Ясность Поляны на фоне мрачных оргий, и ставка на «джокер»…

№ 2017 / 5, 10.02.2017

«Ну вот я и в Хопре» – вспомнилась телереклама 90-х… Вижу пред собой практически весь президиум, что прежде встречал лишь на фото.

И профессионально сияющий, рукопожимающий под фотовспышки спонсора Владимир Толстой. «Русский с корейцем братья навек»… Гляжу на собственный бэджик – да, логотип спонсора снизошёл и на мою фамилию, уже не отвертишься и не отпишешься с прежней дистанции. Спонсор, крайне деликатный (отчего-то мне вспомнился персонаж из «Интердевочки»), поведавший на английском, как южнокорейский капитал поддерживает культуру в постсоветской России – на просторах собственного рынка, так сказать…

Может, один я счёл это моветоном – но такое вот «пристрачивание» изнанки к самому что ни на есть лицу премии, уместно ли? Тут с моей стороны нет ни капли великодержавной брезгливости – скорее, нечто классовое. Ни разу до сих пор в яснополянском контексте для меня столь явно не светился буржуазный подтекст. И всё же когда спонсор говорил о Большом театре, и о Петергофе (где рядом, кстати, ветшает отданный на откуп Роснефти дворец Романовых), тоже щедро поддерживаемых какой-то малюсенькой Южной Кореей, сумевшей в эпоху НТР развернуться в транснационально-корпоративных масштабах – я чувствовал ущербность нынешней России, стыд за неё. До чего же вы, сиятельные реформаторы, доволокли страну – что литературные премии, и национальная гордость, балет Большого театра и Петергоф, который вывозили-да-не-вывезли нацисты, – всё это оказалось в спонсорском списке для внешнего финансирования?! Не туда ли движемся и сейчас, частичку Роснефти с гордостью отдав на зарубежную приватизацию в Катар и Швейцарию?..

Но рой этих мрачных мыслей пролетел быстро, и я нашёл им только одно заземление-подтверждение: и «Ясная Поляна» переживает период оптимизации. Умерли все классики, сказало жюри, некого награждать – засим и соответствующую номинацию закрыли, а для симметрии закрыли и «Детство, отрочество, юность». Мол, хорошая проза – всегда проза для юношества, что уж тут различать. Взамен упразднённых номинаций ввели новую, радикально странную: «Событие». Как по секрету мне после пресс-конференции сообщила за бокалом брюта Ирина Барметова (главред «Октября», чьи протеже частенько получают премию), призовой фонд в размере 300 тысяч рублей, и сюда может попасть всё что угодно, но вполне вероятно, что кинопостановка или театральная реализация прежде открытых премией талантов на букву «Др».

Приглядываясь из закоулков фуршета к тому, как работает небольшой общественный механизмик, дарующий звания и суммы, на которых поднялись и близко знакомые мне новреалисты (либо же прозвучали в лонг-листах, что тоже пиарно срабатывало) – я понимал, какая ещё в обществе гигантская пропасть между нищими духом и богатыми сверхприбылями. Вот светлый «задник» высоконравственной премии пристроился к мрачным барельефным оргиям Церетели (это ведь часть его музея в московском памятнике истории и архитектуры, дарованном ему за долги Лужковым), вот отработала и расслабилась большая пресс-команда дам, равная едва ли не всему залу журналистов… Но отработала русская команда в предбаннике иноземного капитала – не зря. Были, были восторженные взгляды барышень в область жюри! Нужное дело делают – надо премировать тут кого-то, и этого ждут.

И всё же я, как член жюри самой «бедняцкой» (на постсоветских и теперь даже испанских просторах) премии им. Демьяна Бедного – стою на том, что награждать национальные дарования должна сама страна, само государство. Хоть семь копеек, но именно копеек, не конвертируемых. А с меценатством это путать не стоит, тем более с тем, на которое молятся «булкохрУсты» нынешние – то был национальный капитал, а нынче – транснациональный. Это важно, и это стыдно. Но только на мой пролетарский взгляд, для других-то деньги и премии не пахнут ничем, кроме славы.

 

Дмитрий ЧЁРНЫЙ