Василий АКСЁНОВ, СТРАННОЕ ОЩУЩЕНИЕ МОСКВЫ

№ 2006 / 11, 23.02.2015

В марте в издательстве «ЭКСМО» выходит новый роман современного классика, лауреата премии «Букер» Василия Аксёнова «Москва-ква-ква».
В преддверии выхода долгожданной книги автор решил рассказать о своём новом произведении.
В марте в издательстве «ЭКСМО» выходит новый роман современного классика, лауреата премии «Букер» Василия Аксёнова «Москва-ква-ква».
В преддверии выхода долгожданной книги автор решил рассказать о своём новом произведении.

– Как возник замысел романа» Москва-ква-ква»?
– Роман и задумывался как сцены из жизни Москвы 1950-х годов. Это уже, можно сказать, история нашей страны. Честно говоря, взявшись за перо, я сам не знал, во что это выльется. Я хотел написать любовную историю, любовный треугольник: Глика Новотканная и два сталинских плейбоя. Эта история должна была возникнуть, и чем она должна была закончиться, я точно не знал, но подозревал, что конец будет трагическим. И внезапно в повествование стала вплетаться авантюра. В принципе можно сказать, что моя книга о Москве… кве-кве. Вот такое странное ощущение города. Я помню, когда-то Трифонов описал, как его герой едет куда-то и смотрит на печальный туман родного города, который полон тоски, грусти. В моей книге тоже есть этот элемент. Но в то же время чувствуется в Москве некая разнузданность. Мне трудно сказать, о чём этот роман.
В сложных книгах всегда сложно определить один какой-то замысел, потому что их всегда много. В данном случае можно сказать, что «Москва-ква-ква» рассказывает о последнем годе сталинской власти, о вершине социалистической утопии. Можно сказать, что это книга об утопических мечтах советской интеллигенции, интеллигенции, обласканной сталинским режимом. Философия неоплатоновского города. Недаром в книге идут постоянные переклички с мифологией. Можно сказать, что «Москва-ква-ква» – это история Тезея. Смельчаков – это Тезей, идущий в темноте к черноте. Он идёт, сам точно не осознавая куда, но идёт и там погибает.
– «Москва-ква-ква» – это уже не первый ваш роман, посвящённый столице. Почему именно Москва? Могла ли подобная история произойти, например, в Санкт-Петербурге?
– В Петербурге нет таких высоких домов!
– Один из самых неоднозначных образов романа – Глика Новотканная. Девушка-идеалистка, обожающая Сталина, но при этом сторонница брака втроём. Что это, синтез двух крайностей того времени, соединение несоединимого? Того, что не может быть в реальной жизни?
– История Глики – это история такой непорочной девы социализма. В то время девушки были скромные, а мальчики неуклюжие. Идея этой девы шествовала по изобразительному искусству. Повсюду можно было видеть скульптуру девушки с веслом. Девушка парила над Пушкинской площадью. Глика – завершённая сталинистка, обожающая Сталина, идеальная девушка социализма, которая познаёт мир. Познав другую сторону жизни, она пускается во все тяжкие. Она поглощена волшебством секса с двумя такими бойцами.
– Есть ли прототип у Кирилла Смельчакова?
– Конечно. В основе этого образа не один человек, но ближе всего к Смельчакову – Константин Симонов. Он был человеком примерно такого типа, любимец Сталина по неизвестным причинам. Однако есть и отличные черты: Смельчаков был диверсантом главного разведуправления. А Симонов – нет. Симонов был таким литературным плейбоем. Смельчаков в этом плане, конечно, круче. Он символист, поэт немного другого плана. «Надежда парашютиста» – это что-то симоновское. «Дневник моего друга» – тоже написан в симоновском стиле. Но «Тезей» – это оригинальное творчество Смельчакова. Это такой прорыв. И хотя он пытается это выдать за критику Пентагона, а не Сталина.
– Правда ли, что книга основана на городских легендах?
– Дело в том, что все такого рода выдумки в книге основаны на городском фольклоре. Например, прыжок на дельтаплане с Яузской высотки связан с легендой о том, что с МГУ к моменту завершения стройки якобы спрыгнул какой-то зек, улетел за зону и исчез. Его так и не поймали. Или, например, однажды мне рассказали: «Ты знаешь, что под вашим домом долгое время стояла подводная лодка на случай эвакуации?»
Что касается Глики. Её история с оранжевой шалью тоже основана на одном мифе. Когда Сталину стало плохо, все его сподвижники приехали к нему. И Берия якобы приехал с двумя врачами-женщинами. Одна из них вбежала в спальню, где находился Сталин, и закутала его в какую-то простынь, после чего вождь мгновенно умер. Глика должна была умереть, потому что уходила её эпоха.
– Ваша московская сага имела ошеломительный успех. Сейчас вообще очень популярны романы-фильмы, рассказывающие о первой половине 20-го века. Как вы думаете, почему?
– Трудно сказать, но я думаю, что это от дефицита сюжетов. Посмотрите, как здорово в Голливуде разработали тему нацизма. Эсэсовец в мундире – это вообще символ 20-го века. А у нас эта тема вообще не была разработана. У нас была эпоха «трагического заикания» – запрещалось ведь всё. И когда доходило до какого-то места, начиналось заикание, замалчивание. И вдруг все кинемато-графисты, телевизионщики поняли, что эта эпоха – неисчерпаемый источник сюжетов. Кроме того, я думаю, что просто исторически время подошло. Так же было, между прочим, с «Войной и миром». Толстой книгу написал 50 лет спустя после начала наполеоновских войн. Толстой писал историю своего юного отца. И сейчас тоже, видимо, возникла потребность к осознанию не только социологически-политическому, но и к осознанию эстетическому: что это было за время, какие люди тогда жили: роботы или живые люди, как они выглядели. Какие они носили пиджаки. Никто не знал, какие они носили пиджаки! Кроме меня… (Смеётся).Беседу вела Вера ЧМУТОВА