Изумляемся вместе с Александром Трапезниковым
№ 2009 / 11, 23.02.2015
Николай Коняев, автор книги «Дмитрий Балашов. На плахе» (издательство «Алгоритм-Книга»), пишет: «17 июля 2000 года в квартире Дмитрия Михайловича Балашова на улице Суворова сработала сигнализация.
Писатель-ратник
 |
Николай Коняев, автор книги «Дмитрий Балашов. На плахе» (издательство «Алгоритм-Книга»), пишет: «17 июля 2000 года в квартире Дмитрия Михайловича Балашова на улице Суворова сработала сигнализация. Наряд милиции, прибывший на место, никаких следов взлома не обнаружил, но всё-таки решено было позвонить в Козынево, где находился деревенский дом писателя… Когда вошли внутрь, увидели завёрнутое в одеяло тело Дмитрия Михайловича. На голове темнела – она была хорошо видна на седых волосах – запёкшаяся кровь… На шее болтался кусок верёвки. В доме всё было перевёрнуто… Вызванные на место трагедии эксперты-криминалисты установили, что убийство было совершено сутки назад… Странно, но произошло оно ровно – день в день! – десять лет спустя после смерти другого великого русского писателя Валентина Саввича Пикуля… Если же вспомнить, что оба писателя ушли от нас как раз накануне убийства в 1918 году Царской семьи, мистическая особенность этой даты приобретает особо зловещий смысл».
Так начинается это произведение, исследующее жизнь и творчество выдающегося русского исторического романиста, филолога-фольклориста, просветителя и патриота, который, по его же собственным словам, не раз ходил под топором и которого перед каждой очередной книгой «то убивали, то пытались посадить, а то и сажали в сумасшедший дом». Но вся ельцинская Россия превратилась в 90-е годы в дом умалишённых. Он был максималистом и успел сделать очень много для одного человека – защищал от уничтожения памятники старины, храмы, национальное достоинство русского человека, отстаивал целостность России, беспощадно обличая политиков-предателей. Врагов у него тоже было много, на всех уровнях. Но главным делом его жизни оставались книги – знаменитая серия романов «Государи Московские», «Марфа-посадница», «Господин Великий Новгород», которые вошли в золотой фонд отечественной литературы. А кто убийца – теперь уже не суть важно. Убили его враги России, которые могут принимать разное обличье, но всё равно сливаются в одно смрадное тёмное пятно.
Сам Дмитрий Михайлович рассказывал, что когда он сел за «Марфу-посадницу», в кармане у него было 25 рублей. «Правда, – добавлял он, – ещё была мёрзлая картошка да какое-то техническое сало». Но уже в этом первом его романе необыкновенно глубоко и сильно звучит мысль, что русский народ за долгие века своей истории выработал присущую только ему манеру жить в своей собственной стране, своём климате, родном ландшафте, выстрадал право жить именно так, а не иначе. И заставить его жить по-другому ни уговорами, ни принуждением невозможно. Но мало кому известно, что самым первым литературным опытом Балашова был рассказ «Мученик» – в начале правления Хрущёва, и с этим незрелым произведением будущий писатель едва не вляпался в команду гонителей православия. Но Господь спас его от падения, рассказ так и остался неопубликованным.
Постижение русской истории совершалось в Балашове одновременно с постижением русской народной жизни. Лев Николаевич Гумилёв говорил о нём так: «Он пришёл к выводу, что просто понять крестьянскую жизнь – недостаточно, необходимо самому жить такой жизнью и собственным примером доказать её правильность и превосходство над привычной суетной жизнью горожан». Я сам отчётливо помню свою единственную встречу с Дмитрием Михайловичем и разговор с ним в «Роман-газете». От этого невысокого коренастого человека в косоворотке, полукафтанье и смазных сапогах веяло природной силой и неискоренимым мужеством, он был настоящим воином, русским ратником.
В чём своеобразие романов Дмитрия Балашова? Ему удалось размыть романтическую дымку, которой окутаны персонажи, отделённые от нас столетиями истории. Его герои определяют и свою судьбу, и судьбу своей страны не в романтических приключениях, которыми полны большинство иных романов этого жанра, а в суровом реализме самой жизни. Он создал подлинную панораму жизни Руси. Да ещё восстановил язык, кровный, идущий от глубин, от чащ и дубрав, от Ильмень-озера и Белого моря. Как делает это его сподвижник, другой наш замечательный русский писатель Владимир Личутин, мастер и хранитель очага народной Речи. Были, конечно же, в судьбе Дмитрия Балашова и ошибки (житейских сколько!), но процесс духовного созревания и воцерковления шёл в нём всегда, а по его романам многие люди пришли к православной вере. И в самом конце жизни, когда силы зла уже вовсю сгущались вокруг него, буквально за неделю до трагической гибели он успел исповедоваться и причаститься. Похоронили писателя на Зеленогорском кладбище в Великом Новгороде, рядом с могилой матери, деревянный крест которой он вырезал с любовью в течение трёх лет.
Постскриптум. «Я больше всего боюсь, что Россия не проснётся, – говорил Дмитрий Михайлович незадолго до смерти. – Будущее предсказать нельзя, пока не сделаны поступки, которые определят это будущее… Причина не всегда порождает определённое следствие, из клубка следствий не всегда может быть выбрано самое оптимальное, логичное продолжение. Поэтому мы не имеем права говорить о завтрашнем дне, пока не родились люди, которые определят этот завтрашний день». Но сам Балашов, писавший о прошлом, принадлежал к людям, определяющим будущее.
Темна вода во облацех…
 |
Автор многих увлекательных научно-фантастических рассказов и повестей Дмитрий Федотов решительно взялся за освоение нового для себя жанра – исторического детектива. Произведения подобной тематики сейчас особенно популярны, пользуются читательским спросом. Но, если поразмыслить, мировая история сама по себе столь запутана и темна, что тут и не надо ничего выдумывать – копни в любом месте и наткнёшься на клад, прошлое просто унавожено всяческими тайнами и загадками. Самое благодатное поле для писателя. А если ещё сплести историческую сюжетную линию с современной, то читателя и вовсе за уши не оторвёшь от книги. Классическими примерами детективов подобного рода в отечественной литературе являются «Визит к Минотавру» и «Ларец Марии Медичи». В этих произведениях фабула жёстко завязана на неких артефактах, которые надо либо отыскать, либо спасти. Но братья Вайнеры и Еремей Парнов брали за основу своих романов милые их сердцу скрипочки и ларцы из зарубежья, а Дмитрий Федотов обратился к нашим родным артефактам. Сам сибиряк, он построил свой роман «Огненный глаз Тенгри» (издательство «Вече») на выдержках из так называемых «Памятных тетрадей» одного из участников Великой Сибирской экспедиции 1733 – 1743 гг., осуществлённой под руководством выдающихся исследователей того времени – Беринга, Чирикова, Гмелина, Миллера и молодого стажёра Петербургской академии наук Степана Крашенинникова. Собственно, «Памятные тетради» – это официальные путевые дневники, запись личных переживаний и впечатлений Крашенинникова, проливающих свет на истинную подоплеку странных и трагических событий, происшедших с его участием во время путешествий и явившихся причиной его таинственной гибели.
Итак, действие романа развивается в двух временных пластах, но в одном географическом районе. Уже эпиграфом – цитатой из указа императрицы Анны Иоанновны о создании научного отряда для комплексного исследования Сибири – автор вводит нас в славную историю первой половины ХVIII века, а «эффект присутствия» закрепляет пролог, переносящий читателя в суровый и прекрасный мир сибирской природы и её коренных обитателей. И это не краеведческая зарисовка, а фон для действия, развивающегося чрезвычайно динамично. Молодой охотник Куртегеш становится невольным свидетелем варварского вмешательства «белоруких» пришельцев в священный обряд умиротворения бога Тенгри, и приходит в ужас, зная о крутом нраве божества… Современная сюжетная линия отличается от исторической не только по языку повествования, но и по чисто детективным особенностям жанра. Здесь мы оказываемся во власти обаяния главного героя и его друзей. Котов, волею обстоятельств сменивший профессию врача альтернативной медицины на репортёра уголовной хроники местного еженедельника, вынужден заняться дерзким ограблением краеведческого музея. Постепенно перед ним вырисовывается весьма загадочная и зловещая картина истинной подоплёки случившегося, и он становится невольным свидетелем целой цепи событий, суть которых, как и положено в детективе, проясняется лишь на последних страницах романа. Но о них рецензент обязан умолчать.
Постскриптум. Хочу обратить внимание читателя на то, что в новой серии исторических детективов – «Clio-детектив», где вышла книга Д.Федотова, издательство преподносит любителям и почитателям этого жанра деликатесный сюрприз в виде популярного в Евросоюзе «археологического» цикла известной писательницы Лиин Гамильтон, впервые переведённого на русский язык. Тут главная героиня цикла – Лара Макклинток, антиквар, собирающий по миру различные древности и артефакты, мотается по разным странам и постоянно попадает во всякие невероятные детективные истории. Вот теперь и в Россию её занесло, чтобы читатель не спал.
Колонна и бремя
 |
Две схожих по тематике книги выпустило издательство «Алгоритм-Книга». Одну из них написал Виктор Милитарев – «Русская колонна», другую – Савва Ямщиков – «Бремя русских». Уже из названий следует, что посвящены они проблемам и тяготам коренной, государственнообразующей нации России. Когда Запад начинает говорить, что Россия – страна победившего фашизма и пора её денацифицировать международным образом, мне вспоминаются слова Ле Пена: «Я люблю сына больше племянницы, а французов – больше немцев». Реально национализм – это всего лишь здоровый национальный эгоизм (об этом пишет Милитарев), и национализм является естественной здоровой реакцией народа и страны на ограбление и унижение. В этом смысле национализм хорош именно в кризисные времена (как сейчас, например) и стихает, когда народ чувствует себя довольным и благополучным.
Автор «Русской колонны» не скрывает своих чувств к тем, кто все 90-е годы разворовывал страну и поддерживал туловище Ельцина. Кто инициировал разбойничью реформу 1992 года, кто расстреливал в Москве Белый дом, кто просто молчал, глядя на это. Но и теперь ситуация ничуть не лучше, хотя внешне она выглядит и не столь отвратительно. Общество зримо разделилось на несколько неравных по численности слоёв, и только одна десятая часть населения живёт в прямом смысле в соответствии со своими желаниями и делает то, что хочет. Но в основном, делят власть и деньги. Вероятно, наблюдая подобную конкуренцию среди верхних слоёв тогдашнего английского общества, Гоббс и выдвинул свой тезис о «войне всех против всех». Но в эту войну ещё не вступили девять десятых населения России. А к чему это может привести – вскоре покажет набирающий обороты кризис, которому нет и, наверное, уже не будет конца.
 |
Книга Савелия Ямщикова также обличительная, даже ещё более гневная, яростная, направленная остриём против конкретных персон – разрушителей державы, осквернителей святынь, очернителей духовного наследия России. Убийственны характеристики, которые автор выдаёт этим людям. «Транзисторная актриса Ахеджакова, призывавшая мирных граждан к кровопролитию». «Прихвостень ельцинского времени Марк Захаров». «Услужливый «кот Матроскин» Табаков, трижды гуляющий одну и ту же юбилейную дату, пожирающий на сцене на виду у всей российской телеаудитории жареного поросёнка и вытирающий сальные руки о камзол». И прочие: «Сколько их, персонажей нелицеприятного карнавала, пронеслось тогда перед поражёнными зрителями. Шахраи, филатовы, паины, гайдары, яковлевы (оба), коротичи, волкогоновы, черниченки, бакатины. Имя им – «тьма тьмы».
Однако знаменитый реставратор и искусствовед выступает в этой книге не только как страстный публицист, затрагивающий злободневные и нерешённые проблемы нашего времени, но и как собиратель и хранитель поруганных национальных идеалов. Здесь он противопоставляет вышеназванной «тьме тьмы» тех простых людей, которые окружали его все эти годы, которые берегли честь и достоинство России. Он пишет о русском плотнике Борисе Елупове, о «музейщике № 1» Василии Пушкарёве, об архитекторе Александре Ополовникове, о писателях, артистах, деятелях культуры, которым ельцинско-геббельсовская пропаганда все эти годы перекрывала доступ к народу. И эти страницы – самые чистые и светлые в книге.
Постскриптум. Пафос обеих книг ощутимо направлен против антинародного телевидения с его непотопляемыми гламурными героями из числа попсы, смехачей, лже-писателей и одной и той же засаленной колоды политиков. Вот что любопытно. Полтора века назад, когда о телевидении и слуха не было, Оптинский старец Варсонофий, обладавший даром провидения, предсказывая козни Антихриста в наши дни, главной из них назвал одурманивание людей посредством именно этого злокачественного ящика. Когда его спросили верующие: в церкви ли будет происходить растление душ человеческих? – праведник произнёс: «Нет, дети мои, в углу ваших комнат явятся самые изощрённые непотребства, а вы не оторвёте от них глаз, сидя на стуле или лёжа на кровати». Вот и попробуйте не согласиться с этим пророчеством, щёлкая в очередной раз своим пультом.
 |
Александр Трапезников
Добавить комментарий