Мещанин на фрилансе

Рубрика в газете: Проза , № 2025 / 6, 12.02.2025, автор: Евгений ТОЛМАЧЁВ (г. Белгород)

 

Кривых и рыжих на государственную службу и во флот не брать,

в суде слова не давать, понеже Бог шельму метит.

(Из указа Петра I)

 

Дело тут, конечно, не в цвете волос… Вообще, странно всё это. Шёл я как-то одним январским серым утром на работу. Дул промозглый ветер, раскачивал в сквере «Энергомаша» ветви спящих в летаргическом сне деревьев. По венам города текла обыденно-привычная жизнь. И вдруг бесприютный вид остановки пробудил воспоминания о былом, мысли о молодости… По-моему, молодость – это когда ты успешен и здоров, когда у тебя есть смысл в жизни. Конечно, многие имеют право возразить, мол, молодость – это чисто биологическое явление. Но кому нужна такая молодость, когда ты, например, валяешься в наркотическом угаре во мрачном, вонючем подъезде, пусть тебе и семнадцать? Наверное, дело не только в количестве лет…

Сколько раз я уезжал с этой остановки в далёкий пригород на работу не пойми кем, в офис фирмы, которую, словно метастазы, поразили кумовство и воровство. Фирму обложили кредиторы, шла ко дну, словно корабль, угодивший на рифы по вине самонадеянного капитана. Окончив университет, я не мог нигде устроиться по профессии, и случайно пришёл на эту фирму менеджером с зарплатой в семнадцать тысяч деревянных. Руководили здесь два компаньона – Иван Иваныч, выходец из чиновников, и Северов с золотой фиксой, прошедший бесчеловечную школу русской тюрьмы. Я занимался торгами. Было мне двадцать три. Жил в общаге и каждое утро просыпался ровно в пять, чтобы с пересадками добраться на работу за час с небольшим. Эта комнатёнка, расположенная на первом этаже, досталась по наследству. В секции на четыре комнаты стоял смрад канализации, сосед за стеной в комнатушке площадью одиннадцать квадратов завёл немецкую овчарку, так что в коридоре в добавок ко всему витал запах псины. Стены поразил грибок, краны текли, но на ремонт скинуться было не с кем, потому что остальные комнаты занимали алкаши. Как-то ко мне в гости зашёл друг студенчества. Он был из обеспеченной семьи и страдал неврозом, болезненной тягой к чистоте. С ним часто случались панические атаки. Приятель не скрывал своего недуга. Оказавшись в секции, он испуганно стал озираться и беспомощно выдавил из себя:

– Какое экзотическое место…

Приятель оцепенел, его глаза нездорово заблестели.

 

В нелёгкую годину торгов многомиллионные контракты и ответственность держали на крепкой нитке моё сознание, не давая забыться по ночам. Бессонница подтачивала силы. Так проходила моя молодость. Фирме я отдал всего полгода, но этого вполне хватило, чтобы перенести болезненный, неотвратимый процесс сбрасывания старой кожи. Теперь я твёрдо знаю, что жизнь – это не сплошное веселье, как казалось в студенчестве. Опыт? Да! На фирме я познакомился с одним из директоров, который несколько раз подвозил меня до города. За глаза прозвал его Рыжим. Как-то, стоя в пробке, говорили о рыбалке.

– Не люблю я эту возню с удочкой, по мне лучше глушить или электричеством! – подытожил Рыжий, удовлетворённо улыбаясь, словно видел полный котёл наваристой ухи. – Надо всё делать под себя. Мне по барабану, что там после будет. Сейчас деньги всем правят и выгода!

Казалось, что всё в мире, даже природа должно существовать для его удобства и сытости.

А на Страстной он выдал такое… Тот непростой период в жизни мне помог пережить фильм Мела Гибсона «Страсти Христовы», и накануне Пасхи я воодушевлённый написал поэму о последних часах земной жизни Христа. Тогда ещё не определился: кто я – поэт или прозаик? Поэма и сейчас хранится на старом компьютере. Рассказал о поэме Рыжему. Комки желваков перекатывались у него под кожей.

– Показывай сто раз на дню в соцсетях обезьяну и говори, что это бог, – поверят. Вот так и Христос твой! – со злобной брезгливостью отрезал Рыжий. – А русский человек наивен до дурости…

В описанное время его жена была в положении.

– УЗИ показало, что будет мальчик! – с радостным неистовством провозгласил Рыжий. – Я решил, что назову его или Ванькой, или Абрамом!

И спохватившись добавил:

– Ванькой – не в честь гендиректора, ты не думай…

«Ясно, во что ты веришь… – мелькнула тревожная мысль. – Где Ванька, а где Абрам…»

С того дня я окрестил коллегу Абрамом рыжим.

 

 

… Я скептически отношусь к кофейням, раздражают нагло кричащие вывески – «Наш кофе – самый вкусный в городе!». У меня такое мнение сложилось, что в кофейнях и ларьках он примерно одинаков, но зато какой выгодный капиталистический трюк – продавать чайную ложечку по цене банки! В то утро откуда-то сбоку, из ларька меня окликнули. В окошке показалось отдалённо знакомое лицо. Кажется, он был рад нежданной встрече спустя десять лет. Он рассказал, что приобрёл этот ларёк, а так вообще на фрилансе – помогает знание бухгалтерии. Мне казалось, что из-за спины Абрама (у него, кстати, русская фамилия) пялился на меня из ларькового полумрака мелкий бес. Из окошка звучала весёлая музыка. Было не по себе от мысли – сколько таких Рыжих в том числе среди элит во всех сферах и по всему миру. И они, эти Рыжие вершат чьи-то судьбы, влияют не ход истории… Ведь в том числе Рыжие разных калибров столько лет с маниакальным упорством вживляли вредоносную идею в наше национальное сознание, взращивали жирного червя, что Россия – страна дураков, а не родина Толстого, Чайковского, Суворова…