О птичках

№ 2009 / 27, 23.02.2015

В нескольких статьях, опубликованных в «Лит.России», я позволил себе непростительную глупость – вскользь пройтись по творчеству популярной в Сети поэтессы – Верочки Полозковой, чем крайне обидел её многочисленных поклонников

В нескольких статьях, опубликованных в «Лит.России», я позволил себе непростительную глупость – вскользь пройтись по творчеству популярной в Сети поэтессы – Верочки Полозковой, чем крайне обидел её многочисленных поклонников и ещё более многочисленных (что не странно) поклонниц. В мой адрес посыпались обвинения и, не скрою, – угрозы. Фанаты забеспокоились моим душевным и даже физическим здоровьем. (Их эмоциональные и весьма амбициозные посты можно найти в журналах товарищей Тима Скоренко и Лёши Ефимова.) Чтобы унять их тревогу за моё тело и душу, закрою злополучную «тему Верочки» в своих работах, но вначале расставлю точки над «i». Поэтому о птичках…

Между нами-девочками

Чайка по имени Вера Полозкова выпустила пёрышки и научилась летать сравнительно недавно. Помахав птенческими плохо сформировавшимися крылышками над электронным морем Живого Журнала, прикинула и решила, что неплохо было бы взлететь повыше. Поднявшись на определённую высоту, Вера была замечена другими чайками, которые кружились у самой воды. «Вот это да! – удивились они. – Как это у неё получилось?» «Верочка, – решили чайки, – ты самая лучшая из всех чаек». Заметив их волнение и трепет, юная Вера Полозкова подумала, что, в общем-то, неплохо быть лучшей из чаек и что ей это даже нравится. Птенческие крылышки не позволили ей взлететь выше, к тому же это грозило тем, что она попросту пропадёт из виду. А ведь каждой чайке важно, чтобы её видели и замечали… Вот и продолжает маленькая чайка по имени Верочка Полозкова кружить на уже взятой убогой высоте, не имея сил и желания взлететь выше. И стишки пишет соответствующие:

высоко, высоко сиди, далеко гляди, лги себе о том, что ждёт тебя впереди…

На моём жёстком диске есть документ с произведениями Полозковой. Приведу несколько цитат из разных стихотворений, чтобы было понятно, о чём речь:

только и решишь обречённо – как же ты, чёрт, хорош как ты дышишь и говоришь, как самозабвенно врёшь ну чего уж, режь. Продолжу другим стишком: но даже если резать меня даже если выжать меня до последней моей ноты даже если гнать во всю дурь даже если ход продолбить, не жалея моей плоти, даже если мстить мне вот так даже если стиснуть меня так, что рёбра мои треснут, я же не найду ничего я же не смогу ничего тебе дать.

И закончу выдержкой из следующего произведения:

Этот путь тебе даст и Терна и Алычи Но чего не съел, того ногой не топчи Не бери с протянутой ветки незрелый плод Не проси у Сливы, чтоб падала прямо в рот.

Вера ПОЛОЗКОВА

Короче, за разнообразием форм, глубиной фабулы и смысла, оригинальностью стиля и мышления к Верочке Полозковой не обращаться! За одиозностью, банальщиной и подражательством приснопамятному Осе Бродскому (который, прошепчу, тоже не без греха) – всегда пожалуйста. Пусть даже это не самое последнее подражательство и в стихотворениях слышен свой собственный, успевший уже потускнеть от долгих застолий в московских пабах голос. Но о чём он говорит? И для кого? Всё та же вечная избитая тема женской поэзии – «между нами-девочками». Литературная кухня. Подсоленные вымышленной трагедией и пошловатой философией, модно перчён-ные восточными мотивами стихи. На сладкое – всегда пара кубиков этакой невинной нецензурщины. Пипл схавает! Из стихотворений Веры Полозковой можно, не прибегая к жёсткой редактуре, составить поэму, так они похожи. Одно без труда ложится на другое как технически, так и тематически. Нет, всё предельно ясно: когда поэт начинает работать на аудиторию (а не наоборот), он перестаёт быть художником и превращается в бизнесмена. А бизнесмены делают продукт. Хороший бизнесмен знает своего потребителя, знает его вкусы и предпочтения. Потребитель, в свою очередь, знает своего поставщика, доверяет ему и ждёт от него продукции определённого качества. Бизнесмен запускает конвейер, конвейер работает – всем хорошо. Вот и получаются не стихотворения, а сёстры-близнецы.

Интересное определение к произведениям Верочки подобрала её недавний кроткий и серьёзный критик Ксения Букша: «Принципиальных, драматических перемен (в стихах. – Курсив мой) я всё-таки не вижу. Интонация всё та же, я бы назвала её «усталый марш-бросок». Пусть это будет усталый марш-бросок, но тогда уж очень тусклый, бесцельный и весьма затянувшийся.

Читатель в колыбели

В то время как чайка по имени Вера Полозкова тешит своим унылым парением других чаек, над электронным морем кружат птицы куда крупнее. В силу взятой высоты они, может быть, менее заметны или даже совсем не видимы. Пожалуй, к таким птицам-невидимкам, делая скидку на финал во всеукраинской независимой литературной премии «Арт-Киммерик» и несколько бумажных публикаций, можно причислить молодую украинскую поэтессу Галину Гатилову-Янкову, скрывающуюся в Интернете под ником 427. Её стихи – редкая жемчужина, которую можно найти на сайте «Мир Вашего Творчества», изрядно попотев, перерывая ворох виртуального мусора. В них нет того жеманного претенциоза, постоянной погони за метафорой, неумелых и неуместных технических изворотов, выдаваемых нынешними графоманами за современную поэзию. Поэзия Гатиловой-Янковой – непринуждённый разговор матери с ребёнком, где, как во многих хороших стихах, блестящая техника, уступая красоте содержания, второстепенна и неприметна:

Кудри шёлковые, глазки бусинками, туфли лаковые, платье с трусиками. Раскрасавица моя, разрумяненная. Спросят доченьку: «Ты чья?» – скажет: «Мамина я!» Улыбнётся – расцветёт моя розочка, а уж прыгает, как резвая козочка. Ох уж солнце ты моё ненаглядное, до чего ж ты хороша-то нарядная! Златовласая моя погремушечка, хохотушечка моя – доча-душечка.

Настоящая радость всегда исполнена лёгкой ностальгии. А печаль, в свою очередь, зачастую сродни сожалению. Вечную тему детского сиротства Галина подносит читателю «устами младенца», что заставляет и грустно улыбнуться, и вздохнуть:

Ищем папу! …обычного роста, и неважно с какими глазами, просто чтобы он был у нас, просто чтоб любил он меня и маму.

Умения дергать читателя за невидимые струнки души Гатиловой-Янковой не занимать. Конечно, поэзия невозможна без трагедии. Постепенно, нота за нотой читатель входит в сложный мир, где «счастье – хрупкое, нестабильное, как молоденький голубь раненый», где «небо чёрной гуашью красится», где за неосторожной любовью следует неминуемая расплата. Между тем не всё так грустно – трагедия всегда уступит место тихой радости: «Посчастливилось жить В соловьином краю, На рассвете Их дивное пение слышать. Я, бывает, окно распахну И пою… И тихонечко, В такт Нам дождинки по крышам». Радость вновь сменится отчаянием: «Солнце тучами занавешено, Кто-то прячет его за пологом. Я – познавшая горечь женщина, Заплатившая слишком дорого». Отчаяние захлестнёт волна решительного оптимизма: «Я поеду и в город Хабаровск, И в забытую Старую Гать, В Уренгой, да и в сам Петропавловск, Лишь бы только тебя отыскать!»

Отдавая дань традиции, Галина открывает читателю новый или, скорее, напоминает о старом и забытом, добром, светлом мире, который был виден каждому из его колыбели. Как любящая, заботливая мать, Галина никогда не повысит голос, никогда не ударит, говоря о плохом – предупредит, говоря о хорошем – приласкает. Конечно, не всё так утопично – и в светлом мире Гатиловой-Янковой есть место боли. Но и боль здесь особенная – материнская. Так болит сердце матери, когда ребёнок растёт без отца: «Мне ведь много совсем не нужно И просить ничего не стану… Только папу!.. Чтоб жили Дружно, Чтоб любил он меня И маму…».

Стихи Гатиловой-Янковой можно сравнить с колыбельной или, следуя словам самой поэтессы, с трелью соловья:

Надышавшись туманной росой поутру, ты услышь: по садам разливаются трели. Это мы с соловьями на тихом ветру для тебя, мой родной, предрассветную пели.

Короче, для истосковавшихся по чистой поэзии и мечтающих получить немного тепла страничка Гатиловой-Янковой открыта в круглосуточном режиме. А если захочется чего-то другого – одно нажатие клавиши, и в вашем распоряжении великий, могучий, правдивый и свободный Русский Литературный Интернет.

Максим БУРДИН,
студент Литературного института,
финалист независимой литературной премии «Неформат»