Оракулам и не снилось…

№ 2008 / 26, 23.02.2015

Ох и неблагодарное же это дело – слишком глубоко погружаться в прошлое. Каждый видит его на свой лад, каждый норовит историю (историйку?) под себя огрести. И вот уже страсти, и вот уже эмоции выше крыши, а у кого, глядишь, и саму крышу сносит. Читал я одного разволновавшегося критика, серой мышкой бродившего по сумрачным коридорам «Литературной России», а ныне вещающего с доморощенной трибуны о литературных течениях и движениях, которые он, конечно же, не то предугадал, не то благословил… Бог ему судья, конечно, но когда-то ведь и совесть была…
Лично я в «Литературную Россию» попал «самотёком». Работал на задворках империи, в славном городе Амурске: днём бегал с «Репортёром» по заводам и фабрикам, а ночами писал для себя – когда стихи, когда прозу. Город стоял над великими просторами великой реки и великие дела мнились мне в будущем. А тут ещё любовь-морковь и два дробовых заряда вослед косяку уток. И вот уже подраненная шилоховость у моих ног и потерянные мысли: а что с нею делать? В азарте, влёт – это одно, а взять и шею свернуть – совсем иное. И так это в душу запало, так перетряхнуло её, постылую, на тот момент, что написался первый рассказ из серии – «В той стороне, где жизнь и солнце». А следом, спустя срок, потянулся ещё один – «Деревянные кружева»: пустячный, лёгкий, весь на придыхании про девочку и первую любовь.
Вытянул я этот рассказ и вдруг понял – его надо кому-то показать. А кому? К тому времени в местных газетах уже печатали всё, что я написал, и у меня хватило ума сообразить, что это – могила. Причём, братская, в которой сгинул не один десяток моих словоохотливых предшественников. Дома лежала подшивка газеты «Труд», которую нас обязывали выписывать (кстати, через пару лет я стал лауреатом литературного конкурса этой газеты за рассказ «Никто не смеялся») и экземпляр «Литературной России». Я внимательно перечитал выходные данные и, обнаружив среди членов редколлегии Валентина Распутина, – решился. Почему-то думалось мне, что рассказ непременно попадётся ему на глаза, а он поймёт, он наш, сибирский…
Рассказ попал на глаза Владимиру Кривцову. Его прочитали, одобрили и заслали в новогодний номер. Но, как это часто бывает, «вышла небольшая заминка», и рассказ напечатали позже, но Кривцов счёл возможным и необходимым сообщить мне об этом. Есть в том письме и такие строки: «Если я не уйду в ближайшее время из «Литературной России», то постараюсь держать Вас в курсе дела. Будете в столице – непременно звоните, заходите».
Сегодня просто невозможно представить, чтобы безвестному щелкопёру с берегов Амура, едва накропавшему пару рассказов, из чванливой и раскормленной столицы кто-то и чего-то там написал. Увы, многие сегодня думают (особенно молодые), что так было всегда. Могу свидетельствовать: так было не всегда, но так, увы, уже не будет…
Ушёл-таки Володя Кривцов из газеты, но эстафету тут же подхватила Галина Васильевна Дробот. Вот её письмо: «Дорогой Слава! Посылаю Вам наш № с рассказом. Приняли его у нас хорошо. С чем и поздравляю. Второй рассказ пусть полежит пока. Один за другим нельзя, нужна дистанция. Всего Вам самого доброго! Ваша Г. Дробот».
И на многие-многие годы стала добрейшей души человек, Галина Васильевна Дробот, моей «московской мамкой», в меру своих сил и возможностей опекавшая меня, а порой и оберегавшая от откровенных глупостей. Да и вообще надо признать, что «Литературная Россия» стала в моей судьбе тем гостеприимным домом в Москве, где всегда мне было комфортно и уютно, где тепло человеческих отношений, ещё не обугленное будущими оракулами литпроцессов, было на порядок выше общепринятой температуры всех прочих подобных литзаведений.
Вот и Михаил Макарович Колосов, светлой души человек, перед которым наш оракул исправно прогибался несколько лет, в том числе – и на моих глазах. Колосов был руководителем моего семинара на VI Всесоюзном совещании наряду с Г.Серебряковой, А.Эльяшевичем и Н.Вороновым. Почитал он мою прозу, и она ему на фоне рафинированных текстов Сергея Юрьенена, Анатолия Курчаткина, Валерии Шубиной и прочих «птенцов» Н.Воронова чрезвычайно понравилась. И добрейший Михаил Макарович ничего лучшего не придумал, как сказать на заключительном семинаре, что «не нам бы, руководителям, учить писать Сукачёва, а самим у него поучиться». Отголоски этой опрометчивой фразы я ощущаю на себе по сию пору. А наш герой-литоракул винит Колосова в трусости – человека, сполна хлебнувшего фронтового лиха, затем, уже в мирные времена, рискнувшего пойти на «смертельный таран» суперсекретаря правления писателей РСФСР Юрия Бондарева…
В 1976 году я стал членом редакционной коллегии «Литературной России» и пребывал в этом качестве где-то двенадцать-тринадцать лет. Рядом и вместе с Расулом Гамзатовым, Сергеем Поделковым, Виктором Боковым, Феликсом Кузнецовым, Виктором Тельпуговым, Виталием Закруткиным, Егором Исаевым, Юрием Грибовым, который и пригласил меня, сопливого и неразумного (мне едва исполнилось тридцать лет и всего лишь год прошёл, как я был принят в члены Союза писателей СССР), в редколлегию.
Собирались на Цветном бульваре, обсуждали творческие планы, разбирали спорные рукописи, общались, конечно же – принимали «к сведению»…
А какие это были годы – шестидесятые-семидесятые! Более насыщенной, разнообразной, полнокровной творческой жизнью я уже больше никогда не жил. Семинары, съезды, пленумы и правления, творческие отчёты, обсуждения и просто – кухонные посиделки, и всё это в братской атмосфере дружбы и приязни. И вот что интересно – на всё нас хватало! Именно в эти годы я написал свои лучшие рассказы, двенадцать из которых были позже экранизированы, в том числе и мэтром российского кино С.Соловьёвым, повести и роман «Причалы любви». Именно в эти годы завязалась дружба, определившая мою жизнь на многие годы вперёд: В.Астафьев, Ев. Ив. Носов, В.Распутин, В.И. Юровских, Г.Баженов, В.Устинов, Б.Екимов, А.Плетнёв, Б.Лукин и многие другие. И почти каждое из этих знакомств имело свои корни на Цветном бульваре.
К слову сказать, пришёл я в редколлегию «Литературной России» на освободившееся место Валентина Распутина, незадолго до этого по собственному почину вышедшего из оной. Что было причиной тому я, честно говоря, подзабыл: кажется, связано это было с экологическими проблемами, которые довольно вяло отражал еженедельник. На наши отношения с Валентином Распутиным эта ротация, слава Богу, никак не повлияла.
Добрее были мы – вот в чём всё дело. Добрее друг к другу, к нашим удачам и неудачам, к жизни вообще. Доплетёшься на «ИЛ-62» до Белокаменной за восемь часов и несёшься не в гостиницу и не в ресторан, а в «Литературную Россию», где милейшая Галина Васильевна Дробот (в то время зав. отделом прозы) и чаем напоит, и приветным словом согреет, и билет на модный спектакль в «Современник» поможет добыть. Забежишь к Саше Боброву (зав. отделом поэзии) и нарвёшься на бутылочку пива, а то и чего покрепче. И везде обязательно спросят: «Ну, привёз что-нибудь интересное? Давай поскорее!» Имелось в виду – новых авторов. И привозил, и печатали, и обмывали…
И оракулы всевозможные, к слову, ещё рядом шестерили, ещё хвостики между лапок держали, ещё чуткими носами из стороны в сторону поводили – куда ветер дует?
И вот эта удивительная заинтересованность в человеке! Я её позже ещё этажом выше в «Литературной газете» встречал – от Валентина Проталина, Дмитрия Гулиа, Коли Новикова. Всегда, в любое время, встретят и озаботятся, а нет тебя – напишут, поинтересуются, поздравят, рукопись попросят. И всё это без понуждения, легко и необременительно создавало особенную атмосферу твоей востребованности, которая, в свою очередь, звала к письменному столу, к творчеству.
И ещё не могу не сказать о старших товарищах по перу, о писателях-фронтовиках, чьим искренним побудительным радением состоялась не одна творческая биография моих однокашников. Бескорыстие, заинтересованность в твоей судьбе, ненавязчивый пригляд за твоими публикациями – как же всё это дорого и незабываемо для меня сейчас. Дальше всех в этом списке пошёл Евгений Иванович Носов, предупредивший меня на борту байкальского пассажирского теплоходика: «Смотри, Слава, в будущее. Сейчас ты молод, на слуху, а пройдут годы, появятся новые молодые и к этому надо быть готовым». Прошли и появились, и встретил я это во всеоружии предостережения Носова, от чьей дружбы с Михаилом Макаровичем Колосовым досталась маленькая толика и мне, грешному…
Старые подшивки, пожелтевшие странички, позабытые имена – кому это сегодня надо?! Так кажется современным успешным лицедеям от литературы, горе-номинантам горе-премий. А вот на задворках бывшей империи «Лит.Россию» помнят, читают, пишут для неё, а значит – была, есть и будет литературная Россия, а не только чванливо-бюрократическая и бандитско-предпринимательская, которую в аккурат и обслуживают горе-номинанты за Садовым кольцом.
Будем надеяться, что уже сегодня в стенах «Литературной России» пишутся добрые, приветственные строки пока что безвестному провинциалу, и не сегодня-завтра мы прочитаем рассказ о той стороне, где жизнь и солнце, в славном еженедельнике.Вячеслав СУКАЧЁВ, г. ХАБАРОВСК