Путями русского Иова

№ 2009 / 11, 23.02.2015

Ши­ро­ко­му чи­та­те­лю и да­же спе­ци­а­ли­с­ту в ис­то­рии рус­ской по­эзии имя её ни­че­го не ска­жет. А ведь она вхо­дит в де­сят­ку луч­ших рус­ских ре­ли­ги­оз­ных по­этов ХХ ве­ка, на­ря­ду с Да­ни­и­лом Ан­д­ре­е­вым, Алек­сан­д­ром Со­ло­дов­ни­ко­вым

Я узнала просторы бескрайние,


Где метелью поёт темнота,


И узнала я сладкую, тайную,


Молчаливую радость креста.


Н. Ануфриева



Наталия Даниловна Ануфриева (1905 – 1990 гг.)…



Широкому читателю и даже специалисту в истории русской поэзии имя её ничего не скажет. А ведь она входит в десятку лучших русских религиозных поэтов ХХ века, наряду с Даниилом Андреевым, Александром Солодовниковым, Зинаидой Миркиной, иеромонахом Романом (Матюшиным) и др. Сколь же мы неизречённо богаты, что открываем всё новые и новые имена, а родник духа так и не оскудевает.






Наталия Ануфриева
Наталия Ануфриева

Вот передо мной толстая стопа тетрадей, выцветших, пожелтевших от времени, почти рассыпающихся в прах, исписанных красивым каллиграфическим почерком: это литературное наследие Ануфриевой, включающее стихи с начала 20-х до 60-х годов. Как всё это смогло сохраниться? Воистину неисповедимы пути Господа, творящего порою чудеса: и через тьму лихолетья, через годы гонений и концлагерей, дошёл до нас пронзительный и ясный голос воистину очень большого русского поэта. Спасибо родным людям, которые сберегли после её смерти драгоценный архив (прежде всего Владимиру Гумберту, Юрию Арендту и Елене Павловой-Арендт): столь часто бывает в жизни иначе.


Кроме стихотворений, сохранились ещё дневники, богословские статьи, мемуарная проза «История одной души», посвящённая поискам и обретению Бога.


Воистину путями русского Иова, как и очень многим другим русским поэтам, пришлось пройти по жизни Наталии Ануфриевой. Родилась она в Петербурге. По линии матери является внучатой племянницей доктора Николая Арендта, того самого, который ухаживал за Пушкиным после последней трагической его дуэли.


Родители вскоре расстались, а мать вместе с отчимом переехала в Крым, так что детские и юношеские годы поэтессы тесно связаны с Симферополем, где она училась и где несколько раз встречалась с Максимилианом Волошиным, снисходительно похвалившим её первые ранние поэтические опыты. Там же, в Крыму, она была очевидцем жутких зверств большевиков над сдавшимися солдатами и офицерами белой армии, которых живьём закапывали в землю и топили в море, предварительно обманув обещанием амнистии. С той поры она со всем максимализмом молодости возненавидела советчину и всё, с нею связанное, романтически поклоняясь Шарлотте Корде, убившей Марата.


Начинала она, как это часто и бывает у идеалистически настроенных девушек, с писания стихов о любви, но очень скоро в её душе произошёл перелом, и её творчество окрашивается в тона мистические, откровенно христианские и уж совершенно не совпадающие с эпохой. Это настроение было сопряжено к тому же с безответной любовью к человеку, которого она помнила и любила всю жизнь, – это был актёр и режиссёр Константин Владимирович Эггерт (1883 – 1955). В своё время он был знаменит и популярен не менее чем сейчас, скажем… Филипп Киркоров. Позже она говорила, что ей не так тяжки были годы заточения, как время разлуки с любимым. Замуж она так и не вышла. Из-за любви к нему в конце 20-х годов поэтесса перебирается в Москву, чтобы жить рядом со звездой немого кино. В столице у неё происходит роковая встреча с замечательным поэтом, глубоким и тонким лириком, а в те годы актёром Вахтанговского театра, Николаем Стефановичем. Стихи его высоко оценивали Георгий Чулков и Анна Ахматова, Борис Слуцкий и Борис Пастернак. Увы, увы…


В те страшные времена жизнь иногда раскладывала диковинные пасьянсы. В 1936 году Стефанович был вызван на Лубянку и дал признательные показания против своих друзей – Наталии Ануфриевой и сына поэтессы Аделаиды Герцык, Даниила Жуковского.


По некоторым стихотворениям Стефановича видно, что он позже раскаивался в содеянном, и по сути дела он жертва сталинщины, быть может, не меньшая, чем и пострадавшие из-за него люди. Не всем, к сожалению, дано быть героями и проявлять стойкость в годы смертельных испытаний. Дай Бог, чтобы некоторым суровым критикам Стефановича, не жившим в то время, не пришлось бы вскоре и самим подтверждать на практике собственную жизненную стойкость.


Сама Ануфриева в стихотворении 1946 года так вспоминала то роковое для неё время:







Где ты теперь, предатель?


В каком изнываешь краю?


Много ль тебе, предатель,


Заплатили за душу твою?



Бессмертный твой дух поруган,


Позор твой ничем не смыт,


А крест мой во мраке над вьюгой,


Как в песне любимой, горит.



Глухою идёшь тропою,


Нет в мире пути темней…


Но ты – лишь орудье слепое


Судьбы вдохновенной моей.



Несомненно, что со Стефановичем у неё сложились достаточно доверительные отношения, в противном случае вряд ли бы стала она откровенничать, и в те-то времена – в 1936 году – читать ему цикл стихотворений, посвящённых всю жизнь являвшемуся предметом глубочайшего поклонения – Александру Васильевичу Колчаку. Это и ряд других более чем откровенных высказываний в адрес советской власти и инкриминировалось ей на следствии.


Плюс хранение крамольных в то время стихотворений Максимилиана Волошина.


Даниил Жуковский позже так и погибнет в Орловском централе.


А для неё в роковом 1936 году начались долгие лагерно-тюремные мытарства. Сначала тюрьмы в Суздале, Ярославле и городе Горьком, «где ясные зорьки», а позже концлагерь на Колыме, где она от звонка до звонка отсидела семь лет. И всё это время она писала стихи, пронизанные истинным светом христианского смирения и любви.







Года томили бредом и тоскою,


Мечты и сны окончились


тюрьмой,


И по тропинке, пахнущей


покоем,


В вечерний час я не приду


домой.



И запах трав мне не вдохнуть


в истоме,


Не услыхать: кузнечики


звенят,


И, сквозь кусты, в окошке


в старом доме


Не увидать желанного огня.



Лишь только сон приносит


запах мяты,


И вновь поёт в источнике вода,


И сад шумит, как будто


нет расплаты


За все мои бездомные года.



В 1946 году, после отбытия срока, она возвращается к матери в Крым, в город Феодосию. В Крыму тогда начинался голод, жить было не на что, и буквально на её глазах мать поэтессы фактически умерла от голода. В 1948 году по всей стране начинается кампания повторных арестов выпущенных из лагерей бывших зэков, не стала исключением и Ануфриева.


К счастью, в лагерь она не попала, дело ограничилось ссылкой – сначала в Казахстан, в город Актюбинск, а позже в Красноярский край. Во время ссылки она восстанавливает свои старые стихи, пишет довольно много новых.







Пусть будет боль казаться


бесконечной,


И у креста замрёт, тоскуя, Мать,


С Всевышним связи сладостной


и вечной


Уже ничто не сможет разорвать…


Пусть облака уходят в путь далёкий,


Плывут, плывут… В сиянии лучей


Восходит день. Но грустен взгляд


глубокий,


Огромный мир вмещающих очей.



Задумчив Сын. А Мать не отрывает


Подолгу глаз от милого лица,


И знает всё и сердцем прозревает


Весь путь Его до самого конца.



Освобождение пришло в 1954 году. Как «минусница» и бывшая заключённая она не имела права жить в крупных городах, и выбрала из того, что предлагалось органами, город Владимир. Владимир, в частности, был избран потому, что там был Успенский собор.


Во Владимире она снимает комнату в доме, расположенном буквально в двух шагах от собора на улице Годова гора, и, будучи прекрасным художником, работает на фабрике игрушек, расписывая игрушки и получая за свою работу гроши.


Постоянно ходит в храм, среди прихожан появились у неё и немногочисленные друзья. Жизненные её обстоятельства складывались достаточно тяжело, последние годы жизни она сильно болела. В это время поддерживает и даёт силу жить вера в торжество Христа и Русского православия.







Не голос Твой. Не образ Твой. Не лик.


Нет даже бледной, мимолётной


тени…


И никогда не выразит язык


Таинственных Твоих прикосновений.



С Тобой плывут и тают облака,


Цветут сады, блестят на солнце


реки…


А без Тебя – бездонная тоска,


Тоска, неутолимая вовеки.



Начиная примерно с середины 1960-х годов, стихи она писать практически перестала. Умерла поэтесса в декабре 1990 года, похоронена на новом владимирском кладбище.


В 1994 года общество «Мемориал» помогло издать маленькую книжечку в серии «Поэты – узники Гулага», куда вошло 32 стихотворения, названную по строке одного из её стихотворений «Жизнь развернула новую страницу»


Вышло несколько её публикаций в газете «Литературная Россия», журналах «Грани», «Духовный собеседник», «Истина и жизнь», «Москва».


Поэт, однако, начинается с книги.


И вот, наконец, в этом году издательский дом «Коктебель» в серии «Образы былого» выпустил томик избранных стихотворений и фрагментов мемуарной прозы Наталии Ануфриевой «История одной души».


Удалось отреставрировать фотографии, большинство из которых уникальны.


Так что многие ценители русской поэзии откроют для себя очень большого поэта. Ещё одно имя из числа незаслуженно забытых имён.


Рано или поздно, вероятно, появятся и другие книги; в полном объёме будут напечатаны её очень сильные и глубокие мемуары о духовных поисках в условиях тоталитарного государства, и творчество Наталии Ануфриевой обязательно найдёт своего благодарного читателя, прежде всего того, для которого заповеди христианства не есть что-то книжное и далёкое, а есть Столп огненный, определяющий каждое мгновение нашей жизни и судьбы.

Ев­ге­ний Данилов

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.