«Как бы это не забыть»
№ 2025 / 1, 10.01.2025, автор: Даниэль ОРЛОВ (г. Кронштадт)
Почитываю свежекупленную на ОЗОНе книгу «Как нам это пережить» насквозь иноагентского заграничного издательства FREEDOM LETTERS (основатель этого издательства – выкормыш директора департамента Минцифры РФ Владимира Григорьева – Георгий Урушадзе признан в нашей стране иноагентом. – Ред.).
Против ожиданий, некоторое количество весьма качественной поэзии там присутствует. Например, стихи моего товарища Александра Фролова, члена СП СПБ очень хорошие, что лишний раз доказывает: по крайней мере, явных графоманов у нас не принимали. Ну что поделать, если человек ослеплён бедой и сдристнул в Израиль. Бывает. В конце концов, зрячим сложнее.
Дмитрий Григорьев вполне нейтрален политически, но и стихи в сборнике из серии «главное не победа, а участие». Но у Димы хороший и крепкий уровень поэтики. Татьяна Вольтская (признана в России иноагентом. – Ред.) традиционно аккуратна в рифмах и пронзительна в метафорах. Отличное эмоциональное, берущее за живое стихотворение про старушку в Бахмуте. Неожиданно понравились стихи Витухновской (признана в России иноагентом. – Ред.). Объективно зрелые: такой качественный, талантливый враг, аж приятно. Нельзя, чтобы против идеи и жизненной установки выступали одни нравственные калеки и литературные посредственности. Во врагах надо держать отборных мастеров словесности. Иначе наша победа будет «несчитова».
Однако, увы, калеки слова, имитаторы поэзии и «верлибристы» в плохом смысле этого слова в сборник вражеской поэзии таки пролезли. Продраться через частокол повторяющихся несуразностей Александра Скидана сможет разве что такой же несуразный Лев Оборин с чуть подогретой крупой из слов в мятом котелке изначально неясной формы. Читать сии буквосочинения обоих авторов можно только привязанным к стулу в застенках СБУ. Пожелаю потенциальному читателю туда не попадать.
Детская писательница Наталья Ключарева из волжского города Ярославля неожиданно для меня выступила певцом «поколения автозака», суммировав фобии и фантазии бывших «альтушек», а ныне респектабельных писателок и редактресс литературного сопротивления кровавому режиму. Интересно с точки зрения натуралиста, – как это бывает у них.
Унылый дед-буквоед Валерий Шубинский представлен не то небольшой поэмцей, не то большим стихотворением в 4 частях. Доставили особое наслаждение следующие строки:
«из мира милого Евклида
дошли в сияющий иной
а там крестьянская обида
зловонный ветр зелёный гной
там сон советский и солдатский
волдырь холопьего лица
и кислый вечер ленинградский
промозглый вечер без конца»
Мда… Нынешняя городская еврейская «интеллигенция» в любви к русскому народу уже не замарается. А вдруг придётся уехать? А потом поди доказывай, что это всё несерьёзно было. Вон, Алексиевич до сих пор не отбрехалась за комсомольцев, Дзержинского и берёзки.
Кстати, порадовал давно любимый Дмитрий Веденяпин своей чистопородной и при этом восхитительно талантливой ненавистью. Кстати, где классовое сознание вынесено за скобки, появляются абсолютные шедевры: «Старики, как некрупные попугаи, живут в среднем лет двадцать. Жалко!..» – хорошее, трогательно-щемящее послевкусие от строк.
Что касается текстов Вероники Долиной, то это всё «очень её». Привычная система образов, привычный метр, привычные рифмы:
«Как мать иноагента,
Скажу тебе, дружок:
Коротковата лента,
И узок наш кружок.
А был бы он пошире
Да поскладнее стих –
Да мы б на три-четыре
Перевернули их…»
Вне всякого сомнения, уважаемый автор! Вне всякого сомнения! Но бодливой корове Бог рога не даёт.
Вообще, в книге много по-настоящему монументальных стихов. Чувствуется, что, сочиняя, авторы представляли себе собственный могильный камень на кладбище жертв режима и эпитафию на нём. В качестве примера стихотворение Игоря Иртеньева:
«Иного нет уже пути
У нас, по сути,
Во всём сумели мы дойти
До самой жути.
Чтоб по челу холодный пот
Катился градом,
Чтоб малым выглядел Пол Пот
Дитём с ней рядом.
Чтоб и представить бы не смог,
Хотя б отчасти,
Я, накатавший столько строк,
Об этой власти».
Юлий Гуголев привычно страстен, чем его поэтика всегда и подкупала. Если абстрагироваться от патологической авторской мании смотреть на собственный народ свысока, то читатель сарказм посчитает горечью, а презрение примет за жалость. Допустив право художника на политический и социальный иммунитет, гуголевские строки вполне можно представить в сборнике антивоенной поэзии, например, шестьдесят восьмого года. Такая неравнодушная гражданская позиция, такой возвышенный поэтический голос, такая нравственная социалистическая правота. Ну да, в кармане, как это принято, фига. И на самом деле не Пол Пота осуждает автор и не Чан Кай Ши, не Никсона и не Имре Надя, а кого принято клясть на кухнях за воспетыми Гуголевым портвейновыми посиделками. И, как бы намекая на это, автор волнуется:
«Интересно, что скажут в процессе
разговора о зле и добре
Саша в Киеве, Боря в Одессе,
Ира в Харькове, Ваня в Днепре».
Всё нормально, Юра Кабанов вновь сделает вид «А ШО тут такова?», Херсонский что-нибудь промычит про «трупы колорадов», а Евса… Она женщина слабая, потому давно в Германии. Нет у нас права её осудить. Про Ваню ничего не могу сказать. Не расшифровал с ходу, кто имеется в виду. Но что-то мне подсказывает, что неизвестный мне Ваня товарища своего Юлика одобрит.
Алла Боссарт как многолетняя эпигонша Ахмадулиной и тут радует постоянством. Распевный ритм путешествия по волнам памяти то и дело закручивается в эротический штопор:
«Каштан фаллическую силу
свечей упругих не скрывал,
сиял в зелёных лапках символ,
воспроизводства карнавал,
чертополох ладони рвал».
Не совсем ясно, кто там кого сиял и рвал, но общее ощущение дионисического карнавала автором, несомненно, передано. Заканчивается, впрочем, этот гармональный пир и «ликованье естества» плохо: приходит мистическая «нежить», и всё закономерно увядает. Клиническая картина понятна даже неопытному диагносту. Можно, конечно, предложить терапию, но лучше убедить пациента смириться с возрастом и найти занятия поспокойнее э… поэзии.
Лилия Газизова – ещё одна поэтесса-верлибристка – по-татарски хитра и лукава. Вместо апокалиптических рефлексий, подобно Дмитрию Григорьеву, предложила в сборник нейтральные зарисовки о Турции и милые воспоминания о переписке с английской королевой. За это большое ей от нас спасибо. Всё же есть мудрые люди, которые и вроде не хотят ссориться со своими, но и понимают, что в России им ещё жить, а страна вообще-то родная, да и не такая плохая, как некоторым кажется, а иным хочется.
Весьма компактной комплекции детская поэтесса и переводчица английской поэзии Марина Бородицкая, следы которой можно найти во множестве школьных хрестоматий, а голос ещё совсем недавно звучал на «Радио России», «перепирает» на новые смыслы английское стихотворение «Дом, который построил Джек» (This Is the House That Jack Built), как оно нам было знакомо в переводе Маршака. С умением складывать из пальцев фиги, а фиги прятать в карманах у автора всё нормально, например такие строки:
«А это
весёлый один человечек,
что злыми ракетами город увечит,
чтоб не приехали краны подъёмные,
не растащили бы глыбы огромные,
чтобы добраться к людям в подвале,
которые, впрочем, живы едва ли
в доме, который разрушил «град».
А вот
петушок на небесной спице:
он ещё спит, но ему уже снится
один человечек…».
Конечно же, речь идёт о каком-то постороннем «человечке», каком-то заграничном, ихнем «бяке» или даже «буке». Потому эти стихи обязательно надо включить в хрестоматию для внеклассного чтения и прорекламировать ту хрестоматию в «Учительской газете». Да что там мелочиться, нужно просто весь сборник «Как нам это пережить» порекомендовать в качестве учебного пособия если не по литературе, то по начальной военной подготовке. Но это ладно, этим мы ещё займёмся. Потом.
Стихи Ларисы Емельяновны Миллер неприятия не вызывают. Поэтесса работает давно и плодотворно. Так же давно и плодотворно не любит всё плохое и готова в любой момент «выйти на площадь» за всё хорошее. Это очень грустная лирика пожилой женщины, мудрая и трогательная. Пожилым людям сейчас тяжело, особенно тяжело осознавать крах собственных иллюзий. А стихи действительно хорошие, несмотря на некоторую избитость рифм, предсказуемость образов, лёгкое заикание и необязательность иных слов:
«Когда, заглушая весенний галдёж,
Раздастся пронзительный голос сирены,
То ты, покидая родимые стены,
Бери только то, без чего пропадёшь.
Бери, собираясь в неведомый путь
Кой-что из лекарств, кое-что из одежды,
А главное, каплю последней надежды
Средь прочих вещей захватить не забудь»
Тексты Любови Сумм, с точки зрения классической филологии, может быть, и стихи, но на взгляд читателя, вскормленного щедрым молоком русской силлабо-тоники, просто симулякр. Знал ли Бодрийяр о литературных опытах Любови Сумм или умер в неведении, история философии умалчивает. Однако, имитация верлибра зачитывается как обязательная программа для филологических дев. Абстрагировавшись от формы, перейдём к смыслам. Смысла, в принципе, немного, он весь укладывается в эти бессмертные строки:
«Какие фильмы! Счастье интеллигента –
ворованный воздух –
есть что прихватить в вечность.
Но я, сегодня, перебирая мои книги –
переведённые, отредактированные
опредисловленные,
слышу внутренний голос:
какие книги мы издавали!
Слышу в этом моём голосе гнев,
слышу страдание –
образ утраченного счастья…»
Ну и так далее, там фраза заканчивается только на следующей странице.
Глубоко сопереживая тщетности надежд автора на справедливость этого мира и крах связанных с этим глубоко интеллигентных иллюзий, не могу не отметить с удовлетворением, что теперь у русской культуры появился шанс к обновлению. Пусть этот шанс ничтожен, пусть надежда на обновление напрасна, а усилия по сохранению этого едва затеплившегося огонька тщетны. Главное, не утопить его подобными строками. Затухнет с шипением.
С трепетом и осторожностью бывалого диггера раскрывал я 305 страницу, где начинаются стихи Татьяны Щербины. Предчувствия его не обманули. С первых строк автор расставил все точки над Ё.
«От старости зубы спилились,
И глаз потерял остроту,
усох во мне трепетный ирис, (не знал, что это так у них называется)
заветрилась слава труду…»
Далее автор сетует на тщетность всего сущего и «несносный вздор» какого-то деда. Видимо, у автора имеется некий пожилой родственник, который требует ухода. Стихов у Татьяны Щербины много. Много и в этом сборнике. Стихи мастеровитые, но плохие. В этом Щербина постоянна. Особенно симптоматичны последние строки последнего стихотворения, заканчивающего подборку, а с ней и весь сборник:
«Нажимаешь кнопку в лифте
красную – и в ней вопрос:
ядерная? Фифти-фифти,
ну и пёс с ним, ну и пёс…»
Я бы с Татьяной Щербиной в лифт заходить не стал. Мало ли что…
Резюмируя всё вышесказанное, отмечу, что поэтическая мысль авторов, собранных счастливыми иноагентами под одной обложкой, как и дух, «цветёт, где хочет», то страстно воспаряя к небывалым высотам стиля, то совершает унылое грехопадение в пучину имитации верлибра и вообще поэзии. Однако форма оказывается не столь важна, когда за душой есть что-то кроме явных трюизмов и политических лозунгов. Пожелаем авторам здоровья и творческих успехов в дальнейшем.
“Как нам это пережить?” –
Восклицает прожить.
Отвечаю: мирно жить,
Русских не тревожить.
Статья замечательна тем, что спокойна.
Ну, а о приводимых в статье примерах – имитация она и есть имитация, ведь одно дело играть кого-то, а другое дело – быть кем-то. При всех удачных строчках авторов сего сборника, лозунги и вечный образованский скулёж всё губят на корню.
Иноагенты скулят, государственники негодуют – всё идёт по плану.
Мария, так вот она – свершившаяся двухпартийность, столь нежно любимая Славочкой Сурковым.
Иноагенты – и государственники.
Тупоконечники и остроконечники.
Свифт рулит!
Отстраненная фронда – пу. Просто пу. Свифт не учел инстинкт.
“Пу” какая-то…
Пу Влада Черемныха?
А зачем тут про нее?