ровесницы Кати Абаджи.
После разъездов по гарнизонам полковник Иван Абаджи-Кирклиссов, как его будут именовать документы, получит назначение комендантом Брестской крепости. Последние годы перед Первой мировой войной, которые обе семьи проведут вместе под Брестом. Выцветшие фото говорят об офицерском быте тех лет. Белая мазанка под плакучими берёзами. Никаких оград, разве что отделявших жилой дом от скотного двора. Одна из фотографий всех ребятишек в котле, где запаривалась похлёбка для коров.
Софья Стефановна и Анастасия Савельевна |
Частым гостем здесь был младший офицер командования Западного округа – Антон Деникин. Уроженец недалёкой от Варшавы Ломжи, он пользовался покровительством Матвеева. С его помощью продвигался по служебной лестнице, был рекомендован в Академию Генерального штаба.
У каждого были свои способности в «военной работе», как называл её Матвеев. Полковник Абаджи – превосходный военный хозяйственник, постоянно хлопотавший о совершенствовании своей крепости. Полковник Матвеев – организатор, о чём говорят сохранившиеся в семье шесть благодарственных писем Николая II. Полковнику была поручена эвакуация в Москву всех государственных учреждений на территории Царства Польского от любых канцелярий до дирекции судоходства на Висле, и это не считая всех учебных заведений вместе с преподавательским составом и учащимися.
Новым, самым тяжёлым испытанием для двух друзей стал семнадцатый год. Они оба настороженно восприняли Февраль, после которого погиб на фронте Иван Абаджи. После Октября остался прикованным к постели открывшимся ранением Иван Матвеев, но ему посчастливилось. Понимая серьёзность своего состояния, Иван Гаврилович добился разрешения на «отпуск» для лечения в родных Ливнах, где и покончил с собой: не вызвал в момент очередного сильнейшего горлового кровотечения врача. Просто закрыл дверь спальни на замок от жены, написав ей в прощальном письме, что как христианин, принявший святое крещение, и как русский офицер, давший клятву верности своей стране, он не может мириться с тем, что происходит в России. Но ни в чём не может и измениться. Его единственная просьба – чтобы жена и дочь не оставляли Россию.
Когда спустя несколько недель в Ливны примчался Деникин, чтобы вывезти осиротевшую семью, правнучка Тургенева уехать из России отказалась. Софья Стефановна назвала две причины, что не может расстаться со свежей могилой мужа и – то, что накопленные ею знания она копила для своей страны, здесь и хочет их использовать. В Ливнах же, через пару месяцев она оформила права преподавать в школе.
Они разыскали друг друга – русская и болгарская вдовы. До конца переписывались, как и их дети. Абаджи попали в Ленинград (место эвакуации офицерских семей определяло командование), Матвеевы в Москву. И те, и другие стали участниками обороны своих городов, награждёнными со временем соответствующими медалями. Вот только Анастасия Савельевна Абаджи и её старший сын Николай, рабочий Кировского завода, посмертно. Младший Абаджи, начинавший образование в кадетском корпусе, всю жизнь проработал инженером-корабелом. Когда к нему обратились с предложением вернуться на историческую родину, Кирилл Иванович отказался: его родиной стала Россия.
Старшая из дочерей, Екатерина Ивановна, окончившая Библиотечный институт, ушла в армию с мужем, известным ленинградским адвокатом Аршавиром Амазастовичем Тер-Хачатуряном. Письмо из Еревана напоминало о давнем и неизменном увлечении Аршавира русской историей. Его областью было правление Александра I. Он собрал превосходную тематическую библиотеку. В большой сумрачной комнате на Старо-Невском редчайшие издания на русском, французском, немецком языках громоздились до потолка, и стремянка была частью домашней обстановки.
Семья Ивана АБАДЖИ-КИРКЛИССОВА |
Отец увлёк исторической наукой сына и… Из письма Вартана: «Ты помнишь, как папа выискивал для тебя на ленинградских развалах раритеты по XVIII веку – ведь ты его выбрала – и какое в нашем доме было торжество, когда твоя дипломная по церкви Климента и по истории великого русского канцлера Бестужева-Рутина получила 1 премию на всесоюзном конкурсе научных студенческих работ. И это несмотря на «культовый объект», впервые начатую работу в церковных архивах и делах Екатерининского кабинета. Мало того, ты умудрилась посягнуть на святая святых – русское авторство строителя. Не помню русских имён, но ты доказала, что строил церковь, конечно же, петербургского толка, Пьетро Трезини или Пётр Трезин. Уроженец Петербурга, да ещё крестник самого Петра. Конечно, обстоятельство было смягчающим, но ведь год-то шёл 47-й, иначе говоря, между двумя цунами абсурдных идеологических постановлений.
Потом мы увиделись один раз, когда в январе 1976-го ты привозила во Дворец искусств на Невском премьеру своего Театра сценического рассказа, если не ошибаюсь, с Гоголевой, Царёвым, Садовским-младшим. Помню восторженные слова Толубеева-старшего о смысле, режиссуре, исполнении. Но это уже не моя домена – просто деталь долгой семейной истории».
Наконец, младшая дочь коменданта – Маргарита Ивановна, журналистка, взявшая фамилию Кирклисовой. Это её Алексей Аджубей назовёт своей учительницей в «газетном деле», как только станет главным «Известий», уговорит перейти к нему из «Комсомолки», где она проработала 30 лет, в том числе и ответственным секретарём. Невысокая худенькая женщина с копной иссиня-чёрных вьющихся волос и неизменной папиросой. Какие бы ни появлялись сорта табака, она оставалась верна «Беломору».
Корреспондентский билет давал возможность Маргарите Ивановне бывать на самых разных объектах. Так оказалась она и в декабре 1962 года в Манеже, во время печально знаменитой эскапады Хрущёва. Собственно, это была просьба Аджубея, входившего тогда в состав Идеологической комиссии при ЦК КПСС, и он не мог, по его собственным словам, в подобном статусе объективно оценивать происходящее.
Рассекреченные документы ЦК КПСС того времени позволяют сегодня убедиться: пресса на высокое посещение не была приглашена ни в варианте пишущих, ни в варианте фотографирующих. Не было и «распиаренного» в последующие годы диспута единственного скульптора с Хрущёвым. Стенографические записи и служебная фотосъёмка позволяют установить, что в тесной подсобке буфета, временно превращённого в экспозиционный зал для живописи, на низеньком подиуме было размещено всего 8 небольших фигурок, выполненных, по признанию самого скульптора, из скупленных у сантехников водопроводных кранов. Хрущёв пробыл в этом помещении ровно 4 минуты и взорвался только по поводу краденной меди.
Редко комментировавшая виденное, дочь коменданта здесь не смогла удержаться: «При чём здесь особенности искусства: Никита боролся за власть, которую «младокоммунисты» у него начали перехватывать. Власть любой ценой, и в этом сталинские методы не знали себе равных».
Письмо из Еревана кончалось строками, почему болгары так чтут Юлию Вревскую, простую медсестру на той же войне, а связь действительно заслуженных офицеров остаётся забытой. И всё, что сегодня можно найти в наших музеях, личные вещи ставшего генералом Ивана Матвеева в Суворовском музее Петербурга (зато подумать только – походный офицерский письменный стол именно фронтовых времён, сундук для хранения парадного мундира, саквояж для рабочих бумаг!) и в Московском Архиве личных коллекций целое собрание писем Екатерины Ивановны с фронтов Великой Отечественной.
Мало?.. Но ведь как важны каждые материальные доказательства, если Историю по-настоящему изучать, а не превращать, как в наших телешоу, в предметы для очередного политического жонглирования. Простая правда о трёх народах.
Нина МОЛЕВА
Добавить комментарий