Поэтом можешь ты не быть….

№ 2008 / 29, 23.02.2015


Российские писатели массово обратили внимание на реальную политику примерно в 1984 году, когда это стало безопасно. До этого часть из них цинично обслуживала режим, часть сидела в эмиграции, часть довольствовалась андеграундной судьбой. Успешные члены Союза писателей СССР были сыты, богаты, издаваемы, обеспечены спецжильём, спецмашинами, спецдачами, спецпоездками за границу и спецмедициной как номенклатура средней руки. Одна беда – они не были уважаемы интеллигенцией.
В отличие от них писатели – политические эмигранты пользовались авторитетом, но они активно учили россиян уму-разуму из своих комфортабельных европейских провинций и были «слишком далеки от народа». Их пафос принимался, но они уже не были своими и не пользовались абсолютным доверием интеллигенции.
Место носителей нравственной истины в это время занимали российские андеграундные и полу-андеграундные авторы. Они были уважаемы, интересны, влиятельны. Жили где попало, на что попало и с кем попало, и являлись кумирами и камертонами интонации в области диалога с политиками.
К середине перестройки статус члена Союза писателей поблёк и потерял свою привлекательность. Шустрые члены союза ещё умудрялись получать свои «шапки», описанные Владимиром Войновичем, но их уже никто не читал. Их слово было незаметно ни в литературной, ни в политической нише. Писателями начали считать других. Тех, к кому пришёл рыночный успех и кто заинтересовал власть в качестве ньюс-мейкеров.
Недолгий ажиотаж вокруг хлынувшей на прилавки прежде недозволенной литературы обманул эмигрантов, и они начали пачками возвращаться домой, полагая, что пришло их время в литературе и политике. Но, к счастью, ошиблись. В литературе и в политике настало принципиально новое время, востребовавшее совершенно новые лица.
Так что никто всерьёз не отнёсся ни к Солженицыну с его советами «обустроить Россию», которую он долгие годы наблюдал по спутниковой тарелке; ни к критику постсоветского социального устройства Александру Зиновьеву; ни к менее популярным. И даже Эдуарду Лимонову пришлось долбить свою нишу в политике долгими годами пахоты в скандальной оппозиции.
Поэт в России перестал быть «больше, чем поэт», и даже когда Госдуму начали набивать деятелями культуры, ветви власти с большей охотой пользовались услугами артистов и спортсменов потому, что те имели более высокий индекс цитирования.
Некоторое количество писателей сосредоточилось в группе поддержки Демвыбора России – СПС. Там были Булат Окуджава, Леонид Жуховицкий, Михаил Жванецкий, Татьяна Толстая. Однако среди членов фракций не могу вспомнить никого из писателей, кроме Аллы Гербер. Потому что писать книги и кричать на митингах – это одно, а волочь на себе груз думской работы – совсем другое.
Отдельной темы заслуживает Александр Проханов, совсем не близкий мне идеологически, но политизированный и политически последовательный все те тридцать лет, которые я его знаю. Не находясь ни в одной партии и ни в одной ветви власти (не считая его газету «Завтра», не слишком мощную на рынке влияния), он стал реальным игроком политического театра за счёт собственного творческого и полемического ресурса.
Группа поддержки правых поддерживала их недолго. Леонид Жуховицкий разочаровался в СПС. Михаил Жванецкий – как только СПС потеряла статус партии власти – с лёгкостью поменял её пиры на пиры новой партии власти. Татьяна Толстая, прежде пишущая под псевдонимом в выборные СПСовские газеты, всё реже и реже подчёркивает свою близость с проигравшими.
Что касается исполнительной власти, то у нас в президентах не случилось ни президента-драматурга вроде Вацлава Гавела, ни президента-поэта вроде Намбарына Энхбаяра, ни президента-философа вроде Радхакришнана Сарвапалли. В верхних эшелонах исполнительной власти авторами приличных поэтических текстов, гораздо лучших, чем те, за которые последние годы принимают в союзы писателей, как это ни парадоксально, оказались Владислав Сурков и Джахан Поллыева.
И ещё бывший сотрудник администрации российского президента Сергей Абрамов до политической карьеры был «обычным хорошим писателем». Сейчас он является членом Общественной палаты, в которой книги пишут почти все: от Павла Астахова до Аллы Пугачёвой. Однако писателями внутри неё являются всё та же Алла Гербер, Дмитрий Липскеров и Андрей Дементьев.
Современные писатели неохотно идут в общественные институты, в которых надо пахать на улучшение человечества. Они предпочитают крутиться в советниках, входя в «список рассылки», и ни за что при этом не отвечать. В этом и прошлом веке в государстве с таким огромным населением писателей пока не было замечено ни в губернаторах, ни в мэрах, ни в сенаторах.
С одной стороны, либеральная интеллигенция долго не желала идентифицировать себя с властью. Потом к власти пришли свои, и она опрометью бросилась туда без всякой критики. Подмахивала и славила всё, что они делали. Особенно за бонусы. После посадки Ходорковского бонусные ряды поредели. После ухода Яблока–СПС с арены – сошли на нет.
И вот теперь, когда иерархическая, командная система исчерпала себя, хотя бы в прежнем арифметически простом варианте, и во властных центрах сменилось поколение, писатели и вовсе оказались на обочине политики. Они ещё иногда подписывают письма протеста, их иногда зовут вякнуть во время выборов. Их даже награждают цацками, если они правильно чувствуют политическую конъюнктуру и не особенно ломаются.
Вот, например, даже Борис Гребенщиков просветлился в Индии так глубоко, что к пятидесятилетию долго позировал на питерских крышах в обнимку с председателем Госдумы Грызловым и благодаря чему стал кремлёвским орденоносцем. Ровно как при социализме.
Другой вопрос, что имеющие тиражный, рыночный успех начали позволять себе полную независимость. Меня изумило, что в ночь последних выборов на телемарафоне у Владимира Соловьёва среди трёхсот человек, кроме коммунистов громко заявить о том, что выборы проводились как одна большая неправовая манипуляция, позволили себе только Михаил Веллер и я. Несмотря на то, что в студии сидело штук десять писателей.
Почему? Потому, что большие тиражи дают сегодня такую же мощную трибуну, как ведение программы и главное редакторство в газете. При этом они дают писателю абсолютную независимость: его не уволят и не прикроют потому, что издатель хочет зарабатывать. Речь, конечно, о писателях, а не об издательских проектах с милыми «женскими детективными» лицами или милыми «мужскими фантастическими». Я имею в виду фантастику и фэнтези, которые мне, как человеку старорежимному, пока не удаётся обсуждать как литературу.
Почему писатели в России не идут в большую политику? Почему их сообщество сегодня так вяло проявляет гражданственную харизму? Куда делась идея духовной миссии интеллигента? Увы… Публичная политика – это тяжёлая, неблагодарная и кропотливая работа. Шестидесятники состарились, семидесятники тоже почти состарились, но не созрели. А молодняку больше нравится нацбольный карнавал и тусовочный угар.
Наверное, это фаза оздоровления, когда после активнополитичного поколения приходит несколько аполитичных. Другой вопрос, что следующая фаза развития общества рождает писателей, способных улучшать гражданское общество. Мы ещё просто не вошли в неё.
Лично я, приняв участие в трёх выборах, пройдя четыре партии и написав об этом две книги, с грустью констатирую, что интеллигенту в российской политике пока делать нечего. Она равнодушна к его порывам и чисто технически обустроена для совершенно иной прослойки общества.
Да и, если честно, куда нашему писателю в политику? Он настолько не уверен в себе, вял и инфантилен, что пока не может заставить играть по правилам своего издателя, не умеет подать в суд на разворовавший всё его имущество литфонд, боится дорасти до корпоративной этики. Существование аж шести зарегистрированных союзов писателей говорит о том, что писательский статус сегодня только инструмент для добывания денег, и то не писателей, а тех, кто к ним примазался.
Как писатели могут участвовать в жизни страны, защищая чьи-то интересы, если они не могут сделать ни одного внятного шага даже в сторону защиты собственных? Они долго боролись против большого дяди, командовавшего ими при социализме, а теперь ждут нового дядю. Не подозревая, что новая реальность не предусматривает его наличия.
И инфантильность нынешнего писательского корпуса – страшная беда для России, особенно в период, когда все партийные либеральные персоналии дискредитировали себя воровством и мошенничеством. И в стране практически не осталось людей, способных напоминать, «что такое хорошо и что такое плохо?», которых бы кто-то хотел услышать.
Одна надежда на то, что новое литературное поколение однажды проснётся взрослым, выйдет из подростковой эстетики забрасывания оппонентов яйцами и тортами, откажется от клубной жизни и осознает свою миссию перед страной, которая уже совсем скоро перейдёт в их руки. И поймёт, что отсутствие гражданской зрелости не модная поза, а признак недоразвитой личности. Мария АРБАТОВА

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.